Я не шевельнулся, глядя на нее сверху вниз. — Ты маленькая дурочка! Я же сказал — с тропы не сворачивай! Не ответив. Альта отвернулась и уставилась на огонь. На устах ее играла улыбка: почти незаметная, хитрая, точно она находилась в комнате одна. — Альта! Ты меня слышала? Мама взглянула на меня и нахмурилась. — А ты почему не остановил ее, Эмметт? Где была твоя голова? Если бы ров оказался глубже... — Все в порядке, мам, — отозвалась Альта. — Аюциан же меня спас, верно? — Да, хвала Всевышнему, но... Альта закашлялась. Мама вскочила и склонилась над ней. — Ах, моя милая. Дыши неглубоко и как можно медленнее. Вот так. Так-то лучше. — Принесешь мне попить? — Конечно. — Мама торопливо прошагала мимо меня, взглядом давая понять, что мне еще достанется. Когда она ушла, Альта отьсинулась на подушки и закрыла глаза. От кашля ее щеки раскраснелись. — Ну спасибо, Альта. Теперь они думают, что я во всем виноват. — Я вздохнул. — Серьезно, почему ты меня не послушала? Она открыла глаза. — Прости, Эм. — Да уж! — Но очень уж мне захотелось туда слазить. — Хоть бы смотрела, куда идешь. И что тебя вообще на лед понесло? Я же говорил... — Да знаю, знаю. — Она казалась рассеянной, точно в ушах ее играла музыка, слышная только ей. Склонив голову, сестрица обводила пальцем орнамент на одеяле. — Так вот... — Я не знал, что еще сказать. Наклонился, пытаясь разглядеть ее лицо. — Альта? — Я извинилась, Эмметт. — Она со вздохом взглянула на меня. — Оставь меня в покое, ладно. Эм? Я плохо себя чувствую. Кажется, простудилась. — И кто в этом виноват? — Почему ты не можешь со мной по-доброму? — Не успел я ответить, как она продолжила: — Дай мне отдохнуть, Эмметт. Я больше ничего сейчас не хочу. Я ведь могла умереть. — Именно! Вот об этом я и... — Тогда прекрати ко мне цепляться, ладно? Мне нужно время подумать. — Она повернулась на бок среди подушек, и теперь я видел только ее плечо и затылок. Ее коса расплелась. — Ладно. — Я зашагал к двери. — Хорошо. Отдохни и подумай о своем глупом поведении. — Никакое оно не глупое! Я просто решила, что он бросится меня спасать, и он так и сделал. — Погоди, — опешил я, — что? Она не ответила. В два шага я пересек комнату и очутился у кровати. Схватил ее за плечо и повернул к себе лицом, не церемонясь. — Ты это сделала нарочно? Чтобы он бросился тебя спасать? Она вырвалась из моих рук. — Эмметт! Тихо! Он же здесь, в доме! — Какая разница! Ты вышла на нетвердый лед, рассчитывая, что какой-то надменный хлыщ, которого ты видишь впервые в жизни, вытащит тебя из воды? Не рассчитывая даже, а надеясь, что это произойдет, ведь точно ты знать не могла? Как тебе ума хватило? А если бы ты умерла? А если... — Ш-ш-ш-ш... — прошептала она, встав на колени на кровати и вытаращив глаза. — Прошу, Эм, не надо. Я глубоко вздохнул. — Надеюсь, тебе приснится, что ты тонешь, — выпалил я, — и ты проснешься с криками, задыхаясь! Чтобы никогда — слышишь, никогда! — больше не думала так рисковать. Иначе я сам тебя прикончу. — Ничего ты не понимаешь. Просто завидуешь, ведь Пераннон Купер не стала бы ради тебя бросаться в замерзшую речку! Я поймал ее взгляд. Последовала пауза; хитрая улыбка снова заиграла на ее губах, неслышная мне таинственная музыка вновь зазвучала в ее голове. Покрутив пальцем у виска, я подошел к окну, отодвинул штору и вьнлянул во двор. Было темно, не видно не зги, но В хлеву беспокойно мычали коровы. Альта их^ само собой; не подоила. Над скатом крыши молотильни холодно мерцали звезды. Когда я успокоился и смог говорить ровно^ я сказал ей: — Не волнуйся. Я ничего не скажу маме с папой; — опустил штору и направился к двери. — ЭмметТ; куда ты? Я вышел и закрыл дверь, не дослушав ее. Мне было на что злиться; нити моего гнева скрутились в плотный узел, и пришлось упереться ладонями в стену чтобы немного успокоиться. Перед глазами мелькали картины: Альта выходит на лед и проваливается; Дарне проносится мимо меня, полы его темного плаща развеваются. Даже сейчас, стоя в теплом свете лампы, заливающем ступени и слушая, как мама роется в шкафу с одеялами в конце коридора, я чувствовал холод, видел каменные стены и красное небо с рваными краями облаков. Я моргнул, отгоняя видение. На стене напротив панно, вышитое нашей двоюродной бабушкой Фрейей, напутствовало: «Прекрасна Дщерь Невинная в Скромности своей». Мама окликнула меня поверх стоики одеял. — Что ты здесь делаешь? Оставил Альту без присмотра? — С ней все в порядке. — Громко топая, я спустился вниз по лестнице и зашел на кухню, но на пороге замер как вкопанный. У плиты стоял Дарне и рассеянно разглядывал одну из картинок на стене. Я сглотнул, вытаращившись на него и поразившись нахлынувшей ярости. Глядя на него, я мог думать только об Альте, провалившейся под лед, о том, как мои ноги скользили по льду, когда я пытался бежать ней. А ведь это он во всем виноват. И как он бросился к ней — машинально, не думая, словно имел на нее право... Она могла бы умереть... Он оглянулся, а когда увидел меня, изменился в лице так стремительно, что я даже не успел заметить, какое выражение было у него раньше. Стараясь сдержать гневные нотки в голосе, я спросил: — Почему ты все еще здесь? — Твой отец пошел искать мне плащ. Моя одежда промокла. — На тебе моя рубашка. — Ее дала мне твоя мать. Рубашка твоего отца была бы мне по колено. Я продолжал таращиться на него. Дарне пожал плечами и повернулся к плите. Он оказался еще более худым, чем я думал: моя рубашка висела на нем мешком, воротник болтался, и я видел его верхние позвонки. Он смущенно переступил с ноги на ногу, точно почувствовав на себе мой взгляд. — Вижу, ты и штаны мои надел. Он снова обернулся. На щеках расцвели едва заметные красные пятна, но взгляд его был спокойным и ровным. — Их тоже дала твоя мать. Сказала, что ты не будешь против. Но я вижу, ты хочешь, чтобы я их снял. — Еще чего. — Нет, если ты против... — Он начал стягивать рубашку через голову. Над поясом брюк под белой кожей мелькнула выпирающая тазовая косточка. — Прекрати! — Я инстинктивно отвернулся. — Это абсурд. — Спасибо. — Послышался шорох ткани. — Не беспокойся, я верну твою одежду при первом же случае. Наконец я решил, что можно взглянуть на него снова. Его волосы намокли и взъерошились, а румянец расползся по щекам, словно их намазали помадой. Моя рубашка на нем выглядела совсем поношенной: она протерлась и просвечивала на ребрах, а на плече, там, где Альта неумело ее залатала, топорщился шов. Что есть то есть: на Дарне рубашка смотрелась, как карнавальный костюм. Я сделал медленный вдох. — Спасибо, что спас мою сестру... — На здоровье. — ...но тебе пора идти. — Твой отец пошел мне за плащом. — Ты должен уйти. Сейчас. Он взглянул на меня, моргнул и нахмурился, а затем отвел глаза и потеребил обтрепавшуюся манжету. Я ждал, когда он двинется к двери, но он не шевелился и катал растрепавшиеся нити между большим и указательным пальцем. — Ты, кажется, не рад, что я привез домой твою сестру. — Как я уже сказал, спасибо тебе за это. Он покачал головой. — Мне не нужна благодарность. — Тогда что тебе нужно? — Ничего! Это я и пытаюсь тебе объяснить. Я просто довез ее до дома. И дело не в том, что Альта... — хотел было добавить он. — Что — Альта? — Я попытался не думать о том, какой она была всего пару минут назад: как сияли ее глаза, как она раскраснелась и улыбалась про себя — улыбалась тому, что этот человек ее спас. — Ну... — Он заколебался, потом склонил набок голову, и глаза его хитро блеснули. — Я не заметил, чтобы она сопротивлялась. Он смеялся над ней. Я бросился на него. Дарне зашатался, попятился и ударился о стену, а я прижал его горло согнутой рукой. Его глаза расширились, он попытался вырваться, хватая воздух ртом, но я навалился всем весом. — Зачем ты... — попытался сказать он и закашлялся. — Не смей так говорить о ней! — Наши лица были на расстоянии ладони друг от друга — так близко, что я чувствовал на своих губах его дыхание. — Она еще ребенок, понял? Глупый ребенок. — Я не говорил... — Я вижу, какого ты мнения о ней! — Да отпусти ты меня!