— Да, проходите, товарищи… * * * Верховный представитель с утра был не в духе. Произошедшая трагедия на корабле-заводе сильно сдвигала намеченный план начала следующей стадии операции вторжения и что самое неприятное, до сих пор не смогли установить, было ли это диверсией или трагической случайностью. — Кто? — как только в каюту вошёл помощник, осведомился Ашш Хонс. — Мой генерал, прибыл начальник разведки. — Проси. — Верховный представитель! — Без церемоний, ашш Иссааш. Присаживайся. Разговор будет долгим. — Мой генерал, — не отступая от официального тона, начал свой доклад генерал, — по состоянию на сегодня безвозвратные потери среди клонов… — О потерях потом. Есть результат, кто это совершил⁈ — Верховный представитель, согласно вашему приказу к расследованию происшествия на корабле-заводе привлечены Одарённые. Они однозначно дали заключение, что это не роковая случайность, а диверсия. Как докладывали ранее, и эта информация подтвердилась, что это совершил одиночка… — впервые ашш Иссааш видел командующего в таком отвратительном настроении, что неудивительно. Когда осталось буквально считаные местные дни до старта следующей стадии захвата планеты, пусть и один, но немаловажный центр производства практически выведен из строя. А их — кораблей-заводов на корабле-матке больше не осталось и компенсировать эту потерю будет невозможно. Потери среди клонов различных специальностей можно восполнить, но что делать с производственным оборудованием, что безвозвратно потеряно или на долгое время выведено из строя. Да и о потерях среди истинно живых забывать не стоит, и ашш Иссааш в своём докладе сделал акцент на самое важное, что беспокоило каждого, —… диверсию совершил хоск! Реакция командующего была предсказуема. Он резко встал со своего места. — Информация точная? — Мой генерал, Одарённые встретились с каждым истинно живым, что чудом выжил, находясь на корабле-заводе и по отдельным фрагментам воссоздали полную картину происшествия. Они единогласно утверждают, что совершивший это — хоск. Со своей стороны, я проверил факты, и они до мельчайших деталей, вплоть до минут, совпадают с уцелевшей информацией с камер слежения. — Он опять был один? — На объект проник один. Одарённые сейчас занимаются с пленными работниками, ищут сообщников. — Много аборигенов выжило? — удивился командующий. — Потери среди них не учитывались, но на первый взгляд не столь велики. Я могу распорядиться уточнить. — Не надо, но поручи… — не успел закончить фразу командующий, как рёв боевой тревоги оглушил пространство. Оба офицера на мгновение замерли. Боевая тревога на флагмане сил вторжения звучала единожды, когда массивный корабль входил в атмосферу планеты. Даже во время воздушных атак аборигенов тревога на всём корабле не поднималась, только дежурные группы сил противодействия получали сигнал к вылету или занятию постов боевого охранения. Но сейчас сигнал боевой тревоги звучал по всему кораблю. Главнокомандующий кинулся в соседнюю каюту, где находился пост внешнего наблюдения, за ним проследовал и ашш Иссааш. — Доклад! — войдя, произнёс командующий. — Верховный Представитель, атака извне не фиксируется! — судорожно доложил дежурный офицер, продолжая лихорадочно всматриваться в экран управления и контроля. — Может ошибка или ложная тревога? — робко предположил ашш Иссааш. — Ошибка, ложная тревога⁈ — недовольно поморщился командующий. После его назначения Верховным Представителем отношение к нему высших офицеров изменилось. Все так же исполняли приказы, отчитывались о выполненных мероприятиях, но поднявшись на одну ступень в иерархии, достигнув той высоты, что недостижима для любого истинно живого, он словно вожак бежал впереди стаи и не было никого, кто бы помог, подсказал или подстраховал в трудную минуту. От него ждали решений, приказов и… побед. Но инициатива на местах постепенно сходила на нет. В последнее время ему приходилось ставить приказ настолько подробно, вникая в частности и мелкие детали, что на подготовку он тратил слишком много времени. — Немедленно разберись! Не успел он отдать приказ, как в каюту вбежал помощник. — Мой генерал! — Что? Кто нас атакует, почему поднята тревога по всему кораблю? –набросился на помощника главнокомандующий. — Мой генерал, на корабле захвачен посторонний! Предположительно — хоск! * * * — С-щуки! — прохрипел сквозь зубы, пока, повинуясь преданному горизонтальному ускорению, летел в темноту. Гулкий удар от соприкосновения с холодным металлическим полом, и я едва не теряю сознание. Сколько времени, какой день меня допрашивают, применяя изуверские методы, я просто на просто сбился со счёта, часто выпадая из реальности. Но каждый раз спасительное беспамятство, где отсутствует боль, отступало, повинуясь изощрённой воле мучителей. Ведь правду говорят, что тесен Мир. Надо же было такому случиться, встретить единственного врага, который знает тебя в лицо в узком коридоре и ладно бы один на один, но нет, меня под конвоем куда-то вели. И как только анторс, выпучив глаза, отшатнулся от меня, крича, что-то нечленораздельное, я потерял сознание, не успев и шагу ступить или что-либо предпринять. Очнулся в пустой комнате с ребристыми стенами. Тусклый свет с потолка и абсолютная тишина. Я слышал, как по венам течёт кровь. Не говоря о том, как учащённо бьётся собственное сердце. Звук ударов природного насоса раздавался в ушах, нагнетая панику. Каждый удар сердца, каждое движение своих чресл я слышал. Слышал, как натягиваются мышцы, слышал, как изгибается сустав, а ведь только хотел пошевелить пальцем. И этот непривычный для человека шум, что в обыденности не замечаешь из-за окружающего фона внешнего мира, давил на психику так, что сознание провалилось в спасительное забытьё. Пришёл в себя от русской речи. Кто-то с непривычным акцентом говорил. — Кто ты? Имя, звание! Как здесь появился⁈ Отвечай! Или вновь окажешься в… непонятно. Ты меня слышишь? Понимаешь? Говори… непонятно! Едва успел открыть глаза, как получил сильный удар в лицо. Голова откинулась назад, и я был бы рад потерять вновь сознание, а лучше умереть, но беспамятство не наступало. Удары наносились грамотно, не калеча, но причиняя максимальную боль. То удар по печени, то удар по почкам, потом вновь по лицу. Я уже мысленно взмолился, прося скорой смерти, но удары прекратились. Послышался шум, и через мгновение боль ушла, а сознание прояснилось. Я открыл глаза и увидел, как кто-то отцепляет от левого предплечья небольшой прибор. «Обезболивающее ввели, черти», — понял, окинув взглядом комнату. Я вновь привязан, сижу на стуле, но комната другая. Большая, светлая. Стены ровные с металлическим блеском. «Я всё ещё на корабле», — ухмыльнулся своей мысли. А куда б меня отвезли, если, кроме космических кораблей, что с непонятной закономерностью, распределены на континентах у анторсов ничего нет. Пока ничего нет. Прислушался к разговору. Беседовали трое. Один, видимо, старший, задавал короткие вопросы и получал ответ. Говоривших я не видел, так как сидел привязанный в центре комнаты лицом к стене, а не к входной двери. Из доносящегося разговора я совершенно ничего не понимал, но и так ясно, что говорили обо мне. Осторожно попробовал освободиться, но меня связали крепко, даже не связали, а когда опустил глаза вниз, понял, что мои руки и ноги прикованы. А туловище, на уровне груди опутывает широкий пояс. Я не ошибся, через непродолжительное время в поле моего зрения оказались трое. Один из них заговорил. И этот голос я уже слышал. Но он говорил на каком-то непонятном мне языке. Я только и смог, что покачал головой. Говорить или отвечать совсем не хотелось. Надеялся, что своим молчанием выведу из себя надзирателей и получу долгожданную награду — смерть. В моей ситуации именно смерть была наградой. Бежать при таком присмотре, после перенесённых ран я всё равно не смогу. Да, сейчас действует обезболивающее, но как только оно потеряет свои свойства, меня вновь накроет болью от сломанных рёбер, отбитых почек и печени. Я чувствовал, как левый глаз начинает заплывать кровоподтёком, но вместо тянущей боли я чувствовал холодок. — Кто ты? Имя, звание! — прозвучал вопрос, но теперь на русском. — Ты меня понимаешь? Не удержался, и растянув на лице улыбку, едва заметно кивнул. Анторсы обменялись длинными фразами. Я ничего не понимал. Они говорили слишком быстро. Но как только двое важных истинно живых ушли, для меня начался ад. То комната, от абсолютной тишины которой медленно сходишь с ума, то другая комната, но не менее ужасная, где вместо привычных методов физического давления меня то обкалывали какими-то препаратами, что от боли у меня крошились зубы, а волосы сами выпадали, оседая большими локонами на плечах, то погружали в, возможно, наркотический транс, где нет ни боли, ни страха, только ощущение всемерного счастья и благодати. Такое непредсказуемое чередование изощрённых способов пыток любого сведут с ума. И я был на грани. Сначала пытался считать, сколько раз побывал в комнате абсолютной тишины, сколько раз проваливался в беспамятство, сколько раз ощущал безграничное счастье, но все попытки вспомнить проваливались. И вот сейчас, не помню в какой раз очутился на холодном полу одиночной камеры. Растёр затёкшие с рубцами от оков руки. Подтянул к себе ноги, осмотрел их. Обезболивающее продолжало действовать, и я с содроганием ожидал отката, когда препарат перестанет действовать. Жутко хотелось спать и пить. Но ёмкость с водой должна стоять в дальнем углу и необходимо преодолеть каких-то несколько метров до живительной влаги, но сил попросту не осталось. Всё это время я балансировал по грани, проваливаясь, уходя за ту черту, откуда нет возврата, но меня вновь возвращали. Подполз, не без труда преодолел разделяющее расстояние от живительной влаги. И не ошибся. Наполненная ёмкость с водой стояла там, где и обнаружил её в первый раз. Есть не хотелось. Подозревал, что меня кормят, точнее, поддерживают физиологическую жизнь организма посредством препаратов, что каждый день вкалывают. Но после них очень сильно хочется пить, и я присосался к бутылке, и только когда оставалось совсем немного, заставил себя остановиться. Надо оставить немного на потом, да и умыть лицо не мешает. Прислонился к стене, закрыв глаза. Сколько я ещё выдержу этих пыток? День, два, неделю? Почему никак не могу покинуть этот бренный мир. Я — Гена Бес, я — капитан Глен, хоск по рождению. Почему, по чьей воле я никак не могу раствориться в абсолютном ничто, став безликой частицей чего-то, чему нет адекватного определения ни в одном из языков Вселенной. Но вопросы, взывание к памяти Глена, к неведомой всесильной силе не давали результатов. Единожды затуманенный разум мне преподнёс «подарок». Я увидел того, с чьей сутью я стал единым целым. Его образ проявился из обволакивающего чёрного тумана. Суровое лицо со множеством шрамов смотрело на меня, а из глаз текли слёзы. Слеза, одна за одной, стекали, образуя мокрые дорожки на мужественном лице моего второго… Нет, не второго, а единого со мной «Я». Не удержался и ухмыльнулся пришедшей идее. А ведь позывной, данный мне в училище от слова «Бессмертный», а не от слова «Дьявол». Вот тут меня накрыло. Истеричный смех до слёз так и вырывался из меня, обжигая лёгкие, что пришлось закашляться. — Тебе весело⁈ — неожиданный вопрос застал меня врасплох. В дверном проёме стоял анторс, что во время допроса постоянно находился рядом и являлся переводчиком. Он шагнул внутрь, и свет в камере стал ярче. Пришлось поморщиться. — Ты всех нас удивил, Глен, — продолжал тот, а от произнесённого имени я вздрогнул, — даже Одарённые не пришли к единому мнению, кто ты… местный абориген или уроженец Горгогоханской империи — хоск по рождению. Всё так переплелось в твоём сознании, что, пожалуй, впервые они не смогли дать однозначный ответ. Зрение привыкло к яркому непривычному спектру освещения, и я впился глазами в говорившего, в мыслях прокручивая варианты, как с одного удара его отправить на тот свет, а он продолжал: — Сейчас тебя заберут и поместят в медицинскую капсулу. Не благодари. Перелёт ты можешь не выдержать, таково заключение наших медиков, а потом ты предстанешь перед Советом, и я тебе не завидую, — уже поворачиваясь к двери, через которую входили пара анторсов-клонов, он неожиданно для меня остановился и спросил, — во время допроса первой степени ты часто говорил слово: «Со-фи́». Кто или что это? Я так и не понял. Это имя или кодовая фраза? Меня резко подняли и потащили, а на моём лице застыла улыбка. София, Софочка, Софи́ — девочка, что, стоя у окна, провожала меня из интерната. Что с ней, жива ли она? Не знаю. Но тёплое воспоминание о проведённых годах в спецшколе не покидало меня всю дорогу до медицинского блока. Так, с улыбкой на лице меня погрузили в медикаментозную кому. Глава 2 — Товарищ капитан первого ранга, задача выполнена. Расчётное время поиска истекло, нас не нашли, — доложил старший помощник. — Подтверждение исполнения приказа пришло? — осведомился командир. — Никак нет! — Тогда ждём подтверждения. Сколько раз командир АПЛ «Воронеж» — капитан первого ранга Щеглеватых Степан Сергеевич прокручивал этот момент в голове и не счесть. А ведь согласно плану учений, имел полное право отдать приказ на отбой учебной тревоги и выйти на связь с надводными кораблями, что в это самое время искали его, но не смогли найти. По какой-то неведомой причине или излишней осторожности он не вышел на связь и не отключил оборудование, что проходило испытание в этот самый момент. А через буквально четверть часа мир перевернулся, разделив прошлое и будущее на «До» и «После». В то, что превратилось слово «После» поверить было трудно. Вначале мощнейший надводный взрыв оглушил БЧ-7, а последовавший за ним подводный взрыв вывел из строя вертикальные рули и лодка застряла на глубине более одного километра в районе боевых учений. Связь отсутствовала напрочь, а доклады о повреждениях на подлодке сыпались один за другим. Выпущенный аварийно-спасательный буй, не успев всплыть, перестал передавать сигналы бедствия меньше чем через минуту, о чём с непонимающим взглядом и нескрываемым удивлением доложил помощник. Но это всё цветочки. Повторный подводный взрыв вывел из строя горизонтальные рули и лодка, повинуясь законам физики, стала кружить на глубине, нарезая круги. — Что думаешь, командир? Началось? — только на вторые сутки борьбы за живучесть удалось собраться высшим офицерам и относительно спокойно поговорить. — Скорее всего. Другого варианта не вижу. Сам слышал доклады БЧ-7. Связи нет, эфир чист, словно нет ни единой рабочей радиостанции. Только помехи. — Может это не… — Каптри не начинай, бредни твои надоели, — вмешался в разговор старший инженер, — а то начитался книжек… — Прекратить! — пресёк начинавшуюся перепалку Щеглеватых, — командирам БЧ доклад, только короткий. — БЧ-1. Вооружение в норме, повреждений нет. Раненых нет, — коротко доложил командир пусковых установок ракет. — БЧ-2. Торпедные аппараты в норме, двое ранены, один погиб, — доложился капдва… Сухие, короткие доклады командиров боевых частей рисовали неутешительную картину, но ни у кого не возникло желания воспользоваться ВСК[1]. Лодка сохранила боевую мощь и покидать её в таких обстоятельствах преступно. Пусть она застряла на глубине и без ремонта не имеет возможности идти прямолинейно, только ходить по кругу диаметром в несколько десятков миль, но пока сохраняется хоть малейшая возможность сохранить лодку, они будут пытаться это сделать.