Аркадий Бур, постаревший, осунувшийся сидел перед верстаком с каким-то чертежом в руках. Он поднял на Киру тусклый взгляд: – Вы за Олежкой? Он уже ушел. Кира долго смотрела на него. Ни обаяния, ни света не осталось в этом несчастном изможденном человеке. Он излучал тепло лишь до тех пор, пока подпитывался от своего дела, как батарея от солнца. – Я не за Олежкой, – тихо сказала она наконец. – Я за вами. – Сережа, что происходит? Маша, бледная от качки и переживаний, уселась на кровать. – А пес его знает, – в сердцах бросил Бабкин. – Ерунда какая-то. Утром Бур, вечером Зеленский… – Бур? Режиссер? Пришлось рассказать все как есть. – Может, это просто глупая шутка, – закончил Бабкин. – Только что-то ни черта не смешно. Маша потерла лоб. – Толкнули в спину… А Зеленского топили… – Не утопили же. – Так вырвался! Сергей скептически хмыкнул. – Маш, ну кто так топит? За ногу – и под воду тянуть. Ихтиандр, что ли? Даст ему утопленник один раз пяткой в челюсть, и всплывет Ихтиандр кверху жабрами. Маша наклонилась к иллюминатору. За стеклом подпрыгивали волны, словно стараясь дотянуться до нее, голубые тени бегали по потолку каюты. Она представила, как плывет в безмятежной тишине… И вдруг – рывок! Барахтаешься, ничего не понимая, вода заливает нос и уши, тебя охватывает паника… Паника! Она быстро обернулась к мужу: – Надо спросить, нет ли у Зеленского проблем с сердцем! – Спрашивал уже, – сразу ответил Сергей. – Нет. Маша от досады щелкнула языком. Ах, какая была версия! Она все объясняла. Нет нужды топить человека по-настоящему, если можно его просто испугать. – Главное – зачем? – поинтересовался Бабкин. – Наследство? Может, мальчик сказочно богат. – Тогда спроси меня, расписаны ли они с подругой официально. – Ясно: не расписаны, – вздохнула Маша. – Вот именно. Если мужа убивать из-за наследства, то любовника – зачем? – А вдруг завещание? – Про завещание не узнавал, – признался Сергей. – Но уверен, что мальчишка двадцати двух лет о нем и не думал. Он потянул со стола разлинованную тетрадь и принялся быстро набрасывать схему расположения купающихся. – У меня было предположение, что Зеленского перепутали с режиссером. Яна с мужем не видели, как нас распределили по бухтам. – Они остались первыми! – вспомнила Маша. – Да. Но спутать Бура и мальчишку… Сомнительно! Оба помолчали. – С одной стороны, просматривается обычное хулиганство, – задумчиво сказала наконец Маша. – Вполне в духе Яны Руденко. – Я тоже об этом подумал. – С другой стороны, чем-то от этих историй отдает… – она поморщилась. – Нехулиганистым. Опасным! Режиссер ведь мог перевалиться за борт, а Стефан – запросто захлебнуться от испуга. И кому это выгодно, многоуважаемый детектив? Бабкин покачал головой. – Я бы задавался другим вопросом. Собственно, почему «бы»? Я им и задаюсь. – Каким? – «Кто следующий?» Маша не успела спросить, что он имеет в виду – в дверь постучали. На пороге стоял Стефан. «Курточка мятая, брюки куцые, а все равно выглядит как переодетый японский принц», – невольно отметила Маша. Принц был бледен, но тверд духом. – Я хотел поблагодарить вас, – сказал он. – Мне неловко, что я не сделал этого сразу. – За что благодарить-то… – пробурчал Бабкин. – Вы мне очень помогли, – возразил Стефан. – Я… Я ужасно струсил, если уж начистоту. – Не струсили, а испугались, – поправила Маша. – Какая разница? – Из-за трусости человека страдают другие, из-за испуга – только он сам. Стефан смотрел непонимающе, и Маша расшифровала: – Если вам нужно было охранять границу, а вы испугались волка и удрали – это трусость. Потому что придет враг, а на заставе никого. А если вы просто встретили волка в лесу и сбежали, роняя тапочки, то это обычный испуг. Зеленский улыбнулся – в первый раз за все время. – Вы меня утешаете. И за это тоже спасибо. Бабкин поднялся, уступая ему свое место: – Да ты садись. Садись, кому говорят! С большими церемониями и заверениями в том, что он ни в коем случае не хотел бы навязываться, принц сел на край кровати. Спину он держал прямо, как ученица балетной школы. Сергей, перебравшийся к Маше, незаметно сложил пополам свой чертеж и спрятал в карман. – Стефан, послушай… У тебя есть какие-то предположения о том, кто это мог сделать? – Я уже всю голову сломал, – чистосердечно признался парень. – В конце концов решил, что это Яна или Владимир. У нас с ними не очень хорошая история сегодня вышла… – Наслышан уже. – Я, конечно, придурок. Не надо было вестись на подначки. Захотел красиво мечом помахать, вот и домахался. – А где, кстати, ты научился? – оживился Бабкин. – Есть какие-то курсы для начинающих эльфов? Я тоже туда хочу. Стефан рассмеялся. – Да какие курсы! Началось вообще с дурацкого. Мне в детстве не дали роль в постановке «Трех мушкетеров». Сказали, что я фехтовать не умею, а мушкетеры только и делают, что дерутся. Сейчас-то я понимаю, что раскосый Атос никому не сдался! А тогда поверил, конечно. Решил, что назло всем научусь фехтовать, и записался в секцию. – И выяснилось, что у тебя талант, – ухмыльнулся Бабкин. – Выяснилось, что я китайский дуболом, – поправил Стефан. – Это меня так тренер называл. Я ему сто раз говорил: не китайский, а японский, и то на четверть! А ему однофигственно. Маша даже привстала от возмущения. – Он тебя дразнил?!