Во время этого разговора, который велся тихим голосом, на иностранном языке, Грамотей, глядя на Тома и Сару, обратился к Сычихе: — Этот долговязый выложил сто су Людоедке. Скоро полночь; на улице дождь, ветер; когда они выйдут, мы последуем за ними; я оглушу долговязого и отберу у него деньги. Он с женщиной и не посмеет кричать. — А если малышка позовет ночной дозор, у меня в карма не есть пузырек серной кислоты, который я тут же разобью о ее физиономию: детей надо поить, чтобы не орали. Помолчав, Сычиха продолжала: — Послушай, чертушка. Стоит нам найти Воровку, и мы возьмем ее нахрапом. Я натру ей морду серной кислотой, после чего она перестанет гордиться своей хорошенькой рожицей. — Знаешь, Сыхича, я кончу тем, что женюсь на тебе, — сказал Грамотей. — Нет женщины, равной тебе по хитрости и мужеству... В ночь, когда мы имели дело с торговцем скотом, я оценил тебя. Решено и подписано: ты — моя жена, которая будет работать со мной лучше любого мужчины. Подумав, Сара сказала Тому, указывая на Поножовщика: — А что, если нам порасспросить этого человека? Быть может, мы узнаем, что привело сюда Родольфа. — Попробуем, — согласился Том и, обратившись к Поножовщику, сказал: — Мы должны были встретиться в этом кабаке с одним из наших друзей; говорят, он обедал с вами; вы, очевидно, знакомы с ним, приятель, не знаете ли вы, куда он ушел? — Я знаком с ним только потому, что он отдубасил меня два часа назад, защищая Певунью. — А до этого вы никогда его не видели? — Никогда... Мы случайно встретились в проходе дома, где живет Краснорукий. — Хозяюшка, еще одну бутылку вина, да самого лучшего, — сказал Том. Они с Сарой едва пригубили вино, зато мамаша Наседка выпила несколько стаканов, видимо, чтобы оказать честь своему винному погребку. — И подайте, пожалуйста, бутылку на стол этого господина, если он согласится распить ее с нами, — добавил Том. Тем временем Грамотей с Сычихой продолжали обсуждать шепотом свои зловещие планы. Как только бутылка была принесена, Сара и Том подсели к Поножовщику, удивленному и польщенному таким вниманием; к ним присоединилась и Людоедка, посчитавшая излишним новое приглашение. Разговор возобновился. — Вы говорили, любезный, что встретились с Родольфом в доме, где живет Краснорукий? — сказал Том, чокаясь с Поножовщиком. — А как же, любезный, — ответит тот- и мигом опорожнил свой стакан. — Какое странное прозвище. Краснорукий! Что он представляет собой, этот Краснорукий? — Он промышляет варой, — небрежно обронил Поножовщик и прибавил: — Ну и знатное у вас вино, мамаша Наседка! — Потому-то, приятель, ваш стакан и не должен пустовать, — заметил Том, снова наливая вина Поножовщику. — За ваше здоровье, — сказал Поножовщик, — и за здоровье вашего дружка, который... Довольно, молчок. Будь моя тетя мужчиной, она приходилась бы мне дядей, как говорится в пословице. Ну, да чего там... Я-то понимаю, что подразумеваю... Сара заметно покраснела. Том продолжал: — Я не совсем понял, что вы сказали о Красноруком. Очевидно, Родольф выходил от него? — Я вам сказал, что Краснорукий промышляет варой. Томас с удивлением посмотрел на Поножовщика. — Что значит — промышляет варой, Как вы сказали?.. — Промышлять варой? Ну, ясное дело, заниматься контрабандой. Значит, вы не знаете музыки[55]. — Я ничего не понимаю, милейший. — Я вам сказал: значит, вы не говорите на арго, как господин Родольф. — На арго? — повторил Том, с изумлением смотря на Сару. — Какие же вы телепни[56]! Зато друг Родольф — замечательный малый, и хоть он мастер по веерам, а даже меня заткнет за пояс своим арго... Ну ладно, раз вы не знаете этого прекрасного языка, я скажу по-французски, что Краснорукий контрабандист. Я говорю это запросто, не желая ему зла... Он и сам не скрывает этого и даже похваляется своей контрабандой под носом у таможенников; но пусть они только попробуют найти и зацапать его товар... не тут-то было: Краснорукий — хитрюга. — Но зачем Родольф ходил к этому человеку? — спросила Сара. — Ей-богу, сударь... или сударыня, как вам будет угодно, я ничего об этом не знаю. Это так же верно, как и то, что я пью с вами это винцо. Сегодня вечером я хотел поколотить Певунью, я был не прав: она хорошая девушка; она бежит от меня в проход дома Краснорукого, я преследую ее... Там было темным-темно, и, вместо того чтобы схватить Певунью, я натыкаюсь на господина Родольфа... который всыпал мне по первое число... О да... Особенно хороши были последние удары... Дьявольщина! Как они были отработаны! Он пообещал показать мне этот прием. — А что, в сущности, за человек этот Краснорукий? — спросил Том. — Чем он торгует? — Краснорукий-то? — Как вам сказать... Он продает все, что запрещено продавать, и делает все, что запрещено делать. Вот его позиция. Правильно я говорю, мамаша Наседка? — О да, он малый не промах, — подтвердила Людоедка. — И ловко же морочит таможенников, — продолжал Поножовщик. — Они раз двадцать делали обыск в его загородной хибаре, но так ничего и не нашли; а между тем он часто выносит оттуда целые тюки. — У него все шито-крыто, — сказала Людоедка, — говорят, будто у Краснорукого имеется тайник, который сообщается с колодцем и ведет в катакомбы. — Но тайника этого никто не отыскал. Чтобы вывести Краснорукого на чистую воду, — следовало бы разрушить его хибару, — сказал Поножовщик. — А под каким номером значится дом, где живет в городе Краснорукий? — Под номером тринадцать, Бобовая улица; Краснорукий — торговец, продает и покупает все, что пожелаете... Это известно во всей округе, — пояснил Поножовщик. — Я запишу этот адрес в блокноте; если мы не отыщем Родольфа, я попытаюсь справиться о нем у господина Краснорукого, — сказал Том. И он записал название улицы и номер дома контрабандиста. — Вы вполне можете гордиться своей дружбой с господином Родольфом: это надежный товарищ и славный малый... Кабы не угольщик, он отдубасил бы за милую душу Грамотея, вон того, что сидит там, в углу, с Сычихой... Дьявольщина! Меня так и подмывает стереть в порошок эту старую ведьму, как подумаю, что она проделывала с Певуньей... Но терпение...- как говорится, удар кулаком всегда при мне. — Родольф вас побил. Вы должны его ненавидеть! — Чтобы я ненавидел такого смелого, щедрого человека! Этого еще не хватало! И впрямь, я и сам не понимаю, почему так получилось... Взять хотя бы Грамотея, он тоже побил меня, и я только бы порадовался, если бы его придушили... Господин Родольф побил меня гораздо крепче... и вот какая штука: я желаю ему добра. Ради него я готов в огонь и воду, а ведь познакомились мы с ним только сегодня вечером. — Вы сказали это, потому что мы его друзья. — Нет, дьявольщина, нет, клянусь честью!.. В его пользу говорят те удары, что он нанес мне под конец... А он, прямо как ребенок, даже не гордится ими. Ничего не скажешь, он мастер, законченный мастер... И кроме того, он говорит тебе такие слова... такие вещи, от которых сердце переворачивается; и, наконец, когда он смотрит на тебя... у него что-то такое есть в глазах... Видите ли, я был пехотинцем... С таким начальником мы пошли бы на приступ неба. Том и Сара молча переглянулись. — Неужели эта поразительная власть над людьми будет всегда и повсюду сопутствовать ему? — с горечью молвила Сара. — Да... До тех пор, пока мы не наложим заклятия на его чары, — заметил Том. — Да, что бы ни случилось, это надо, надо сделать, — проговорила Сара и провела рукою по лбу, словно отгоняя какое-то тягостное воспоминание. Часы на ратуше пробили полночь. Кенкет таверны распространял теперь лишь сумеречный свет. За исключением Поножовщика, двух его сотрапезников, Грамотея и Сычихи, все посетители понемногу разошлись. Грамотей шепотом сказал жене: — Мы спрячемся с тобой в доме напротив; увидим, когда наши сударики выйдут на улицу, и последуем за ними. Если они повернут влево, мы подождем их в закоулке на улице Святого Элигия, если они повернут вправо, мы подождем их у разрушенного дома, того, что неподалеку от лавчонки, торгующей требухой. Там есть большая яма... Я кое-что придумал. И Грамотей направился к двери вместе с Сычихой. — Вы ничего не закажете нынче вечером? — спросила у них Людоедка. — Нет, мамаша Наседка... Мы зашли только обогреться, — сказал Грамотей и вышел из кабака вместе с Сычихой. Глава VII. КОШЕЛЕК ИЛИ ЖИЗНЬ Шум захлопнувшейся двери вывел Тома и Сару из задумчивости, и они поблагодарили Поножовщика за сообщенные им сведения; последний внушал им меньше доверия с тех пор, как он грубо, но искренне выразил свое восхищение Родольфом. После ухода Поножовщика ветер еще усилился, а дождь полил как из ведра. Грамотей и Сычиха, прятавшиеся на противоположной стороне улицы, увидели, что Поножовщик свернул в сторону разрушенного дома. Вскоре его отяжелевшие шаги — следствие частых возлияний этого вечера — заглохли среди завывания ветра и шума дождя, хлеставшего по стенам домов. Том и Сара покинули кабак, невзирая на погоду, и отправились в сторону, противоположную той, которую избрал Поножовщик. — Они у нас на крючке[57], — тихо сказал Грамотей. — Готовь пузырек с серной кислотой; внимание! — Давай снимем обувь, чтобы они не услыхали наших шагов.