Короткий совет с участием новых союзников, который мы устроили, вернувшись к Манаури, ничего существенного не дал. Считая, что единственное спасение от испанцев в бегстве, трое негров вместе с женщинами и другими бросились бежать из лагеря сразу же после сигнала тревоги, и хотя слышали голос Матео, но не догадались, что это призыв к бою. В зарослях они отстали от своих и теперь не знали, где те находятся. — Сколько у испанцев собак? — спросил я. Этого они тоже точно не знали, но предполагали, что, во всяком случае, больше трех. — Вы сможете провести наш отряд к лагерю, где на вас напали испанцы? — Сможем. — Надо идти туда! Если Матео жив и они держат его где-то связанным, то, вероятнее всего, там, где его схватили. Негры не умели стрелять ни из луков, ни из ружей, зато хорошо метали копья, и я распорядился выдать каждому из них, кроме ножей и дубин, по два копья. Старший, по имени Мигуэль, подошел ко мне со смущенным выражением лица и спросил, может ли он просить меня о чем-то важном. — Говори! — сказал я, приветливо на него взглянув. — Мы трое!.. — Он показал на себя и двух своих товарищей и смущенно умолк. — Нас трое… — начал он опять. — Понимаешь! — Ничего не понимаю! — ободрил я его улыбкой. — Нам стыдно! Мы не трусы!.. Поверь нам!.. Мы правда не поняли призывов Матео! — Вас никто за это не осуждает, — заверил я его. — Нам стыдно, что он погиб, а мы убежали. — Что делать! Так случилось! — Мы хотим искупить… — Искупить? Как? — В бою! Своей кровью! Приказывай, что надо сделать! Дай нам любое задание! Теперь я, в свою очередь, с немым волнением смотрел на возбужденного Мигуэля и его товарищей. Меня взволновал этот простой порыв душевного благородства, которого в этом человеке не смогла убить даже многолетняя каторга тяжкого рабства. Это ли не утверждало веру в человека, в человека вне зависимости от цвета его кожи! Мысль была мимолетной, неуместной в эту тяжелую минуту. Я тут же пришел в себя и вернулся к реальной действительности. В этот момент к нам подполз индеец из охранения и сообщил, что на той стороне поляны слышится какая-то подозрительная возня — похоже, скулит и рвется сдерживаемая на поводке собака. — Ты не ошибаешься? — пытливо взглянул на него Манаури. — Все рядом со мной тоже слышали, — заверил индеец. Я поднес к глазам подзорную трубу. Было темно, луна скрылась за тучами, и все-таки я заметил в зарослях с противоположной стороны, правее нас шагах в ста, какое-то неясное движение. — Внимание! — поднял я руку. От стены зарослей отделилась фигура человека, бегом пересекавшего поляну. Я поймал его в фокус подзорной трубы. По одежде я распознал врага. — Испанец! — предупредил я товарищей. На нашу сторону поляны перебежал только один человек. Если там скрывались и другие испанцы, то, вероятно, это был разведчик. — Его надо немедленно уничтожить! — прошептал я. — Я! — Мигуэль стремительно повернулся ко мне. — Я беру его на себя! — Отлично! — согласился я. — Но не один! Идите втроем! — Хорошо! — Помни, это их разведчик, он осторожен и хорошо вооружен. С ним будет нелегко! — Мы постараемся! — И, главное, без шума! После их ухода мы остались на прежней позиции, внимательно следя за поляной, ожидая, не появятся ли новые враги. Никто не появился. Сдавленный короткий хрип возвестил о безмолвной драме, разыгравшейся в чаще кустарника. Вскоре вернулись и негры. На их лицах читалось торжество. — Все! — выдохнул Мигуэль и положил передо мной на землю добытое ружье и пистолет, не забыв и мешочки с порохом и пулями. — Отлично! — А это мне! — проговорил Мигуэль и показал сверкнувший сталью кинжал. Я кивнул головой в знак согласия. — Это наш четвертый нож! — хохотнул Вагура. В этот момент резкий лай неподалеку разорвал воздух и ударил по нашим нервам. Две собаки выскочили из кустов в том месте, откуда раньше появился испанец. Но они пошли не по его следу, а бросились наискось через поляну прямо к нашему укрытию. Вероятно, они давно уже учуяли нас. — Стрелы! Отравленные стрелы! — прошипел Арнак индейцам. Едва собаки добежали до первых отделявших нас от поляны кустов, как бешеным лаем тут же возвестили о найденной добыче. Пораженные сразу несколькими стрелами, они взвыли и на всем бегу грохнулись наземь, но, увы, поздно — мы были обнаружены. И тут я совершил грубую ошибку, первую за весь поход. Зная, что находящиеся поблизости испанцы, выпустив собак, точно определили место нашего нахождения, я должен был тотчас скомандовать отход. Но я этого не сделал и позволил сначала нескольким индейцам собрать выпущенные в собак стрелы. — Быстрее, — торопил я их. Вдруг прямо против нас, с той стороны поляны, ослепительный блеск разорвал тьму, и воздух потряс грохот нескольких выстрелов. Их было восемь или десять, а может быть, даже одиннадцать — целый залп. Под градом свинца зашелестели кусты, в которых мы прятались. Ружья врагов были заряжены картечью. Лежа на земле, я почувствовал жгучий удар в левую лопатку. К счастью, заряд прошел выше, лишь слегка задев кожу. Справа и слева раздались приглушенные вскрики и стоны раненых товарищей. Я рассчитывал, что после залпа испанцы бросятся в атаку. Но, очевидно, они не рискнули. Во всяком случае, из-за дыма, окутавшего противоположную сторону поляны, никто не появился. — Будем стрелять из ружей? — спросил Вагура. — Нет! — решительно возразил я. — Не стрелять! Ни в коем случае!.. Всем тихо отступить на сто шагов от поляны! Подобрать раненых! Быстрее! Оказалось, что, кроме меня, было еще пятеро раненых, и среди них один, раненный в голову, в безнадежном состоянии потерял сознание, когда его переносили в тыл. — Что делать с собаками? — обратился ко мне Арнак. — Забрать их с собой? — Заберите. Я решил до конца выдерживать принцип — не оставлять никаких следов. Испанцы могут предполагать что угодно, но чем меньше будут о нас знать, тем лучше. До сих пор они были в неведении, кем был и каким оружием располагал их противник… Отступив от поляны шагов на сто, мы остановились. Расставленные на всех направлениях дозорные сообщали, что врага не видно и не слышно. Это нас тревожило и заставляло предполагать, что испанцы тайком что-то затевают. Я дал команду отходить дальше. Тем временем раненый индеец скончался. Его похоронили рядом с Раисули. Трупы испанцев и собак затащили в такие заросли, что и среди белого дня их не отыскал бы сам дьявол. Раненым, в том числе и себе, я наспех кое-как сделал перевязки. Одного тяжело раненного и неспособного больше сражаться мы отправили в тыл к женщинам, а сами двинулись в сторону моря, выслав вперед на несколько десятков шагов разведку. Теперь нас с учетом трех присоединившихся негров опять было шестнадцать, а оружия стало даже больше, чем прежде. Более всего меня в эти минуты радовала твердость людей. Первая неудача не подорвала их духа. Они горели жаждой боя и мести. Это были прирожденные воины, не раз выходившие на тропу войны. ЗАПАХ ПОРОХА И КРОВИ Добравшись до берега моря, мы перешли на другую сторону поляны и по ее краю осторожно двинулись к месту, где засели испанцы, так метко накрывшие нас огнем. Но там мы их не застали. Заросли были пусты. — Куда они могли деваться? — расстроился Арнак. — Трудно сказать, — проворчал я, — можно предположить, что вернулись в лагерь. Будем искать. От поляны, где мы находились, до лагеря было добрых полмили. Мы прошли уже больше половины пути, когда заметили впереди подозрительное движение. Соблюдая всяческие меры предосторожности, несколько испанцев прокладывали себе путь в том же направлении, что и мы. При свете лупы их фигуры ясно различались шагах в двухстах от нас. — Догоним их! — загорелся Вагура. — Нет, слишком близко их лагерь, — остановил я его. — Мы их убьем быстро-быстро! Пойдем! — Нет! Бой здесь не обойдется без шума.