— Вот и он, — с воодушевлением представил подчинённого вставший позади стула Яжловецки. — Собислав Беляк возглавляет столичную экспозитуру уже семь лет. Убивал террористов, ловил агентов. Благодаря ему Варсавия спит спокойно. — Вы преувеличиваете мои достижения, пан гетман, — ответил полковник. Станишевский сцепил подушечки пальцев, продолжая изучать Беляка ястребиным взглядом. — Кажется, лично нам общаться не приходилось? — Никак нет, пан великий гетман. Клеменс откинул стан на спинку кресла. Его суровое лицо оставалось непоколебимым. — Вы хорошо знаете историю, полковник? — Пан Станишевский? — Собислав вопросительно посмотрел на старца в камзоле. — Предпочитаю её творить. — Достойный ответ, — похвалил великий гетман. — Современники не ценят историю, но я черпаю в ней силу. Сотни лет наша страна выживала между колонизаторами с запада и варварами с востока. Мы копили опыт, а хитрость спасала нас в годы смуты. Теперь, когда человечество довело себя до истребления, мы восстали над пеплом. Запада нет, мы — запад. Взяли лучшее, что те не успели потерять, вернули наши исконные земли. Но варвары… — Станишевский вытянул в сторону указательный палец. — Варвары с востока остались. Нас разделяет Пепелище, но пока Региональная Федерация и её Управление Временного правительства продолжают существовать, покоя мы не дождёмся. Мне достоверно известно, что агент УВП Гамбит находится в столице и до сих пор не пойман. Кажется, такие, как он, называют себя эмиссарами. — Позвольте, — встрял Собислав. — Мы связали Гамбиту руки. Наши сотрудники несколько лет кряду вылавливают агентуру врага, а жандармерия расправляется с бунтарями. Даже если Гамбит активизируется, то этим он лишь выдаст себя. Поймать его будет несложно. — Уж поверь: действовать он начнёт, — послышался бас гетмана Яжловецки. — Мы ждём в гости атамана Единой Директории. Хочет нанести визит нашему президенту. — Симион Бесский будет здесь? — удивился Собислав. — Именно, — сухо подтвердил Клеменс. — Он давно нервирует Федерацию. Выездом Бесского из Единой Республики они воспользуются. Мой агент в УВП под криптонимом «Четвёртый» это подтверждает. — Считаете, они захотят убить Бесского? В Варсавии? — Наш президент отделался мирным пактом с УВП, но они готовы пойти на конфликт. К тому же, мы имеем проблему в лице их министра безопасности Алексея Нехлюдова. — Нехлюдов нас ненавидит — это правда. Но почему именно сейчас? — Мы убили его сына! — с довольным смешком ответил Антоний. — Собрали отряд снайперов, провели через Пепелище и заслали в Федерацию. Они нашли резиденцию Нехлюдова и прикончили его сынка. К сожалению, сам министр дома появиться не удосужился. Да, Нехлюдов раскрыл нашу группу и порешил всех, но дело сделано: он разозлён, начнёт плодить ошибки. Жаль, его дочурку Катеньку тоже не нашли. Её смерть была бы реальной победой. Собислав потёр подбородок, осмысливая услышанное. Он начинал понимать, чего от него хотели руководители Дефензивы. — У этих грязных собак эмиссаров даже имён нет — одни клички. Пся крев, — выругался Станишевский. — Двести лет назад наш земляк создал первую достойную спецслужбу, и теперь его идейные потомки хотят нас уничтожить. Нехлюдов не успокоится, пока не утопит Республику в крови, а Симион Бесский станет первой жертвой. Поэтому вы здесь, пан Беляк. Активируйте свои контакты, сделайте всё возможное, но принесите мне голову Гамбита до приезда атамана единых. — Вас понял, пан великий гетман, — кивнул Собислав. — Кажется, я знаю, с чего начинать. Но… агентура УВП редко сдаётся живьём. — Если понадобится, пусть умрут, но найдите мне их. Иначе мы все станем пеплом истории. II. Утро, где-то в Варсавии Четвёртая Республика появилась на карте мира в тот момент, когда почти все государства горели в пламени неизбежных перемен. Рушились режимы, стирались границы, процветал геноцид — всё это было где-то там, за пределами страны, привыкшей рассчитывать на одну себя. Пока Старый свет сражался с фанатиками всемирного Халифата в своих же городах, а Региональная Федерация на востоке, обеспокоенная горными басмачами-сепаратистами, неожиданно обнаружила, что её ресурсы истощены, вывезены и распроданы за бесценок, Четвёртая Республика начала экспансию. Она забрала все земли, что некогда принадлежали Первой, и даже превзошла её. Сложные времена требовали сильной политической воли, но поднявшиеся на дуновении мировой войны элиты лоббировали лишь свои интересы, напрочь игнорируя чужие. Системе нужна была реформа, и она не заставила себя ждать. Золотая вольность, царившая в этом регионе в далёком шестнадцатом веке, прошла путь преображения и возродилась под именем Бравой Вольности. Элиты объединялись Сеймом, представлять который во власти было поручено маршалу, и избирали президента. Среди аристократов недовольных обычно не оставалось. Средний же класс вместе с бедняками и маргиналами политических прав лишились окончательно. Режим Бравой Вольности встал в один исторический ряд с вольностью золотой в той же мере, что и с санационным режимом, и настолько привязался к государству, что всю страну часто называли этим именем. Столица Бравой Вольности — Варсавия — была классическим примером города, не забывшего истоков. Веками её разрушали и отстраивали вновь. Здесь жители сохраняли чистоту и порядок, кипела торговля, сходились политические силы. Она жила в ею же заданном ритме, где соседствовали немыслимо быстрые процессы мироустройства и неторопливая будничная действительность. Ровные ряды пешеходов, редкие автомобили на плохом бензине и сеть трамваев — все они двигались будто по расписанию в строго установленном порядке. Варсавия не поощряла анархии. Здесь каждый знал своё исконное место. Столица в марте пасмурна и угрюма, изредка освещаема тонкими лучами солнца, не приносящими тепла. Белый утренний свет лился в закрытые окна квартирного дома, выходящего фасадом к узкой дороге. Та соединялась с главной улицей, где были проложены трамвайные пути. За исключением некоторых бензиновых фургонов, это был единственный вид общественного транспорта. Впрочем, горожане всё еще могли позволить себе личные автомобили, но с каждым годом топливо становилось недоступнее. Старые остовы — достижения инженерной мысли минувшего двадцать первого века — пополняли ряды ржавых, бесполезных машин за чертой города или у обочин спальных районов. Несомненно, Варсавия была одним из самых развитых очагов угасающей цивилизации. Здесь даже осталось электричество: оно работало на трамвайных линиях, в зданиях правительственных и правоохранительных служб. Для жилых домов его подключали к шести часам вечера. Круглосуточно шла вода. Бравая Вольность старалась обеспечивать граждан удобствами даже в условиях нехватки ресурсов, вытягивая всё необходимое из близлежащих территорий. И, что характерно для любого государства, столица испытывала нужду меньше всего. Квартира Собислава Беляка была пожалована ему Дефензивой. Просторная, не в пример конуре в штабе, трёхкомнатная, заставленная массивной деревянной мебелью, какую не производили уже лет тридцать. И одинокая. Хозяину не хватало времени на обустройство: постоянные выезды на «мероприятия» и ночёвки в кабинете не потворствовали радостям уютного быта. Полковник, уже одетый в офисные брюки и рубашку, сидел за придвинутым к подоконнику столиком и дочитывал в утреннем свете корреспонденцию, принесённую курьером около часа назад. Отложив кипу желтоватых листов, он посмотрел в окно. Светловолосый парень в сером костюме уже стоял у дверей подъезда. Готовый к выходу Беляк натянул поверх рубашки кобуру с пистолетом, надел пиджак, не застёгивая, а вслед за ним длинный коричневый плащ. Довершила образ непримечательного гражданина шляпа с короткими полями. Закрыв дверь на ключ и спустившись по тёмной лестнице, Собислав выбрался на прохладный утренний воздух. Четырехэтажный дом тянулся во всю улицу, и через узкую дорогу на него глядел такой же обезличенный брат-близнец. Подпоручик Янус Корсак стоял у дверей подъезда, опёршись о стену. — Значит, живёте здесь? — Хороший район, спокойный, — отозвался Беляк. — А ты? — По другую сторону реки, — усмехнулся Корсак. Собислав жестом приказал подчинённому следовать к началу переулка. Вокруг было тихо и безжизненно. — Я хотел поговорить. Ты в подразделении около недели, но я до сих пор плохо тебя знаю. — Понимаю, пан полковник. Вы не обязаны мне доверять. Беляк кивнул. — Расскажи о жандармерии. Какие дела вёл? — Отдел политического сыска, как вам известно, — с ноткой оправдания ответил Янус. — Местами нравилось. Как-то мы брали старуху, которая прилюдно кляла режим Вольности. Президент Новак тогда отменил пенсии. Мы арестовали ее, предвидя, что она умрет в наших застенках. Просто не выдержит. И знаете, что я почувствовал? — Корсак уверенно посмотрел на полковника. — Ничего. Режим превыше всего. Нация превыше всего. А нация должна быть здоровой. — Никакой жалости? — без интереса спросил Собислав. — Не имею права жалеть пешек. Как иначе побеждать? Они медленно подходили к выходу из проулка. На широкой улице сновали рядами горожане в закрытых плащах, костюмах и полупальто, тарахтели редкие автомобили, а где-то вдалеке стучал колёсами о шпалы забитый людьми трамвай. — Жандармерия груба и глупа, — констатировал Беляк. — Её улов — человек из народа, которому однажды не повезло. Дефензива работает иначе. — Он обвёл рукой крыши домов на противоположной стороне улицы. — Мы в центре Бравой Вольности, если не с географической точки зрения, то с политической точно. Столица особенно важна для вражеской агентуры, поэтому мы глушим все чужие волны. Не даём противнику координировать подполье на нашей территории. Другие страны делают то же самое. Агентура идёт на ухищрения, пытается наладить новые способы проникновения и связи. Наша экспозитура — столичная — существует для того, чтобы эти попытки пресекать. Остановить инфильтрацию. Собислав замолчал, ожидая, когда промчится по центру улицы очередной трамвай. Грохот стальных колёс на мгновение заглушил размеренную жизнь Варсавии. — За прошлый год я поймал пятнадцать агентов иностранных разведок. Среди них четверо со Старого света, троих потом расстреляли. Ещё двое из Единой Директории. — Их… тоже? — скептически спросил Корсак. — Конечно, нет. Вышвырнули обратно. — Полковник сплюнул. — Целыми и невредимыми. Знаешь, откуда были остальные девять? — Управление Временного правительства, — моментально догадался Янус. — Именно. УВП работает по нам активнее всего. И будь это просто шпионы… Настоящую угрозу несут эмиссары. Как думаешь, чем отличается обычный агент от эмиссара? — Если честно, в жандармерии мы не сталкивались с эмиссарами. — Иначе бы мы сейчас не разговаривали, — усмехнулся Собислав с высоты служебного опыта. — Рядовой шпион из нелегальной разведки — это грязная вошь, которая старается не выдавать себя. Он, как трусливая крыса, как таракан, хватает крохи, пока никто не видит, и прячется при любом шорохе. Но эмиссары — не-е-ет. Они наглым образом поворачивают нашу политику в русло, выгодное УВП, и делают это настолько виртуозно, что их никто не заподозрит. В этом сложность нашей работы: отличить просто идиота на посту от виртуоза-эмиссара. — И вы их ловили? — Да, нашел одного в Главном штабе, был бригадным генералом. Рисовал единым планы наступления, по которым их активно жгли в котлах. Второй находился на нелегальном положении, проталкивал в войска консервы с бактерией язвы. Причём через такую длинную цепь посредников, что мы долго не могли его отследить. Они уроды, но к счастью, их очень мало. — Вы так считаете? — Чисто логически, — предположил Беляк, — подготовка спецов такого уровня должна быть долгой и затратной. Человека необходимо вытащить из нужного социума, возможно, даже из другого государства. Но, признаться, я просто надеюсь. Тем временем из-за поворота на перекрёстке стремительно вылетел квадратный чёрный внедорожник. Автомобиль марки Honker, коих осталось много в вооружённых силах, был модифицирован для городских условий: все стёкла, включая дверные, зарешёчены, передний бампер и радиатор усилены толстой арматурой, на крыше установлен ряд мощных прожекторов. В такой комплектации машины состояли на службе президентской стражи, жандармерии и всех отделов Дефензивы. В случае уличных волнений миниатюрный броневик должен был беспрепятственно пробивать любые заграждения, пересекать народные массы и при необходимости держать оборону. Строгие квадратные грани, донельзя примитивные круглые фары — Honker отличался минимализмом, в котором читалось служение прикладным задачам. Что до начинки, на улицах Варсавии не было машины мощнее него. Внедорожник завернул на полосу, по которую стояли Беляк с Корсаком, замедлил скорость и притормозил. С передних сидений тут же выбрались два человека в одинаковых плащах и шляпах, схожих с одеждой Собислава. Мужчина с пассажирского кресла был мощного, широкого телосложения и двухметрового роста. Его левая ладонь скрывалась под полой плаща, придерживая ремень складного автомата. Правую же руку мужчина сжал в кулак: настолько крупный и квадратный, что рука невольно напоминала кувалду. Водитель был ниже и худее, отличался проглядывающими на лице морщинами, острым взглядом и светлыми волосами, выступающими из-под шляпы. Пусть и ненамного, но возрастом он превосходил даже Собислава. И если крупный стрелок определённо был для Януса земляком, то в шофёре подпоручик разглядел выходца из Старого света. — Сотрудники столичной экспозитуры, — представил подчинённых полковник Беляк и первым делом указал на автоматчика: — Лех Млотек, бывший оперативник «Грома», воевал в Пепелище против мятежников, конфедератов, временщиков и мародёров. Жёсткий рукопашник, умелый стрелок. Млотек коротко кивнул в ответ, а Собислав перевёл ладонь на второго и продолжил: — Рихард Нойман. Бывший разведчик Абверштелле, перевербован мной год назад. — Четвёртый агент? — осторожно предположил Янус. — Мир тесен, — сухо отозвался Рихард, — особенно в нашей работе. — И, переведя взгляд на полковника, отрапортовал: — Вы были правы, герр Беляк: бакалейщик приехал утром. Собислав кротко, но злорадно ухмыльнулся и кивнул на машину. Рихард вернулся за руль, Беляк занял переднее пассажирское кресло, Янус и Млотек расположились на заднем. Салон броневика нельзя назвать комфортным, но он был достаточно широким, чтобы четверо мужчин бойцовского телосложения не теснили друг друга. Honker с рёвом сдвинулся с места и заколесил по центральной улице Варсавии. — Бакалейщик! — воскликнул полковник Беляк, перекрикивая рёв двигателя. — У Дефензивы на заметке есть ряд лиц, за которыми ведется негласное наблюдение. Поначалу мы не имеем явных доказательств, но однажды они совершают ошибку. И тогда мы их берём. — На чём прокололся он? — Бакалейщик выбирался за границу, в Лемберг. Контрразведка единых не особо умна, поэтому их земли кишат резидентурами временщиков. К счастью, у нас там тоже есть плацувки. Агенты одной из них проследили его до конспиративной квартиры. Факт контакта с противником доказан. — Почему сейчас? — обратился низким голосом Лех Млотек, поглядывая в окно дверцы. Машину начало трясти, и Собислав повременил с ответом, дожидаясь, пока они проедут неровный участок. — Потому что Гамбит должен получить инструкции к приезду Бесского, — бросил полковник, — а наша задача — окончательно его поймать. Коротко улыбнулся за рулём Нойман, Млотек насмешливо фыркнул и отвёл взгляд от окна. — Это бесполезно. Мы искали его пять лет.