– Сосульки, бррр!.. – И рассмеялась. Горло у Питера сжалось, подбородок стал каменный. Он крепко зажмурился, чтобы не выпустить слёзы. – Я устал, – сказал он. – Пойду распакую спальники. Он встал и повернулся уходить, но Джейд, вскочив, ухватила его за руку. – Прости. Я что-то не то сказала… Питер провёл ладонью по лицу. – Просто дым. Ничего плохого ты не говорила. Я устал, вот и всё. Много сегодня шли. – Конечно. Но всё равно прости. Ты такой серьёзный мальчик… Наверное, я хотела услышать, как ты смеёшься. Да, правда, ложись, надо же выспаться. И Питер спасся бегством. Он умылся, а потом расстелил свой спальник по другую сторону кострища – выбрал ровный плоский камень, покрытый лишайником. Он вынул из рюкзака коробку с отцовским пеплом. Аккуратно поставил её в капюшон спальника, обернул свитером. Потом заполз в спальник, улёгся спиной к мерцающим углям и застегнул молнию до самого верха. 21 От пруда до реки было недалеко, но, пока Пакс с дочерью добирались, уже совсем рассвело. Несколько раз она пыталась идти сама, однако почти сразу падала и лежала на боку, растерянно моргая. Пакс её поднимал. Сначала она сопротивлялась, потом смирилась – позволила отцу себя нести, но, если он переходил на бег или даже лёгкую трусцу, начинала поскуливать, поэтому они шли медленно. Он осторожно опустил дочь в ямку между гладкими корнями над рекой и теперь следил, как она озирается и принюхивается на новом месте. В воздухе пахло мхом, папоротником и остывшим костром – Питер с двумя другими людьми ушёл не меньше часа назад. В сосновой кроне бранились синицы, не поделив прошлогоднюю шишку, на берегу короеды копошились в стволе мёртвого вяза, в каменистом русле тихо плескалась вода. Река, объяснил он. Вода течёт сильно. Мы должны оставаться с краю, где неглубоко. Зная любопытство своей дочери, он ждал, что она сейчас пустится исследовать берег, и приготовился бдеть. Но лиска опустила голову на лапы и уснула. Её дыхание замедлилось. И вдруг её глаза опять широко распахнулись и она, пошатываясь, поднялась на ноги. Запах людей, подтвердил Пакс. Они ушли. Можно исследовать. Река? Но дочь отказалась. Снова легла, свернулась в ямке между корнями. Пакс проверил воздух и, убедившись, что хищников поблизости нет, отошёл узнать всё, что возможно, о своём мальчике, который чуть больше часа назад был ещё здесь. Он узнал, что Питер здоров. Он путешествует с двумя другими людьми, женщиной и мужчиной, и между ними нет агрессии. Они следуют за рекой: пришли с севера, ушли на юг. Пока они стояли здесь, его мальчик ел у костра – Пакс уловил запах мяса и поджаренных белых комочков. Отыскал три прутика с содранной корой, с остатками белого сладкого на облепленных муравьями кончиках. Потом осмотрел камень, где Питер спал. Его мальчик удачно выбрал место: хороший обзор реки, сухое ровное каменное ложе и никаких насекомых, кроме самых безобидных. Пакс опустил нос к камню и вдохнул запах мальчика, которого он любил. Он бросил взгляд на дочь, и ему нестерпимо захотелось научить её тем важным вещам, которые он знал сам. Он разбудил её. Следуй за мной. Лиска послушно поднялась, но шла какой-то совсем странной виляющей походкой. Тогда Пакс понёс её; она не вырывалась. Но как только он опустил её на каменное ложе с пятнами лишайника, она отпрыгнула. Её ушки тревожно прижались к голове, шерсть на загривке встала. Пакс позвал. Она не хотела возвращаться. Он взял её и снова посадил на то же место. Человек! Она скатилась с камня, отползла подальше. Люди, опасно. Да. Многие из них опасны. Дочь не приближалась, села поодаль. Не все? Пакс подождал, пока она это примет: маленькая лиска упряма, как и её мать. Наконец он почувствовал, что она успокаивается. Он обнюхал камень с лишайником. Этот – нет. Мой мальчик. Её острые ушки вопросительно замерли. Пакс лёг. Иди сюда. Лиска осторожно подползла, устроилась под его широким белым воротником. Пакс положил лапу ей на плечо. Когда я был даже меньше тебя, мне было очень плохо. Я не помнил, мне нечего было помнить. Я только знал. Человек, мальчик, взял меня из моего дома. Её глаза расширились. Мать-отец разрешили? Мать-отец умерли. Мальчик принёс меня в свой дом. Он кормил меня. Он согревал меня своей кожей. Мальчик был мать-отец? Пакс подумал. Да, согласился он, мать-отец. Потом друг. Он говорил со мной только мягким голосом. Его руки держали меня надёжно, но никогда не сжимали больно. Когда я звал, он приходил. Я мог ему доверять. Дочь молчала. То, что объяснял ей отец о людях, не сходилось с тем, чему учила мать. Пакс это понимал. Она ткнулась носом в камень и втянула в себя запах Питера. Как узнать, что у них на уме? По их лицам, запахам, голосам, позам. Как у лис? Да, как у лис. Но люди иногда поступают фальшиво. Как понять, кому из них можно доверять? Пакс подумал. Наблюдай за ними внимательно, долго. Ты увидишь. 22 Сэмюэл вытянул самую короткую соломинку и, продираясь сквозь кусты, отправился искать притоки – ручьи с родниками. Питеру и Джейд достались пробы воды и донных отложений на реке – на её спокойном, мшистом, мерцающем зеленью участке. Выбравшись из воды, Джейд передала склянку Питеру, прислонилась спиной к дереву у полевого стола и стала смотреть на воду. – Эти вот сто ярдов реки, наверное, лучшие в мире. Питер, подписывая склянку, улыбнулся. – Сэмюэл говорит, ты после каждой излучины это повторяешь. Говорит: «Вот ведь любит человек речки!» Джейд кивнула. – Я и правда их люблю. Но эту – особенно. Нет, я понимаю, бывают реки и пошире. Эта местами всего с десяток футов в ширину. Ещё бы чуточку у́же – и её бы перевели в ручьи. Речка-невеличка, зато решительности у неё хоть отбавляй. – Решительности? Это как? – Она всегда бежит, огибает любые препятствия. Ничто её не остановит. Будто знает: застоишься – превратишься в болото. Питер поставил склянку и посмотрел на реку по-новому, с интересом. Ему нравилось слушать Джейд. – И к тому же эта река особенная. Понимаешь, она моя. – Твоя? – У меня бабушка с дедушкой жили на этой реке. Ниже по течению, миль шестьдесят отсюда. То есть они и сейчас там живут, в крошечной деревушке. Там не было военных действий и у всех есть колодцы, так что никто оттуда не уехал. В детстве я всегда проводила у них лето. У меня была своя лодка, и я знала каждую заводь, каждую бобровую запруду, каждое лебединое гнездо на этой реке. Вот почему она моя.