– Вроде бы научился. – «Вроде бы» – не тот ответ, который меня устраивает. Ладно, сейчас проверим. А ну давай, ставь. Я отвернулся к стене, чтобы сосредоточиться. Представил, как вокруг моей головы вырастает здоровенный шар из непрозрачного камня. Шурф советовал черный, но у меня почему-то все время получалось что-то вроде зеленого малахита с прожилками. Впрочем, на результат цвет, как выяснилось, не влияет. Какое-то время мы сидели молча. Я мысленно проверял надежность выстроенного барьера, а Джуффин мне не мешал. Наконец я решил, что готов к проверке, и тут он сказал: – Судя по выражению твоего лица, ты меня не услышал. А то бы уже рвал и метал. – А что такое ужасное ты пытался мне сообщить? – Сказал, что решил вернуть тебя отдыхать в Холоми. – Что за?!.. – Вот примерно такой реакции я от тебя и ждал. Но ее не последовало. Значит, барьер удался на славу. Притворство – не самая сильная твоя сторона. – Но вряд ли я буду часто им пользоваться, – честно признался я. – Очень уж я для этого нервный. Сразу начинаю воображать Магистры знают что. – А часто и не надо. Только когда ложишься спать, – сказал Джуффин. И тоном искусителя добавил: – И я больше не смогу разбудить тебя на рассвете. Ты же об этом всю жизнь мечтал. Я посмотрел на него с интересом. А ведь да! * * * Джуффин и правда не разбудил меня на рассвете. Но только потому, что на рассвете я уже не спал. Примерно за час до этого выдающегося астрономического события меня разбудил сэр Шурф. Щадя мои нервы, сразу сказал: «Насколько мне известно, ничего не случилось». «Отлично! – обрадовался я. – Ты теперь каждые полчаса будешь будить меня сообщением, что в Мире все в полном порядке? Спасибо, ты настоящий друг». «Настолько далеко моя забота о твоем душевном покое все-таки не зайдет. Я и сейчас не хотел поднимать тебя без крайней необходимости, однако сэр Джуффин сказал, что если ты пропустишь вечеринку, которая началась в его кабинете, ты нам обоим этого никогда не простишь». «Прямо так и сказал – “вечеринку”?» – изумился я. Шурф ничего не ответил. Но, в общем, и так ясно, что уж кто-кто, а он совещание вечеринкой не назовет. Не его стиль. «Погоди, это получается, и тебя за компанию разбудили? – спросил я. – То есть смысл всей этой суеты с защитным барьером заключается в том, что с ума от бессонницы мы с тобой сойдем одновременно? И счастливо воссоединимся в лучшем приюте безумных, где можно сутками напролет спокойно болтать обо всем на свете, не опасаясь куда-нибудь опоздать? А что, гениальный план». «Не хотелось бы тебя разочаровывать, но одновременно все-таки вряд ли. Я крепче. Гораздо дольше продержусь. Это я к тому, что обо мне не следует беспокоиться. По крайней мере, не на этот счет». Спорить я не стал. Но не потому, что был с ним согласен, а по сугубо техническим причинам. Если хотите, чтобы я выслушал вас без единого возражения, просто используйте Безмолвную речь за час до рассвета. Слова поперек не скажу. А еще в это волшебное время суток можно очень дешево купить мою душу. Буквально за один глоток бальзама Кахара. Максимум – за два. …Но на этот раз я даже не вспомнил о бутылке с бодрящим зельем. Потому что мое любопытство проснулось прежде ответственного за хозяйственные вопросы ума. И сразу завопило: эй, что там у них за вечеринка? Почему «никогда не прощу»? Чего?! Не дождавшись ответа, любопытство железной рукой ухватило меня за шиворот и вытащило из постели. Другой железной рукой оно меня одело. Ни умывать, ни причесывать, что характерно, не стало. Решило: и так сойдет. После этого любопытство проводило меня до порога и дало такого пинка, что я полетел в направлении улицы Медных Горшков, как ракета. И только примерно на полдороге задался вопросом, какого черта не отправился в Дом у Моста Темным Путем. С другой стороны, может, оно и к лучшему, что обошелся без магии. Все роковые ошибки в своей жизни я совершал именно по утрам. Поэтому я проявил благоразумие, обычно мне несвойственное, и остаток пути тоже прошел пешком. В конце концов сладкий осенний воздух вполне того стоил. Не говоря уже о наливающихся бледной предутренней синевой небесах. Вполне закономерно, что в Управление Полного Порядка я прибыл в состоянии, мало пригодном не только для работы, но даже для ее условно убедительной имитации. Зато для вечеринки самое то, – злорадно ухмылялся я, пересекая коридор таким быстрым шагом, словно был еще в самом начале пути. Первое, о чем я подумал в момент удара: «Кофино зловещее пророчество сбылось, я все-таки вмазался в стену». Сэр Кофа Йох, наблюдая скорость моих хаотических перемещений по коридорам Дома у Моста, и правда предрекал катастрофу чуть ли не с первого дня моей службы. Даже удивительно, что я так долго с этим тянул. Но потом, уже сидя на полу и потирая пострадавший лоб, я осознал, что стена была какая-то недостаточно твердая. Зато чересчур теплая и подвижная. И… да вот же она передо мной сидит! К счастью, в свое время я не поленился освоить немудреный знахарский прием, помогающий от ушибов. Всего-то и надо – представить, как из твоей ладони, прижатой к больному месту, бьет ледяной родник, и сказать про себя короткое заклинание – вполне, кстати, созвучное с привычным «ой, блин». С открытыми ранами примерно то же самое, только одним воображаемым родником не отделаешься, их приходится мысленно зашивать; в такие моменты я всегда искренне радуюсь, что у меня нет знахарского призвания, и эту работу не приходится проделывать ежедневно. Штопка – не мое сильное место, я и пуговиц-то за свою жизнь пришил хорошо если штук пять. С ушибами все-таки проще. Уж насколько я был сонный и оглушенный ударом, а справился буквально за пару секунд. И во все глаза уставился на сбитого мной незнакомца. Это зрелище захватило меня целиком. Его лицо, обрамленное пышной копной всклокоченных сивых волос, было белым – не бледным, а именно белым, словно бы вылепленным из снега, причем не особо старательным мастером: нос получился слишком велик, лоб непропорционально высок, рот перекошен, подбородок в форме садовой лопаты, натурально грядку можно вскопать. И удивительные глаза разного размера и цвета: левый большой, круглый и темный, а правый – ярко-зеленый, узкий, изогнутый как серп. И будто всего этого было мало, чтобы произвести незабываемое впечатление, лицо по диагонали пересекал кривой уродливый шрам – редкое украшение по нынешним временам. После отмены запрета на колдовство в столице Соединенного Королевства стало очень легко избавиться от шрамов, любой начинающий знахарь охотно возьмется за такую простую работу и сделает за один прием. Единственное, что не вызывало вопросов, – это его одежда. Самое обычное лоохи темно-серого цвета, у меня самого примерно такое же есть; правда, сэр Мелифаро наверняка сейчас застонал бы, что фасон вышел из моды целых три дюжины дней назад, а этот ужасный оттенок серого способен навлечь на владельца вечный позор, но я настолько далек от мира высокой моды, насколько это вообще возможно. Меня даже куманскими штанами на Королевском приеме не проймешь. Пока я беспардонно глазел на незнакомца, тот внимательно разглядывал меня. Хотя интересен я разве только в качестве ответа на вопрос: «Что за придурок сбил меня с ног среди ночи в пустом коридоре?» А как самостоятельное зрелище не представляю собой ничего выдающегося. Самый обычный сэр Макс. Наконец я усилием воли включил голову – насколько это в моем случае вообще возможно – и сказал: – Извините, пожалуйста. Я спешил и одновременно задумался. Опасное сочетание. – Не извиняйтесь, я нарочно с вами столкнулся. Чтобы на вас посмотреть. Говорил он словно бы дуэтом; один голос был низким, глубоким и вкрадчивым, а второй – высоким и ломким, как у подростка. В сумме это производило непередаваемое впечатление – совершенно непонятно, кто на самом деле с тобой говорит. Я был так ошеломлен его удивительным двойным голосом, что пропустил мимо ушей смысл сказанного, хотя в другое время сразу кинулся бы выяснять, с каких это пор у нас заведено бросаться на людей в коридоре с корыстной целью на них посмотреть? Однако вместо этого спросил – кажется, просто в надежде снова услышать, как он отвечает этим своим невозможным дуэтом: – Вам помощь нужна? Я не знахарь, но с ушибом справлюсь. – Справляйтесь, – кивнул незнакомец. – А то голова и правда теперь гудит. Я коснулся его лба, как положено, одновременно вообразив родник, и вот тогда меня, как говорится, накрыло. Ничего себе сюрприз. Я уже говорил, что обычно довольно чувствителен к магии. И способного колдуна, даже необученного, легко отличаю от остальных. А рядом с по-настоящему могущественными людьми испытываю такой подъем, что хоть не отходи от них ни на шаг. Но ощущения от прикосновения к этому белолицему были настолько острые, что я бы, будь моя воля, прикрутил кнопку. Однако, где у него эта грешная кнопка, я, конечно, не знал. Ясно, что такому существу вряд ли могла понадобиться моя помощь, чтобы справиться с ушибом. И вообще чья бы то ни было помощь в каких угодно делах. Но я все равно собрал волю в кулак и благополучно довел до конца простенький трюк с исцелением. Во-первых, я упрямый. А во-вторых, начатое колдовство нельзя прерывать. – Спасибо, – поблагодарил белолицый. – Забавно, но, похоже, действительно помогло. А ведь мне еще в детстве пришлось научиться обходиться без помощи знахарей. Они со мной не справляются, и это довольно обидно. Вечно все сам! Но вы внесли в мою жизнь приятное разнообразие. Мне понравилось получать от вас помощь. Если однажды что-нибудь заболит, сразу пойду к вам. К этому времени я настолько пришел в себя, что задал наконец вопрос, с которого, по уму, следовало бы начинать: – Слушайте, а вы вообще кто? – Я – Гэйшери. Можно сказать, ваш бывший коллега. Был им примерно восемьсот тысяч лет назад – при условии, что календарям, составленным вашими современниками, можно доверять. А это совсем не факт. Он говорил без тени улыбки, но я все равно слышал, как он смеется – не ушами слышал, а как бы всем телом сразу. Или даже воздухом вокруг него. Отличная штука этот беззвучный, но явственно льющийся смех. Иметь дело с могущественными колдунами вообще одно удовольствие – пока у них хорошее настроение. Зато когда скверное, хоть на край света от них беги. И от себя, пережившего этот лютый ужас, заодно. – Ну и чего мы тут расселись? – вдруг спросил белолицый. На этот раз только одним, высоким голосом и таким возмущенным тоном, словно мы сидели на полу уже часа полтора, причем исключительно по моей прихоти. Я рта не успел открыть, а он вскочил и заодно поднял меня – не протянул руку, вроде бы даже не прикоснулся, а просто увлек за собой, подхватил, как ветер бумажный лист. Я, кажется, и шагу не сделал, а мы уже каким-то образом очутились в кабинете Джуффина, причем я сидел на подоконнике, а белолицый – прямо на полу, у ног леди Сотофы Ханемер, удобно расположившейся в кресле. – Ого, какая у нас гостья! – обрадовался я. – Если это и есть обещанная вечеринка, то лично для меня она уже удалась. – Ты пока даже не представляешь, насколько она удалась, – ухмыльнулся Джуффин. А буривух Куруш не сказал ни слова. Даже не спросил, почему я явился без угощения. Он, нахохлившись, сидел на шкафу под самым потолком – если не знать, что он тут есть, пожалуй, и не заметишь – и делал вид, будто спит. Но на самом деле, понятно, работал. В смысле добросовестно запоминал все, что здесь говорится. Бедная его голова. – Я бы предпочла пригласить всех вас к себе в беседку, – улыбнулась мне леди Сотофа. – Приятно принимать гостей на своей территории; да и грех сидеть взаперти в такое прекрасное утро. Но ничего не поделаешь, Мастер Гэйшери не любит Иафах. – Не люблю? – внезапно взвился белолицый и стукнул кулаком по полу так, что зазвенели оконные стекла. – Да я ненавижу это место! Не преуменьшайте силу моих чувств. – Ладно, – кивнула леди Сотофа. И, снова обернувшись ко мне, сказала без тени улыбки: – Извини, я невольно ввела тебя в заблуждение в вопросе исключительной важности. Мастер Гэйшери ненавидит Иафах. – Ненавидит так люто, что наотрез отказывается стирать его с лица земли, – добавил Джуффин. – Потому что просто уничтожить – слишком мало для выражения столь сильного чувства. А значит, не стоит возни. Все трое мололи чушь, сохраняя полную серьезность. Однако меня не проведешь: я знал, что они сейчас хохочут. Безмолвно, но от души. И от нее же наслаждаются моим замешательством. Что по-человечески понятно. Говорят, когда я сбит с толку, выгляжу довольно смешно. – Вы оперу любите? – спросил я. Белолицый меня, кажется, вовсе не услышал. Зато Джуффин с Сотофой удивленно переглянулись – что это с ним? Какая может быть опера с утра пораньше? Рехнулся совсем? С чего вдруг? Будем считать, один-один. Не дождавшись ответа, я продолжил: – Лично я не особо. Правда, однажды видел постановку старинной оперы, времен чуть ли не Халлы Махуна Мохнатого, и это было настолько ужасно, что уже почти хорошо. Но современная угуландская опера – развлечение совершенно не в моем вкусе. Однако некоторые неоспоримые достоинства у нее все-таки есть. Например, перед началом представления всем зрителям раздают либретто, где кратко и внятно пересказывается сюжет. Это облегчает понимание происходящего. Сразу становится ясно, что толстяк в красных штанах с воплями бегает по сцене не потому, что внезапно сошел с ума, а просто исполняет роль Ульвиара Безликого в один из самых трагических моментов жизни великого завоевателя. И полураздетые дамы висят под потолком не потому, что полные идиотки, а согласно авторскому замыслу, изображают боевой полет его разъяренных дочерей. Не то чтобы понимание делало зрелище более увлекательным, но по крайней мере, не нужно сидеть и думать, кто тут худший дурак – ты сам или певцы. Все молодцы, все на своем месте, у каждого своя роль. Я это к тому, что вот прямо сейчас мне мучительно не хватает либретто. Так что если хотите аплодисментов, будьте любезны, введите меня в контекст. – Красиво излагаешь, – одобрительно заметил Джуффин. – В награду за это открою тебе самую смешную часть так называемого контекста: у нас в гостях, можно сказать, овеществившееся ругательство. Самый настоящий Темный Магистр. Так когда-то в незапамятные времена называли магов, принадлежащих Темной Стороне. Вернее, они сами так себя называли. А остальные внимали им, открыв рты. – Мы просто так шутим, – объяснил белолицый. – Дразним друг друга. По-моему, «Темные Магистры» звучит очень смешно. А что вы теперь так ругаетесь – это просто прекрасно. Именно о такой славе я всегда мечтал.