Хулия окинула его изумленным взглядом. Неужто кто-то ухитрился завоевать его сердце? К своему неудовольствию, она ощутила укол ревности. Килиан повернулся к брату и потрепал его по спине. – Братишка, – поддел он, – похоже, закончились твои бурные ночи! Теперь настал черед Хакобо краснеть. – Мы пока что еще не знакомы близко, – пожал он плечами. – Я сейчас здесь, а она – там… Хулия вздохнула. Этой Кармен придется приложить немало усилий, чтобы превратить его в семейного человека. Килиан устремил взгляд к горизонту. Он понял, что девушка значит для брата больше, чем он стремился показать, а значит, его дни в Гвинее подходят к концу. Внезапно его накрыла волна сожаления. У брата полно недостатков, но он ничего не скрывал, а сам он вынужден прятать любовь к Бисиле. Открыть тайну брату? Он не был уверен, что Хакобо правильно его поймет. Скорее всего решит, что он сбрендил. Да так оно и было – он сошел с ума. Хулия вызвалась сходить за напитками, и братья остались вдвоем, Хакобо помрачнел. – Что-то случилось дома? – спросил Килиан. – Да, с Каталиной. Она серьезно больна. Килиан почувствовал в горле комок. Хакобо кашлянул. – Я… я с ней попрощался. Я привез письмо от мамы. Она просит тебя вернуться и побыть с ними. – Но сейчас горячая страда! – слабо возразил Килиан. Ему было жать, что он это сказал. Сердце не хотело расставаться с Бисилой, но сестра есть сестра. Каталине выпала нелегкая доля: слабое тело и угасающее после смерти ребенка сознание. Он не видел матери и сестры уже три года. Бисила его поймет. – Съездить домой – вообще неплохая идея, Килиан. – Брат зажег сигарету. – Грядут перемены. Ходят слухи о строительстве горнолыжного курорта рядом с Пасолобино. Понимаешь, о чем я? – Глаза его сверкнули. – Наша земля будет стоить кучу денег, а сейчас не стоит ни черта! Мы могли бы улучшить свою жизнь, работая на строительстве курорта, или же открыть собственное дело. Наша богом забытая деревушка станет туристической достопримечательностью! Килиан внимательно слушал, а Хакобо продолжал: – Несколько опытных инвесторов уже посетили наши края. Они говорят, что снег – белое золото для нас… Килиан застыл. Его сестра умирает, его разлучают с любимой, а брат беззаботно болтает о будущем? Будущее не волновало Килиана, он и думать о нем не хотел. Он хотел, чтобы ничего не менялся, а его мир сузился до объятий Бисилы. Ему этого достаточно. – Килиан… – позвал Хакобо. – Да, прости, задумался… Да, надо съездить домой. Домой. Он все реже и реже думал о Пасолобино, как о своем доме. – Скоро мы все уедем отсюда навсегда, Килиан, – Хакобо покачал головой со смешанным чувством недовольства и облегчения. – В Гвинее нет будущего. Вернулась Хулия с напитками, и пока Хакобо повернулся, чтобы приветствовать знакомую, Килиан произнес: – Знаешь, Хулия, ты была права. Мы стареем. Спустя несколько недель Бисила попросила Симона привести Килиана в больницу. Когда тот пришел, она показала ему рисунок квадратного колокольчика с несколькими язычками. – Это елёбо, – пояснила она. – Он защищает от злых духов. Можно я попрошу Симона сделать тебе такой знак, чтобы защитить тебя в пути? Где-нибудь в незаметном месте. Например, на левой подмышке? Килиану понравилась идея. Защитит или нет, но елёбо будет напоминать о Бисиле. Подмышкой, рядом с сердцем… он сможет прикоснуться к нему, когда захочет. – Придется потерпеть, будет немного больно, – предупредил Симон. – Рисунок маленький, но сложный. Так что закройте глаза и глубоко вдохните… – Ничего, я выдержу. Килиан не стал закрывать глаза – он смотрел на Бисилу. Когда он в последний раз уезжал в Пасолобино, она родила сына от Моей… Ему хотелось, чтобы Бисила поверила в его скорое возвращение. Он даже не вздрогнул, когда Симон наносил скальпелем контур рисунка, а потом прикладывал горящие пальмовые угли, чтобы прижечь кожу. Огромные глаза Бисилы излучали покой, и он почти не чувствовал боли. – Что ж, масса, – Симон закончил работу, собрал инструменты и улыбнулся, – теперь вы тоже немножко буби. Бисила нанесла на рану мазью и прошептала: – Мой воин буби! Вечером Килиан метался по комнате и сходил с ума. Бисила не пришла. Он посмотрел на часы. Они даже попрощаться не успели! Наконец, совершенно расстроенный, он лег в кровать, но вскоре тихий стук заставил его подскочить. По легким шагам он узнал Бисилу. Она пробралась в комнату и заперла дверь. Килиан вскрикнул от радости, но она велела ему замолчать и закрыть глаза. Он слышал, как на пол упала одежда, как раздались какие-то непонятные мелодичные звуки, и только потом Бисила разрешила посмотреть. Килиан открыл глаза и задохнулся от удивления: обнаженное тело его любимой все было в ниточках тийбё. Ракушечные подвески поблескивали на груди и бедрах, спускались по стройным ногам. На голове у нее были павлиньи перьям, закрепленные деревянной шпилькой. Она подала ему знак встать и раздела в полном молчании. Затем набрала в миску воды, высыпала в нее порошок и приготовила рыжую пасту; этой пастой она начала покрывать все тело Килиана, от стоп поднимаясь все выше и выше. Килиан млел под нежными пальцами. Он припомнил день, когда вслух пожелал, чтобы она называла его своим ботуку, и кажется, этот день настал. Он хотел обнять ее, но Бисила отрицательно покачала головой и продолжила пытку вожделением, разрисовывая живот и грудь. Затем она сполоснула руки, взяла синий и желтый порошки, вновь смешала с водой и получившейся пастой разрисовывала лицо. Закончив, взяла руки Килиана в свои. – Я по древней традиции оделась как невеста буби, – произнесла она тихо, – а тебя разрисовала, как воина. Килиан был рад наконец-то услышать ее голос, но промолчал. – Ты уже знаешь, что у нас есть два вида союзов, – продолжала Бисила. – Один зовется рибала реётё — выкуп девственности. Это законный брак, и именно такой соединил меня и Моей. Другой зовется рибала ре риале, и это союз по любви. Он не официальный, но такой брак соединяет нас. – Она подняла взгляд на Килиана. – У нас тут нет священника, но, думаю, это и не важно… Килиан сжал ее руки. – Я буду говорить первой, – сказала Бисила, – и прошу тебя не смеяться. Клянусь, что я не забуду о своих обязанностях, буду обрабатывать поля мужа, буду готовить пальмовое масло и буду тебе верной хотя бы сердцем. Она закрыла глаза и повторила обещание на буби. – Теперь моя очередь, – произнес Килиан. – Что я должен сказать? – Пообещай не оставлять свою жену. И неважно, сколько других жен у тебя еще будет. Килиан улыбнулся. – Обещаю, что никогда не забуду свою жену, хотя бы в сердце. И – будь что будет. Они скрепили обещания долгим поцелуем. – Нужно еще что-то сделать, прежде чем мы разделим супружеское ложе? – спросил Килиан, многозначительно сверкнув глазами. Бисила рассмеялась, запрокинув голову. – Мы скажем «аминь», кто-нибудь позвонит в елёбо и споет… – У меня теперь есть елёбо, – сообщил он, поднял руку и осторожно погладил татуировку. – На всю жизнь. Мы всегда будем вместе, Бисила. Это я тебе обещаю, моя маурана муемуе. Глава 17 Семя зла 1965 год Время для Бисилы тянулось медленно. Шли недели, потом месяцы, а Килиан не возвращался. Новостей друг о друге не приходило, переписка была риском. За тысячи километров от нее Килиан писал письма почти ежедневно, но ни одного не отправил: он читал их самому себе, представляя, чем она сейчас занимается. Сердце его было далеко. Жизнь в Пасолобино без Бисилы была пустой. А Бисила почти каждый день приходила к дому, в котором жили испанцы, касалась рукой перил, ставила ногу на ступеньку, сдерживая порыв ворваться в его комнату, чтобы узнать, не вернулся ли он. Она вслушивалась в голоса, пытаясь различить глубокий тембр Килиана, но напрасно. Завершился сбор урожая какао. На острове властвовала изнуряющая жара, а Пиренеи сковал холод, северный ветер перекатывал снежную поземку, будто струйки песка в ледяной пустыне. В Сампаке рабочие на плантации готовили землю к посадкам, обрезали деревья, ремонтировали дорогу. В Пасолобино Килиан был заперт в четырех стенах. Снег валил и валил, а когда прекращался – завывал ветер. Невозможно чем-то заняться. Он проводил долгие часы у камина, слушая бесконечные вздохи матери, заходил к Каталине, которая уже не вставала с постели (сестра пожелала умереть в доме, где появилась на свет, и ее поселили в комнате, где она жила раньше), успокаивал зятя, которого едва знал, изредка беседовал с соседями о том, что принесет деревне будущий горнолыжный курорт. Сидя у огня, он все время думал о Бисиле. Ее тело создано для зноя. Окажись его маурана муемуе здесь, она умрет от холода! Каталину похоронили морозным днем на исходе февраля. Холод ускорил церемонию. Спешка, с которой все происходило – начиная от заколачивания простого деревянного гроба до прощания у могилы, – воскресили в душе Килиана чувство, что и ему надо спешить. Надо скорее возвращаться на Фернандо-По, но требовалось побыть с матерью, чтобы утешить ее в горе. О Господи, сколько еще это будет продолжаться? В конце апреля остров накрыли дожди. Бисила много времени проводила в больнице: дождь всегда увеличивал число заболевших. Она вышла немного проветрить голову. Не было смысла обманывать себя: ноги всегда несли в одном направлении. Когда она приблизилась к дому европейцев, был уже поздний вечер. Надежды пробуждать не хотелось, но она ничего не могла поделать с собой. Прошло уже пять месяцев, с тех пор как она не виделась с ним, не слышала его голос, не ощущала его прикосновений. Она как бы невзначай спросила у отца, нет ли новостей о Килиане, может, масса Хакобо говорил что-то? – и так узнала о смерти их сестры и решении Килиана задержаться в Пасолобино. Но сколько еще ждать? Она опасалась, что чем дольше Килиан будет вдали от острова, тем больше шансов, что он решит прожить свою жизнь вдали от нее. Иной раз ее настигало чувство, что все было только сном. Не она первая и не она последняя влюбляется в иностранца! Но Килиан дал слово! Он пообещал, что они всегда будут вместе. Оставалось поверить, потому что он был ее истинным мужем, а не Моей, с которым все тяжелее было исполнять супружеский долг. Моей был телом, которое лежало с ней в одной постели, а Килиан – хозяином ее сердца и души.