Анастасия вздохнула. Марина расценила это как признание своей правоты и окрепшим голосом продолжила: – Алекс спас меня, я не могу его бросить. Да и по плану Куратора я должна была быть приманкой, чтобы Алекс поймал кошмаров, а не они его… – Ты ничего не знаешь о плане Куратора, – процедила Анастасия. – И о нём самом. Марина запнулась. Тут ей крыть было нечем. Хотя… – А ты? Ты знаешь о плане? Хорошо знаешь Куратора? – О плане – скорее, догадываюсь: много раз видела методы Куратора. И да, я очень хорошо его знаю. И очень давно. – Много лет? – зачем-то уточнила Марина. – Гораздо дольше, – криво усмехнулась Анастасия. Но тут девочка запнулась. Прочистив горло, продолжила: – Куратор знал, что ты согласишься поехать, чтобы спасти Алекса. Больше того скажу: он знал, что Алекса придётся спасать, задолго до того как его похитили. И знал ещё очень многое… Ты – часть его плана. Тебя это устраивает? Марина замешкалась лишь на мгновение: – Если это поможет Алексу – да. – Вот упрямая… – Анастасия опять вздохнула, уже не тяжело, а с каким-то грустным смирением. – Тогда слушай внимательно. Вылетаешь сегодня. Я тебя провожу, но только до аэропорта. На месте тебя встретит… моя коллега. Она расскажет тебе остальное. И дальше всё будет так, как спланировал Куратор: он не ошибается. Почти никогда. – И как же он спланировал? – неужели сейчас наконец всё станет ясно? – Не знаю, – Анастасия на корню срубила Маринины надежды. – Зависит от того, чего он хочет достичь на этот раз. Стало ли Марине легче от того, что её будущее было определено – пусть и не ею, а кем-то другим? Нет, не стало. Наоборот, она почувствовала себя пойманной в ловушку, подчинённой воле невидимого кукловода. Но желание помочь Алексу-«богатырю» было её собственным, в этом она не сомневалась. И помочь Ошу. И надрать зад кошмарам, из-за которых творилось столько бед, а особенно – таинственному князю Баалормору, который стоял за ними. Как Куратор стоял за сноходцами. На секунду мелькнула абсурдная мысль, что князь Баалормор и Куратор – одна и та же личность. Однако Марина отмахнулась от этого выверта взвинченного разума. Разумеется, они в чём-то похожи – как похожи полководцы враждующих армий. Но они на противоположных сторонах. И если Куратор придумал план победы над князем Баалормором, то Марина готова стать (или продолжить быть) частью его плана. Размышления получились логичными, даже в чём-то успокаивающими. И всё бы хорошо, если бы не неприязнь к Куратору – вспыхнувшая сильнее, чем когда-либо прежде. Глава 18. Полёт с препятствиями Нельзя было терять время: след, и без того слабый, остывал с каждой минутой. Но самолёты туда, куда Марине было нужно, отправлялись после заката. Они улетали в ночь, чтобы через несколько часов выпустить пассажиров не только в новый регион, но и в новый день, прибыв туда с первыми лучами солнца. Впрочем, сейчас, когда путешествие лишь началось, их спутником было не солнце, а луна. Сияющий шар в прорехе облаков был похож на глаз огромного дракона. Марина сидела у самого иллюминатора и зачарованно смотрела на этот «драконий глаз», который словно мчался по небу вместе с самолётом, неизменно держась чуть впереди, как хороший провожатый. Весь день Марине кусок в горло не лез. Под строгим надзором Анастасии она проглотила полтарелки бульона и пару хлебцев, но уж в самолёте-то маленькой надсмотрщицы не было, никто не заставил бы есть через силу. Можно было забыть о еде и подумать о деле… Однако когда из бортовой кухни донёсся запах разогревавшегося ужина, а по салону, слегка бряцая, покатилась первая тележка (пока только с напитками, без еды), все серьёзные мысли оказались заглушены жалобным урчанием живота. Марина с удивлением поняла, что проголодалась. Хотя ещё совсем недавно проходила мимо аэропортовых кафешек и вендинговых аппаратов с полнейшим равнодушием. Следующим сюрпризом стало то, что из всех предложенных напитков Марина выбрала томатный сок – который никогда не пила на земле. Но одно дело на земле – и совсем другое на высоте десяти тысяч метров от неё. Если бы Марина вздумала преодолеть это расстояние пешком, то даже по идеальной дороге ей пришлось бы идти пару часов. Усевшись в кресло самолёта, она поднялась над облаками за считаные минуты. Как по волшебству. Уж сколько раз она путешествовала таким образом – но до сих пор каждый полёт ощущался как маленькое чудо, как будоражащее приключение. Даже ждать, пока самолёт отстоит очередь на взлёт и доползёт до поворота, за которым начинается взлётно-посадочная полоса, было по-своему интересно – словно подниматься по парадной лестнице к концертному залу, в тесноте рядов искать своё место, усаживаться поудобнее и готовиться к погружению в музыку. А уж когда самолёт вставал на исполнительный старт, освещение салона тускнело, нарастал гул двигателей – и многотонная махина наконец начинала разгон, стремительно набирала скорость, вдавливала пассажиров в кресла… Отрыв от земли чувствовался всем телом – это ощущение пустоты под ногами и лёгкой щекотки в животе. Кто-то боится таких моментов. Марина их обожала. Однажды при разгоне у неё даже защипало в глазах от эмоций: столетиями люди мечтали летать, мучились, изобретали – и изобрели, взлетели, хотя природа не дала им ни крыльев, ни перьев. Крылья самолёта были совсем не похожи на птичьи, а сам он был большим, тяжеленным, поднимал за раз сотню-другую пассажиров со всем их багажом. Ещё пару веков назад это казалось нереальным. Нравились ей и воздушные ямы – почти-невесомость от резкой потери высоты. Пожалуй, она вообще любила перепады и колебания, не только полётные. Вверх, вниз и снова вверх. Тяжесть, преодоление, лёгкость, радость, новый вызов – постоянные перемены, а не серая рутина, выматывающая своим однообразием, сводящаяся к одному и тому же набору действий, в то время как остальные умения и идеи пылятся в чулане, всё не пригождаясь и не пригождаясь. Забываясь. Исчезая. Работа сноходца в этом смысле была что надо: качала на волнах, как штормовое море. Вот только сейчас она грозила девятым валом. Освещение салона вновь померкло. Кресла нарушили ровный строй: кто-то из пассажиров откидывал спинку назад, кто-то нет, кто-то откидывал чуть-чуть. Хождение туда-сюда прекратилось, шум двигателей был равномерным и спокойным, люди один за одним погружались в сон. Но Марине спать было нельзя. И она не знала, когда станет можно. А о том, что могло ждать её во сне, даже думать не хотела. Засада кошмаров? Или пустота изоляции, в которую Куратор уже отправлял её когда-то? От этих мыслей её передёрнуло. Хорошо хоть, Ошь не пришёл, когда кошмары напали. Она не пережила бы потери сразу двух важных для неё людей. Возможно, не пережила бы вполне буквально: если бы кошмары схватили и Алекса-«богатыря», и Оша, то Марина была бы больше не нужна. Нет, лучше думать не о неслучившемся прошлом, а о возможном будущем. Что ждало её там, за тысячи километров от дома? Какой окажется коллега Анастасии? Как они будут искать дом Алекса-«богатыря»? И что им толку от этого дома, даже если они его найдут?.. Ни на один из вопросов у Марины не было ответа. Она коротко вздохнула. И тут же потянулась ладонью ко рту, чтобы прикрыть зевок. Когда недавно к ужину предложили горячие напитки, Марина взяла кофе – без сахара и без молока. Это ей не помогло. Глаза предательски слипались. Сосед слева уже посапывал, откинувшись в кресле и надев на шею надувную подушку. Соседка ещё левее хмурилась, глядя в экран планшета, устало тёрла лоб – но вот и она сдалась, убрала гаджет и смежила веки. По всему салону разлилась атмосфера убаюкивающего покоя. Которой Марина сопротивлялась из последних сил. Попробуй-ка быть бодрым, когда вокруг тебя спят и дремлют десятки людей! А снаружи окружает полночная тьма – здесь, над облаками и вдали от мегаполисов, ночь казалась гораздо чернее и гуще. К тому же прошлой ночью Марине было совсем не до отдыха, и теперь организм спохватился: «Эй, а спать мы когда будем?» Шум двигателей стал тише. И он уже казался не рёвом, а урчанием – гипнотическим, усыпляющим. Вот он сделался ещё тише, стал похож на колыбельную… Марина вздрогнула и с усилием сглотнула. Уши, заложенные из-за очередной воздушной ямы, снова наполнились рёвом двигателей. Хм, может, эти уши ещё и помассировать? Когда-то она читала, что такой массаж тонизирует. Кофе всё-таки был слишком слабым средством. Но ничего сильнее Куратор своим подчинённым не разрешал – ни чтобы бороться со сном, ни чтобы бороться с бессонницей. Только кофе, чаи да настои. Даже сигареты, энергетики и алкоголь находились в «серой» зоне: говоря о них, Куратор снобистски сморщил точёный нос и заявил, что истинный сноходец управляет собственным сном сугубо силой воли, подкреплённой опытом и упражнениями, – примерно так он выразился. Достижения фармакологии и вовсе были под запретом – это, видите ли, как-то не так влияет на сноходческие способности. Марина подзабыла подробности, ведь этот инструктаж она получила давно, в свои первые дни (точнее, ночи) в башне. Причём тогда Куратор говорил не только об успокоительных и бодрящих средствах, но и о множестве других вещей: о договоре, о технике безопасности, об учебном расписании… О чём он только не говорил – Марина аж устала слушать. А всё-таки любопытно: что будет, если сноходец выпьет мощное снотворное? Впрочем, какая разница – сейчас никакого сна, никаких мыслей о сне. Нельзя спать! …но очень хочется. Марина попыталась было читать со смартфона; увы, вскоре буквы принялись танцевать перед глазами. Возможно, помогло бы увеличение подсветки экрана – но Марина недаром её убавила: не хотелось разбудить кого-то из соседей. Хотелось разбудить только саму себя. Пальцы нырнули в карман и нащупали нечто округлое, гладкое, прохладное. Нет, всё-таки, что за странный подарок? Хотя в последнее время все подарки были странными. Этот ей вручила Анастасия. Спохватилась перед аэропортовой стойкой регистрации, бахнула свой неизменный рюкзак на пол, зарылась в него чуть ли не с головой, приговаривая: «Нет, не то. И это не то. Да где же?.. А!» И протянула что-то на ладони. – Что это? – удивлённо моргнула Марина. – Сама не видишь? – буркнула Анастасия. Марина видела. Охотница протягивала ей шарик. Маленький шарик из прозрачного стекла, внутри которого то ли листьями, то ли лепестками застыли разводы краски. В последний раз Марине попадались на глаза такие шарики, когда она сама была ребёнком. Тогда она не знала, для чего они, – да и никто, похоже, не знал наверняка: папа где-то слышал, что их нужно бросать в коктейли, дядя уверял, что они для игры вроде бильярда, а двоюродная сестра бесхитростно предложила зарыть шарик-другой в землю, прикрыв сверху осколком стекла или листиком, – сделать «секретик». Однако в данный момент ни выпивать, ни играть, ни рыть Марина не собиралась. – Стеклянный шарик. Зачем он? – На удачу, – неопределённо пожала плечами Анастасия. – Почему-то мне кажется, что тебе пригодится. Марина не стала уточнять, что именно пригодится: шарик или удача. Наверное, всё сразу – всё, что окажется под рукой, все запасы везения. – Дальше иди сама, мне туда хода нет, – сказала Анастасия, когда они дошли до паспортного контроля. Из её голоса пропали привычные самоуверенность и напористость. Девочка-охотница казалась какой-то тихой и задумчивой. Тут Марина вдруг поняла, что совсем не хочет с ней прощаться. Не хочет отправляться неизвестно куда в одиночестве. – А не могли бы мы полететь вместе? Вдруг билеты ещё есть? – вопрос получился подозрительно похожим на просьбу. – Я не могу уезжать отсюда. – Почему? Проблемы с документами? – У меня их нет, – фыркнула Анастасия, снова становясь похожей на обычную себя. – Просто мы, как бы это сказать, работаем территориально. Давай, иди уже, а то самолёт без тебя улетит! Но самолёт, вопреки её предостережению, в ближайшие два часа никуда улетать не собирался. Пассажиры, переминавшиеся с ноги на ногу в очереди к гейту, сначала с недоумением, а затем с раздражением стали переговариваться между собой: где сотрудники авиакомпании, когда наконец посадка, из расписания же выбиваемся, эй! Табло равнодушно высветило, что рейс задержан. Марина сжала зубы. Ну ладно, задержка рейса – дело обычное; главное, чтобы его совсем не отменили. В итоге рейс таки вылетел. И полёт проходил штатно, спокойно – даже слишком спокойно, по мнению Марины, уставшей бороться со сном, когда окружающая обстановка умиротворённо шептала: «Тш-ш-ш, всё хорошо, все спят, поспи и ты…» Но вот кто-то из пассажиров заворочался, кто-то шмыгнул в сортир – салон стал постепенно просыпаться. Облака посветлели, загорелись огнём нового дня – и пробившиеся лучи солнца высветили другую проблему: самолёт не мог приземлиться. Расчётное время полёта давно истекло, но самолёт по-прежнему кружил в небе, над городами, полями, лесами, которых даже не было видно: всё застилала белая дымка. Ожил трескучий динамик внутренней связи. Командир корабля начал говорить, и все притихли, навострили уши. Ничего хорошего командир не сказал. Приветствие, извинения, объяснение про неблагоприятные погодные условия и итог: самолёт уходит на посадку в другой аэропорт. Салон загудел, как целый улей растревоженных пчёл: кто-то из пассажиров подзывал бортпроводника, кто-то громко жаловался соседу, кто-то пытался шутить… Марина окаменела. Она должна попасть не в другой, а именно в этот аэропорт, её ждут, нельзя терять время, нельзя отдаляться от цели, которая уже так близка, так пронзительно нужна! Но что Марина могла сделать – выломать дверь и десантироваться с парашютом? Пассажиры, сидевшие впереди, стали прикидывать варианты добраться поездом. Марина отчаянно вслушалась, почти решилась вклиниться в чужой разговор и спросить – но ответ на её вопрос прозвучал раньше, чем она его задала: поезд идёт то ли четыре часа, то ли шесть (об этом говорившие заспорили), и могут быть проблемы с покупкой билетов. Так. Значит, сперва долететь до другого аэропорта (в каком он хоть городе?), оттуда добраться до железнодорожного вокзала, сколько-то прождать поезд, как минимум четыре часа ехать, потом от другого вокзала метнуться до нужного аэропорта – ведь её ждут именно там… хотя ждут ли ещё? Марина опаздывала уже на три часа. Прибавить дорогу по земле – и вот аж десять часов. Если она и доедет до места встречи, это будет не утром, а вечером. Целый день окажется потрачен зря. Почему всё пошло наперекосяк? Почему никак не удавалось попасть в нужный город? Как будто её туда не пускала чья-то злая воля. Марина закусила губу от досады. Но она не слишком верила в сглазы и прочие суеверия. Просто очередное подтверждение старой истины: чем сильнее чего-то хочешь, тем сложнее это получить.