А еще мне было зябко. Но оно понятно – конец сентября на дворе, под утро температура уже совсем не летняя, а куртку я ведьме отдал по доброте душевной. – Очухался? – услышал я голос Стеллы. – А то мне уж подумалось, что все, придется тебя на себе до машины тащить. Не бросать же полноправного Хранителя кладов в этом лесу? Марфа этого не поймет, ты ей точно нужен будешь в будущем. – Ох. – Я привстал, пошарил рукой по земле и, естественно, нащупал крепкий и длинный сучок, тот, из-за которого так спину ломило. – А ты откуда про полноправность узнала? Тебя же Полоз, скажем так, в анабиоз погрузил. – Увидела, – усмехнулась Воронецкая, сидевшая на бревнышке и палочкой ворошащая здоровенную груду багровых углей, в которую превратился костер. – Слепой надо быть, чтобы не заметить. Я глянул на себя и понял, о чем она говорит. Две змейки, Стреча с Нестречей, с моей груди никуда не пропали, они отлично были видны под расхристанной до пояса рубахой. Мало того, они стали даже больше, а еще каждая обрела свой цвет. Одна стала ярко-красной, а другая – небесно-синей. Наверняка это что-то да означает, но что именно – понятия не имею. Пока не имею. – Стало быть, решил не отказываться от дара? – уточнила ведьма. – Затянуло тебя в наш водоворот? Или ты все же меня испугался, а? Мол, как только стану человеком, так злобная Воронецкая меня ам-ам? Если так, то не стоит переживать. Не стану я тебя убивать, Валера Швецов из Москвы. Сначала – да, очень того желала, а теперь… И наша сестра иногда может совершать глупости. Я – совершила на свою голову. Наверное, надо бы спросить, какую именно глупость она имеет в виду, но не стану этого делать. Не уверен, что хочу знать ответ. Вернее, убедиться в том, что я его знаю. У меня все же свадьба на носу. Хотя… И на этот счет у меня тоже имеется ряд сомнений, в первую очередь связанных с тем, что Юлька мне очень-очень дорога и я не хочу толкать ее в пропасть. А именно туда скатится жизнь моей подруги детства, свяжи она ее со мной. Да и в башне «Меркурий» я вряд ли обоснуюсь, как бы это ни расстроило моего отца и дядю Сережу. Нечего мне там делать. Да и как архив бросить? Зачахнут ведь мои старушки в одиночестве. Если я уйду, о ком они заботиться станут? С другой стороны, лучше прикрытия, чем офис крупной компании, не отыскать. И родитель снова игры со смертью затевать не задумает, что очень хорошо. Вот только не стоит забывать о том, что башня идет в комплекте с обручальными кольцами. Ладно. Будет день – и будет пища. – Есть хочу, – словно подслушав мои последние мысли, вздохнула Стелла. – Вот чего ты хоть хлебушка нам не оставил из того пакета, что лешаку отдал, а? Сейчас бы его на кусочки порезали, на веточку насадили и над углями пожарили. Это вкусно! Я поднялся на ноги, подошел к рюкзаку, раскрыл его и достал оттуда пакет с картошкой. Не знаю отчего, но мне еще дома подумалось, что ее стоит с собой прихватить. Стереотип, наверное. Ночь, осень, лес, костер. Как тут без печеной картошечки обойтись? – Да ладно! – Вытаращила глаза Воронецкая. – Удивил так удивил. Чего-чего, а подобной хозяйственности я от тебя не ожидала! – Надо же, вещи пропали, – сообщил ей я, копаясь в рюкзаке. – Мешочек с перстнями, кулонами и всем остальным. Забрал их Полоз. – А ты чего от него хотел? – Ведьма вскочила, подошла ко мне и выхватила пакет с корнеплодами из рук. – В свои подземные кладовые отволок, там их место. Он злато-серебро собирает и преумножает. – Смотрю, ты приободрилась. – Я запахнул рубашку, после подошел к куче сушняка и начал выбирать ветки потолще, чтобы закинуть их в костер. – Бояться перестала. А ну как тебя сейчас кое-кто за палец тяпнет? – Уползли змеи. – Стелла запихивала клубни в угольный жар один за другим, причем умело, со знанием дела. – Ни одной рядом нет. – Так все, минул останний день, – раздался скрипучий голос лесного хозяина, а следом и он вышел к нам из-за дуба. – Самое время им спать укладываться. Сейчас в клубки сплетутся да до весны и уснут. А вы, я гляжу, картошечку задумали печь? Хорошее дело! – Есть такое, – подтвердил я. – Подходите к костерку, дядя Фома, составьте нам компанию. – А чего ж, теперь можно. – Леший уселся на пенек, что, как всегда, возник из ниоткуда, после расстелил на земле тряпицу, на которую выложил каравай хлеба, тот, что я ему сам недавно подарил. – Так и я не с пустыми руками. А! Вот еще грибочки! Последние, ядреные, других в этом году уже ждать не стоит. Завтра северный ветер задует, за ним холода придут, грибница родить перестанет, да. А там и мне придет время на покой устраиваться до той поры, пока Жива теплом с юга не повеет. Грибочки, крепкие и чистые боровики, оказались очень кстати, с печеной картошечкой они пошли на ура. Само собой, не сырые, мы их на ветки нанизали и над углями жарили. – Правильно ты все сделал, парень, – сказал мне дядя Фома, дуя на парующую картофелину, а после посыпая ее солью. – Свою дорогу выбрал, не чужую. Ну да. Может, и правда я тогда в лесу вовсе и не заплутал? Может, наоборот, я тогда нашел свой путь, тот, что мне и был определен изначально? Впрочем, это уже метафизика. Чего думать о свершившемся, когда впереди еще столько всего интересного? А сколько незавершенного! Например, где-то в Европе затаился Шлюндт, перед которым у меня остался должок. А еще есть Отдел, вечно плетущий хитроумную паутину, теперь-то они с меня точно не слезут, я их знаю. Опять же, куда мне деваться от Стеллы, что сейчас деловито уплетает четвертую по счету картофелину? Наверняка она уже замыслила какую-то очередную авантюру, в которой для меня выделено самое невыгодное место. И – Великий Полоз. Что-что, а его последние слова, произнесенные перед тем, как он снова цапнул мою грудь своими клыками и отбросил в сторону, отлично отпечатались в моей памяти: «Теперь ты служишь мне, Хранитель кладов! Мне и никому другому! А за новой службой у меня дело не встанет. Тебе всегда найдется чем заняться». Так что поем – и на рассвете в путь. А там, глядишь, и новая служба подоспеет. Сказано же – за ней дело не встанет. Конец…