– Не распаляйся! Она взглянула на Кларенс, издала резкий, гортанный звук, и направилась к ней. Подняла руку и провела линию от лба до подбородка девушки, не касаясь лица. Кларенс испуганно попятилась, и Инико потянул к ее дверям. – Постой! – пробубнила Мама Сад беззубым ртом. – Я тебя не обижу. Девушка остановилась; толстуха, не спуская с нее взгляда, бормотала что-то невнятное, наконец покачала головой. – И? – спросила Кларенс, набравшись смелости. – Ты мне кое-кого напомнила. – Да? И кого? – Она уже пожалела, что проявила интерес. Не может быть, чтобы единственным человеком, кто запомнил ее отца, была бывшая проститутка, похожая на ведьму! – Ты ведь испанка? Кларенс кивнула. – Из семьи бывших колонистов? Снова кивок, менее уверенный. – А откуда именно? С юга или с севера? – Из Мадрида, – солгала девушка. Ей стало душно, и она вцепилась в руку Инико. – Возможно, вы меня с кем-то перепутали. Простите, мне пора. Мулат бросил на нее злобный взгляд. – Еще один вопрос! – крикнула женщина. – Как зовут твоего отца? – Но он умер несколько лет назад… – Скажи мне, как его звали! – Альберто, – снова соврала Кларенс. Мир перед глазами начал расплываться, она была на грани обморока. – Его звали Альберто. Женщина поджала губы. Она еще несколько секунд изучала девушку, потом наклонила голову, снова приобрела надменный вид и махнула рукой в поисках руки сына. Инико нахмурился, скрестив руки на груди. – Где остальные? – спросила девушка. – Ушли вперед. – Спасибо, что подождал. – Мне не в тягость. Оба не двигались с места. – Если я правильно понял… – произнес Инико, потирая переносицу. – Ты не из Пасолобино, твоего отца зовут не Хакобо, и он к тому же еще и мертв. Кто ты такая? Шпионка? – Полные губы дрогнули в улыбке. Ага, самый храбрый в мире шпион! Как только она узнает что-то, что ей не по душе, подступает паника. – Ты сам посоветовал быть осторожнее. Они вышли на улицу; среди всплесков облаков ярко светила луна. – Знаешь, Инико, здесь красивая луна, но у нас в горах она совершенно особенная, – сказала девушка. – Так Пасолобино существует? Ну, от сердца отлегло!.. Кларенс расхохоталась. Значит, у Инико все-таки есть чувство юмора? С ума сойти! – Почему ты меня дождался, а не Лаа? – спросила она, хотя на языке вертелся другой вопрос: «Как это Мелания упустила тебя из виду?» – Могу тебе кое-что предложить, – заявил парень. – Не хочешь два-три дня покататься по острову в моей компании? Для Кларенс это было неожиданностью. Но она подумала: Урека. Нельзя упускать такую возможность! Все прочие дела она почти забросила. Солгала коллегам из университета, что страшно занята сбором информации. «Сбор информации» сводился к обычной болтовне с приятелями своих новых знакомых, иногда записываемой на диктофон. Ни одного Фернандо среди них не было, да и детские воспоминания о колониальном периоде никак не были связаны с Сампакой. И уж если на то пошло, иногда она сталкивалась с теми, кто не желал отвечать на вопросы белой женщины. Урека могла стать ключом к разгадке, и если Инико отвезет ее туда, она будет ему благодарна. Они с Лаа сидели на террасе отеля «Баия», откуда открывался чудесный вид на бухту. В тот день Лаа приехал чуть раньше, до появления Инико. Но что ему сказать? – Кажется, – как бы между делом произнес Лаа, помешивая ложечкой кофе, – ты понравилась моему брату. А такого непросто добиться. – Он облегчил ей задачу. Кларенс залилась краской. – Странно, что вы такие разные… – Я всегда говорил, что Инико поспешил родиться. Между нами шесть лет разницы, но эти шесть лет изменили историю острова. Он еще застал закон, когда все подростки старше пятнадцати должны были работать на плантациях, а нигерийских рабочих с острова выгнали. – Лаа внезапно смутился, осознав, как внимательно она его слушает. – Наверное, Инико тебе это уже рассказывал? Инико и в самом деле рассказывал ей о последних десятилетиях истории Гвинеи. Получив в 1968 году независимость, на одиннадцать лет страна попала в зависимость от диктатора Масиаса. Это были черные времена. Не выходили газеты, закрывались больницы и школы, католицизм попал под запрет, все испанские названия были затерты и изменены, производство какао – основная статья экономики, – остановилось. Беспричинные репрессии коснулись всех – и буби, и нигерийцев, и фанг, и ндове с островов Корсике и Элобей, и амбос с Аннобона, и криос. Кларенс также узнала, что Инико вдовец, что у него двое детей, десяти и четырнадцати лет, и что дети живут с родителями матери, но особо он об этом не распространялся. – Да, – кивнула она. – Хотелось бы узнать больше, но… Некоторое время они молча пили кофе. – А как твои родители смогли заплатить за твою учебу в Штатах? Ведь это очень дорого… Лаа пожал плечами. – Мама всегда была бережливой. И еще она хваткая – умела добывать гранты и стипендии. Инико и она делали все, чтобы я смог продолжить обучение. – А твой отец? – рискнула спросить девушка. – Что с ним случилось? – Ты хочешь спросить – ваши отцы? – усмехнулся он. – Отец Инико умер, когда тот был ребенком, а я своего и не знал. Мама никогда о нем не рассказывала. Кларенс стало стыдно за свое любопытство. Она пробормотала: «Извини», но Лаа махнул рукой. – Не извиняйся. Здесь это обычная история. Набравшись смелости, она решила задать еще один вопрос: – Скажи, а в какие передряги попал Инико, когда был моложе? – Когда был моложе… да и потом тоже!.. – Лаа огляделся, а потом произнес, понизив голос: – Слышала про «Черный пляж»? Кларенс помотала головой, заинтригованная. – Это одна из печально известных в Африке тюрем, здесь, в Малабо. Там очень плохо обходятся с заключенными. Инико там сидел. – Но как он оказался в тюрьме? – расширила глаза девушка. – Потому что он – буби. – Но… как такое возможно?! – Когда Гвинея стала независимой, у власти оказались в основном представители народа фанг. Пять лет назад в Лубе, которую вы знаете под названием Сан-Карлос, кое-что произошло. Неизвестные в масках убили четверых рабочих, власти обвинили в этом группу, выступающую за независимость острова. В результате против буби поднялся настоящий террор. Ужасные вещи здесь творились… – Лаа умолк. – Я… – пролепетала Кларенс, – я не помню, чтобы об этом писали… Лаа усмехнулся. – Неудивительно, у нас же нет иностранных журналистов. Тогда схватили многих, в том числе и моего брата. Мне повезло: я был в Калифорнии, и мама взяла с меня слово, что ноги моей не будет на острове, пока страсти не улягутся. – А Инико?.. – Он просидел здесь в тюрьме два года. Брат никогда об этом не рассказывал, но я знаю, что его пытали. Затем Инико и остальных переправили в «Эвинайонг», тюрьму на континенте, в Мбини, который вы называете Рио-Муни. Там практиковали рабский труд. Одному из заключенных шел восемьдесят второй год, представляешь? – Лаа глубоко вздохнул. – Между островной и континентальной частью Гвинеи – триста морских миль, и разделение не только географическое. Буби в Муни – чужаки. Их отправили туда, чтобы сделать заточение еще более ужасным… – Нов чем их обвиняли? – Во всем: в измене, заговорах, терроризме, незаконном хранении взрывчатки, контрабанде оружия, нападении на бойцов национальной гвардии, призывах к отделению… Невероятно, да? К счастью, два года назад несколько человек помиловали, в том числе Инико. То есть не помиловали – это условно-досрочное освобождение, но брат хотя бы выбрался из этой адской дыры. Так же как и Мелания. Там они, кстати, и познакомились. Кларенс онемела. И такие вещи творятся в двадцать первом веке?.. Теперь она поняла, почему ее друзья так разволновалась, когда арестовали белую женщину, иностранку. Бедный Инико! К горлу подкатил комок.