Отыскав целую кружку, я наполнил ее водой из бутылки. Надо сказать, при такой качке, это было нелегкое дело. Помог Максу сесть, и поднес кружку к его губам. Бандит, жадно глотая, осушил ее. — Еще, — попросил он. Мне пришлось наполнять еще две кружки, прежде чем Матвеев победил жажду. — Так теперь ты тут босс? — произнес он. — Я, — коротко ответил я. — Ничего не имею против, — улыбнулся матрос. — Какие будут распоряжения? Этот вопрос поставил меня в тупик. Так далеко я не заглядывал. Планирование — вообще моя слабая черта. — Думаю… — протянул я. — Думаю, открыть кингстоны и пустить "Скифа" на дно вместе с тобой. А самому вернуться на остров на катере. Как тебе такое предложение? По лицу бандерлога пробежала тень ужаса. — Может, у меня есть вариант получше? — Говори. — Как на счет запустить турбины, и вернуться на остров на "Скифе"? Был бы я цел — я бы сам все сделал, но с такой ногой… Это предложение мне понравилось гораздо больше, но и причин доверять Максу у меня не было. — Да брось ты! Представь, как ты будешь выглядеть в глазах капитана и остальных, если захватишь судно! Ты будешь героем! Меня можешь не опасаться — какой из меня боец с такой ногой? — Согласен, — кивнул я. — Но, во-первых, на старое место мы не вернемся… — Кто спорит? Спрячем корабль на севере острова. — И, во-вторых, как только мы причалим — я передам тебя капитану. И пусть он решает, что с тобой дальше делать. — Как скажешь, босс! Некоторое время мы молчали. Я — смоля сигарету, положив руку на рукоять Стечкина. Макс — связанный, сидя на полу, оперевшись на стену. — Ну? — нетерпеливо спросил он. — Что — ну? — Развяжи меня! Да не ссы, солдат ребенка не обидит! — Ты — не солдат, — заметил я. — Ты — моряк. — Да какая, к черту разница? У тебя железка, а я пустой. К тому же раненый. Кормить меня тоже с ложечки будешь? А если мне посрать приспичит? Последний довод решил дело. Я распутал ремни и Макс попытался подняться на ноги. Получилось это у него далеко не с первой попытки — ноги затекли за ночь, да и рана давала о себе знать. Руки болтались, как плети, и мне пришлось растирать их, восстанавливая кровообращение. — Какие будут приказания, командир? — Для начала — давай отправим этого за борт, — кивнул я на труп. Помощи от предателя было мало. Он едва мог ступить на больную ногу, и больше опирался на погибшего товарища, чем тащил его. Когда мы свалили бандита в море, солнце уже жарило вовсю, а остров превратился в точку на горизонте. Еще около часа потребовалось на то, чтобы запустить турбины, прогнать их на холостом ходу, а только затем малым ходом начали возвращение на остров. Я стоял у штурвала, как заправский моряк, подруливая то вправо, то влево. Хотя рулить необходимости не было. Море — это ведь не дорога, где то кочка, то выбоина. Море — оно ровное. С едва заметной рябью от легкого бриза. Корабль просто летел над волнами. Мелькали берега, меняясь с каждой минутой. Высокая часть острова осталась позади, и мы шли вдоль песчаной косы, на которой то здесь, то там росли редкие пальмы. Но скоро кончилась и она, и мы обогнули скалистый холм — самую северную точку острова. Кошки уже не скребли у меня на душе из-за того, что я ушел в самоволку. В конце концов я сделал такое дело! Я захватил корабль! Один! Я! Один! Захватил "Скифа"! 24. Макс Мы без помех прошли от северо-восточной оконечности острова до входа в бухту на севере и встали на якорь. Фарватера у нас не было, так что разумным было бы подождать прилива, чтобы не посадить "Скифа" на мель. Времени в запасе было много, и мы сели перекусить прямо на палубе. — Командир, — с усмешкой произнес Матвеев. — А ты крещеный? Казалось бы такой простой вопрос ввел меня в ступор. Во-первых, я его не ожидал. А, во-вторых… да, меня крестили когда-то. Бабушка не к ночи будет помянута, в тайне от родителей, свозила меня в церковь, где меня и крестили. Но, признаться, это был единственный раз, когда я был в церкви, и сам, конечно, ничего из того не помню. Помню только, что крестик, который дали мне в тот день, лежит в шкатулке в ящике стола в моей комнате в "Адмирале Казакевиче"… если, конечно, его никто не тиснул в ту злополучную ночь. — Ну да, — ответил я. — А что? — А я, знаешь, не крещеный. В то время как-то не принято было… так ты мне скажи, командир, вот Артур, которого мы скинули в море, он сейчас смотрит на нас, или нет? Вообще, рай и ад — это бабушкины сказки, или оно есть на самом деле? — Ну… э-э… — Я к чему все это веду… вот я половину жизни грабил и убивал. А потом я понял, что мертвых грабить гораздо проще. И вторую половину я убивал и грабил. Нет, были в моей жизни светлые моменты, которые приятно вспомнить… как мы кутили, ты бы знал! Сколько бабла мы просадили! Можно было бы всю Африку… да какую Африку? Весь мир купить пару раз! Но я не про то. Я вот про что. Радости в жизни, если подумать, я видел немного. И, если ад есть, я непременно попаду в него. Буду и там мучиться. Так в чем смысл? И при жизни хренова было, и после нее так же будет. Так на кой черт меня мама с папой родили? Вот тебе анекдот. Хоронят старика. Седого, сморщенного. Закопали, памятник поставили, а на нем написано: жил 1993–1997. Ну, один из гостей и спрашивает — как так, всего четыре года, старый же совсем! А другой отвечает — э, так остальное время он не жил, а мучился! — Э, друг, — покачал я головой. — Ты мне мозга не полощи. Тебя что, кто-то заставлял убивать, грабить и насиловать? Да нифига! Расскажи, что были лихие девяностые? А то я там не был! Бабло даже поднимать не нужно было, само в карман прыгало! Тачки с Владика и Хабаровска эшелонами шли! Мне двадцать пять, я и то успел! А тебе? Сорок пять, плюс-минус? Офицер ГРУ! И ты хочешь сказать, что пролетел, как фанера над Парижем? Ой, не чеши мне! Захотел легкого бабла, захотел торговать пушками в мировом масштабе? Получите и распишитесь! И дело даже не в том, торговал или нет. Какая кому, к черту, разница, что происходит в Африке? Там на законодательном уровне запрещено совершать государственные перевороты чаще одного раза в сутки! Сколько бы в Африке человек не кончали — Китайцы в два, а то и три раза больше сделают. Лично мне глубоко похрену, кто там рулит — Могамба Первый, Пятый или Десятый. Дело не в том, чтобы украсть. Дело в том, чтобы сохранить! Посмотри на того же одноногого черта. Неплохо вложился, неплохо живет. А у Григорьева целый мешок бабла был. Думаешь, Серебрякову хренова жилось, думаешь, он за баблом сюда приплыл? Хрен там! Ему просто скучно стало, решил тряхнуть стариной, вспомнить молодость. И вас за собой потащил, как баранов на убой. Он-то хитрожопый, он выкарабкается. А вас, джентльмены удачи, как картошку: зимой не съедят — весной посадят. Не знаю уж, что на меня нашло… накипело! Мне осточертел этот корабль, этот остров, эти тропики и эта компания. Захотелось высказаться. И я это сделал. Хотя… не знаю, осмелился бы я все это сказать, не будь у меня пистолета на боку. В данном случае оружие дало мне силу. Дало уверенность. Уверенность в том, что все, что я делаю — правильно. И что с моим мнением нужно считаться. И если бы Макс сейчас дернулся — я бы без колебаний разрядил бы в него весь магазин до железки. Я переводил дыхание после своего монолога. Матвеев же на меня смотрел как-то странно. Не так заискивающе-преданно, как раньше, а иначе. В его взгляде появилась стальная серость. Похоже, до этого момента он видел во мне ребенка, восторженного дурачка, но теперь в его уверенности не осталось и следа. Бандит попытался подняться, но, ступив на больную ногу, снова осел на палубу. — Командир, пожалуйста, принеси воды попить. — Воды навалом, — отрезал я, пододвигая бутылку. — Она нагрелась, теплая, как моча. Такой не напьешься. Пожалуйста, принеси бутылку из холодильника. Я бы сам, да вот нога… Вода в самом деле нагрелась, спору нет. Но почему-то у меня возникло ощущение, что Макс намеренно пытается меня спровадить с палубы. Возможно, оттого, что до этого он прикончил половину из этой самой бутылки? — Я посмотрю, — пообещал я. Стараясь топать ботинками как можно громче, я спустился по трапу. Затем тихо, крадучись, прошел по коридору, поднялся по другому трапу, и осторожно высунул голову. Мое чутье меня не обмануло! Макс прыгал на одной ноге, еле ступая на вторую. Было видно, что ему очень больно, каждый шаг причиняет мучения. Хоть в этом не обманул! Но передвигался Матвеев довольно быстро. Он дополз до треноги с гранатометом, опрокинутой от скачки, упал. Я услышал сдавленный крик, сдобренный порцией ругательств. Перевернул пустой ящик от гранат, и достал из него штык-нож! Удовлетворенный находкой, бандит извлек его из ножен, полоснув солнечным бликом мне по глазам, попробовал пальцем лезвие, и спрятал за пазухой. — Падла, — прошептал я. Теперь я знал все. Макс может быть довольно шустрым. К тому же он вооружен! Учитывая, что кроме нас двоих на "Скифе" больше нет ни души, несложно догадаться, кого он готовится отправить на тот свет. Нож против пистолета, конечно слабовато. Но следует быть начеку. Сомневаюсь, чтобы бунтовщик бросился на меня, предупредив криком "Иду на Вы!". Он ударит исподтишка, постарается застать меня врасплох, когда у буду ожидать меньше всего! Когда я вернулся с бутылкой воды, Макс лежал в той же позе. Он прикрыл глаза, словно солнечный свет доставлял ему боль, дышал часто и отрывисто. Взяв воду, он поблагодарил меня легким кивком головы, но, сделав всего пару глотков, отставил бутылку в сторону. — Знаешь, босс, — произнес Матвеев. — Ты много чего сказал. И я тебе отвечу. Ты прав. Я — солдат. Я, кроме как воевать, больше ничего не умею, да и не хочу уметь. Какого хрена? Я не сам туда поехал. Меня Родина-Мать позвала. Дала в руки автомат и научила воевать. И, надо сказать, хорошо научила воевать. Научила убивать и выживать, что еще солдату надо? А потом плешивый с пятном слил Союз. А я уже не мог иначе. Я мог только воевать. Родина научила нас только этому, она на научила, не объяснила, как жить потом. Думаешь, это сказки, что они по ночам, во сне приходят? Еще как приходят! Только не те, кого я убил, а те мои товарищи, кого убили. Я пытался жить… хм… то, что многие называют "нормально". Но для меня и других, таких, как я, это нихрена не нормально! И тогда мы вернулись в Африку. Вот там мы были в своей тарелке. А по поводу сейчас… думаешь, дело в деньгах? Да были у нас эти деньги. Кому они счастья принесли? На кусок хлеба я себе заработаю всегда — будь уверен. Дело в войне. Там, в мирной жизни, мы чужие. Нахрен никому не нужны. Какая женщина будет терпеть, как я по ночам в криках просыпаюсь? Я приехал сюда не за деньгами. Я приехал за войной. Только в войне я свой. Не могу сказать, что после услышанного мне стало легче. Тем более, когда я знал, что у Макса за пазухой спрятан штык-нож. Я с трудом поборол в себе желание положить руку на рукоять пистолета, успокоив себя тем, что я нужен своему подельнику в угоне судна за тем, чтобы этот самый угон довести до конца. — Ладно, шеф, хорош мозга полоскать, — усмехнулся Макс. — Прилив уже высоко. Пора нам пришвартовать эту ласточку. Я с лотом отправился на нос, промерять глубину. Бунтовщик встал за штурвал. На самом малом ходу "Скиф" вошел в бухту. Нам нужно было пройти километра три, но эти три километра были самыми сложными. Вход в бухту отличался малыми глубинами — в лучшем случае не больше семи метров. Кроме того, был узким и извилистым. Без Макса я бы точно не справился. Как и он без меня. Мы лавировали, обходя мели, как на парковке супермаркета в восемь вечера. Матвеев показывал высший пилотаж. Как только мы миновали оба мыса, со всех сторон нас окружила земля. Бухта была отлично скрыта лесами от любопытных глаз как с моря, так и с острова. Не зная, где корабль, потребуется куча времени, чтобы найти его. Глубина, увеличившись до пятнадцати метров, начала резко сокращаться. Двенадцать. Десять. Семь. — Семь! — завопил я, что есть мочи. — Семь метров! Но "Скиф" продолжал идти вперед, не меняя не скорости, не курса.