Он заглянул им в глаза, одному за другим, поражаясь и бесконечно радуясь их верности. Он знал, что недостоин её, ведь из-за него пострадал Нолан, но понимал, что никакие возражения их не остановят. Поэтому он скрепя сердце кивнул. – Спасибо, – сказал он. – Мы его найдём. – Ещё как, – жарко отозвалась Ариана. А когда Малкольм наконец выбрался из толпы недовольных студентов, они подошли к нему – все вместе. Практически час нескончаемых споров ушёл на то, чтобы Малкольм разрешил друзьям Саймона остаться, хотя выбора у него не было. Только Джему было куда идти, и он поклялся приковать себя к Саймону, если Малкольм попытается отправить его в Атлантиду. ПРИЮТ постепенно пустел. Саймон тоже собирал вещи. Он жил в школе лишь с сентября, но всё равно ощутил укол ностальгии, пока вытаскивал книги из шкафа и складывал одежду. Он не знал, вернётся ли сюда, но надеялся, что рано или поздно ПРИЮТ снова откроют. Помимо него, у него не было дома, и он не мог даже представить, что покидает его навсегда. Закончив со сборами, Саймон опустился на колени у стола и потянулся за Осколком, который вчера спрятал. Пальцы скользнули по потайной полке, но ничего не нащупали. Нахмурившись, он обернулся мышкой и забрался в тайник. Который был пуст. Его охватил ужас; превратившись в человека, он бросился в угол комнаты, отбросил ковёр и приподнял шаткую половицу. Осколок Царства Рептилий тоже пропал. Перевалившись через кровать, Саймон рывком распахнул ящик комода и вытащил двойное дно. Тетрадь матери лежала на месте – а вот Осколка из Подводного Царства нигде не было. Их украли. Но… как? В январе Селеста перевернула его комнату вверх тормашками, но не нашла ящик с двойным дном. Откуда она про него узнала? И кто сказал ей про остальные… Из лёгких словно выбили весь воздух, и Саймон задохнулся. Нет. Нет! Он бросился в комнату Нолана, на полу которой до сих пор валялись обломки шкафа. Нырнув в тоннель, он превратился в мышь и понёсся к выходу, где снова обернулся человеком. Зоопарк уже открылся, и между вольерами бродили посетители, не побоявшиеся ветреного весеннего дня. Но Саймон петлял между ними и думал только об одном. Статуя волка гордо возвышалась над могилой дяди Дэррила, залитая дневным светом. Подбежав к ней, Саймон рухнул на колени и отодвинул камень, под которым мама прятала открытки. Он думал, что Нолан не видел, где именно он ищет послания, но, видимо, ошибался, потому что под камнем лежал неровный, вырванный откуда-то листок. Дрожащими руками Саймон развернул записку. Прости, Саймон. У меня не было выбора. У Селесты есть информация, которая нам нужна, и она хочет спасти маму и остановить Ориона, пока не слишком поздно. Знаю, ты ей не веришь, зато ей верю я. Я буду осторожен, обещаю. Позаботься о дяде Малкольме. Передай ему, что у меня всё в порядке. Саймон, сдерживая тошноту, смотрел на знакомый почерк, а перед глазами мелькали события последней недели. То, как Нолан увидел записку Селесты. То, как Нолан то и дело сбегал в лес в Мичигане. То, как Нолан бросил Ариану, прекрасно понимая, что она останется без защиты. То, как Нолан защищал Селесту и твердил, что его падение – просто случайность, а она не хотела причинить ему зла. Саймон прислонился к статуе, тяжело дыша и не замечая заинтересованных взглядов прохожих. Лишь сейчас он понял, что утром не учуял Селесту. Только Нолана. А потерялся след, потому что у статуи брат превратился в птицу и улетел. Нолана не похитили. Он сбежал по собственной воле, бросив Саймона и направившись прямо в лапы Селесты. И Осколки он забрал с собой.