– Ты нравишься моей собаке. Это редкое качество. Ей даже Теми не особо по душе. Я не нашла ответа. Да и не думаю, что он был нужен. Ида перевела взгляд на океан, поджала ноги и достала из кармана пачку сигарет. – Будешь? Подумав, что отказываться из вежливости было бы огромной глупостью, я кивнула. Она подкурила, а затем протянула мне зажигалку и сигарету. Ладонь Иды была ледяной. Затянувшись дымом и испытав облегчение, я решилась на нескромный вопрос: – Тебе разве не холодно? Она хмыкнула и провела ладонью по лысой голове. – А тебе что, так необходимо лезть не в своё дело? Я скривила губы: – А мне показалось, что у нас есть шанс на нормальный разговор. – Не люблю общение, – холодно сказала Ида, – и не особо умею поддерживать беседу. – Да, это видно, – съязвила я, – но разве тебе не хочется поближе узнать человека, живущего с тобой под одной крышей? Вот мне, например, очень хочется. – Не особо, но, раз уж такое дело, разрешаю один вопрос. Я чуть больше повернулась к Иде и повторила: – Что насчёт холода? Она хохотнула. – Любой, кроме этого. Я тяжело вздохнула, стряхнула пепел и посмотрела в сторону восхода. Небо розовело ещё сильнее. Что ж, подобный ответ был весьма красноречив и ещё больше усилил догадки. – Ладно. Что значит твой треугольник на виске? Ида бросила на меня быстрый удивлённый взгляд, прикоснулась пальцами к своей татуировке и опустила глаза: – А ты умеешь спросить то, на что отвечать совсем не хочется, – она перевела взгляд на небо и чуть тише сказала: – грани этого треугольника – мои дети. Час от часу не легче. Я еле сдержалась, чтобы не ахнуть. – Дети?.. – Ага, – кивнула Ида, – дети. Я прикусила губу, боясь спросить лишнего, но всего через несколько секунд не сдержалась: – И где они? Но она лишь цокнула и отчеканила: – Вопрос ведь был только один. Я закатила глаза: – И мне жаль его так потратить. – Они мертвы, – всё же ответила Ида, а у меня, готова поспорить, почти остановилось сердце. В ту же минуту я действительно пожалела, что спросила такое. Трое погибших детей?.. Но ведь Аделаиде всего двадцать восемь. Она потушила сигарету и сразу же достала следующую. – Ещё хочешь? Я сегодня удивительно добра. Но мне не хотелось. Я не могла скрыть эмоций и глядела на Иду взглядом, полным непонимания и сочувствия. Она это заметила. – Да брось. Мне не нужна жалость. Мои сыновья-тройняшки родились мёртвыми. Я свыклась с этим. Поэтому не смотри на меня щенячьим взглядом, для этого есть Булка. Я потёрла переносицу и на секунду закрыла глаза, пытаясь представить, как вообще можно от такого оправиться. – Ну, а твои что означают? – спросила Ида, кивнув на руки. – Ничего, – ухмыльнулась я, решив тоже быть честной, – только то, что мне было шестнадцать, меня выгнал из дома родной отец, а любимый парень сгорел в пожаре. Бунтовала, как могла. Ида ничего не ответила. Мы посидели в тишине ещё минут двадцать, а затем отправились домой. Больше называть Иду странной язык не поворачивался. Кажется, и хозяйка моего нынешнего пристанища тоже чуточку прониклась ко мне, потому что на день оставила целых пять сигарет. К обеду приехала Темза. Ворвалась в дом, как и обычно, словно ураган. Ида закрыла магазин на перерыв и вернулась встретить сестру. Теми чмокнула ту в щёку, и Аделаида скривилась. Я тихонько хохотнула. – У меня не так много времени, – затараторила журналистка, затем тяжело вздохнула и посмотрела на меня, – вижу, тебе уже лучше. – Гораздо, – ответила я. – Тогда к новостям, – Теми достала из небольшой сумки свёрнутый в трубку планшет и тряхнула его. Гаджет развернулся, и журналистка стала что-то быстро набирать. – У нас опять неприятности? Темза шумно выдохнула, заправила непослушную каштановую прядь за ухо и протянула мне планшет. Ида тут же оказалась рядом и заглянула через плечо в написанное. – Что?! – возмущённо воскликнула я. – Что за чушь? «Весь цивилизованный мир потрясла ужасная новость. Юнона Сафи, девушка из бедного района Джаро, оказалась жестокой убийцей. В течение последних месяцев общественность потрясали новости о пропаже детей. К огромному несчастью, чуда не случилось. Юнона Сафи похищала их, а затем с особой жестокостью убивала». Меня словно под дых ударили. Как будто я снова оказалась рядом с Аноре, и он заставлял меня подписать признание в убийстве сестры. – Но у них нет доказательств! – в сердцах воскликнула я. – А кому они нужны? – равнодушно заметила Ида. – Добро пожаловать в наш мир. Им плевать на доказательства, на тебя, на меня и на этих детей. Главное – убедительная версия. А люди все съедят. Я продолжила читать: «Сама же преступница сбежала в лес, где и застрелилась. Видимо, даже такие отъявленные негодяи имеют толику совести». – Эй, тут даже фотка есть, – прошептала я, глядя на фото какого-то тела, замазанного для цензуры. «В Джаро объявлен недельный траур. Просим вас уважать и почтить убитых соблюдением тишины и не устраивать торжеств». Мне перехватило дыхание от злости и бессилия. Я рухнула на диван и спрятала лицо руками. – Мрази! – констатировала Темза. – Позор журналистики! – А я вообще не удивлена, – пробормотала Ида, – и, по-моему, такое положение дел даже нам на руку. – Это чем же? – вспыхнула я. – Что вообще тут может быть хорошего? Что если детей действительно убили? – Я так не думаю, – вмешалась Теми, – они так стараются убедить нас в их смерти, что почти очевидно: все живы и здоровы. Я даже уверена, что эта грязная статья имеет непосредственное отношение к правительству. Ида язвительно хмыкнула: – Да что ты! А-то мы не догадывались. – Вопрос только в том, зачем такой шум, – Теми проигнорировала выпад сестры, – почему не сделать всё тихо? Я возмутилась ещё сильнее: – То есть вам плевать, что я теперь – отъявленный убийца? – Да. – Пожала плечами Ида. – Нет! – воскликнула Теми. – Но это хорошо. Тебя не будут искать, особенно, если хорошенько поработать над твоей внешностью. – Да. Я готова к этому. Темза достала из сумки небольшой свёрток и дала мне. Внутри оказалась красная лицевая маска и разноцветные косметические карандаши. – Что это? Я думала, меня ждёт только смена причёски.