– Да, – ответила женщина, идя впереди Любавы по коридору и также, не оборачиваясь, насмешливо спросила: – Паспорт предъявить? – Да, желательно, – подтвердила оперативница. Когда они оказались в гостиной, женщина подошла к окну и отодвинула в сторону штору. Яркий дневной свет так ослепительно и неожиданно хлынул в комнату, оказавшуюся гостиной, на мгновение ослепил обеих женщин. Но глаза быстро привыкли к свету. Всё-таки солнце светило не так неистово, как летом, и свет его был скорее мягким, чем резким. – Садитесь, – предложила хозяйка квартиры, и Любава опустилась на мягкий стул возле круглого стола на одной ножке. Женщина отошла к стенке, открыла какой-то шкафчик, потом подошла к столу и протянула Любаве свой паспорт: – Вот. – Спасибо, – поблагодарила Залеская. Самбурская села на второй стул и спросила: – Вы уверены, что мой брат убит? – Увы, да, если это ваш брат. – Она положила перед хозяйкой дома фотографию. Та глянула и тотчас зажмурилась. – О господи, – вырвалось у неё невольно. – Как его убили? – Отравили. – Кто это сделал? – спросила Самбурская полминуты спустя. – Мы этого пока не знаем, – ответила Любава, – но надеемся узнать, в том числе и с вашей помощью. – Но я-то чем могу вам помочь?! – воскликнула Самбурская, вскинув руки. – Для начала, Клара Аркадьевна, расскажите мне, какие отношения связывали вас с братом. – Как то есть какие? Родственные, разумеется, – с толикой удивления ответила Самбурская. – Это я понимаю, – кивнула Любава. – Я хотела спросить, ладили ли вы с братом? – Конечно, ладили, – повела плечами Клара Аркадьевна. – Нам нечего было делить, – добавила она, поджав губы. – Иной раз людям и делить нечего, – как бы вскользь проговорила Любава, – а они всё равно не ладят. Видно, не лежит у них душа друг к другу. – Если вы хотите спросить, не ссорились ли мы с братом, – усмехнулась Самбурская, – то спешу вас разочаровать: нет, не ссорились. – Но почему же разочаровать, – дружелюбно проговорила Залеская, – наоборот, вы меня успокоили. – Разве что, – неопределённо обронила женщина, посмотрев на Залескую, и добавила с болью в голосе: – Если хотите знать правду, то это для меня большой удар. Любава сочувственно кивнула и спросила: – Значит, вы дружили с братом? – Да, конечно. Любаве показалось, что наглухо захлопнутые створки наконец приоткрылись, и она поспешила закрепить успех: – Вы часто встречались с ним? – Изредка мы с ним выбирались в кафе-мороженое. – Задумавшись, Клара Аркадьевна незаметно для себя улыбнулась. – Как в детстве, – но тотчас затрясла головой, как бы отгоняя от себя воспоминания о светлых днях. – Чаще всего брат приезжал с семьёй на дачу, которая досталась мне от отца, – проговорила она уже без прежней теплоты в голосе, так тронувшей Любаву. – А что досталось вашему брату? – как бы вскользь поинтересовалась Залеская. – Разве это важно? – каким-то натянутым голосом спросила Самбурская. – Вообще-то нет, – сделала вид, что смутилась, Любава, – но сами понимаете, – как бы оправдываясь, проговорила она, – женское любопытство. Сестра поджала губы: – Брату он оставил квартиру и автомобиль. Но я не могу обижаться на отца. – Вот как? – Любава постаралась скрыть удивление. – Понимаете, я ему не родная дочь, – с заметной грустью в голосе проговорила женщина. – Ну, тогда всё понятно, – отозвалась Любава, хотя лично ей и не показалось решение отца Костюкова при распределении наследства столь уж справедливым. – А можно посмотреть на вашу дачу? – спросила она. – Вы хотите поехать к нам на дачу? – удивилась Клара Аркадьевна. – Ну что вы! – замахала руками Любава. – Я просто хотела посмотреть фотографии с вашей дачи, если они, конечно, есть. – Естественно, есть, – заверила её Самбурская и, встав со стула, снова направилась к стенке. Порывшись в каком-то ящике, она извлекла из него альбом и положила на стол перед оперативником. – Здесь фотографии с последнего пикника. – Как интересно! – с преувеличенным энтузиазмом проговорила Любава, открывая альбом. На фотографиях царило лето во всей его красе. Изображения были настолько сочными, а люди, изображённые на них, получились такими живыми, что Залеской на какое-то мгновение показалось, что она там, среди них, на даче Самбурской. Любава, даже не отдавая себе отчета, поискала саму себя среди присутствующих там. Но наваждение растаяло так же быстро, как и захватило её. Толчком к отрезвлению было скорее то, что она узнала на одной из фотографий жертву. Вадим Аркадьевич Костюков выглядел на фотографии таким беззаботным и счастливым, что у Любавы сжалось сердце. Вроде бы уже давно должна была привыкнуть, так нет же, предательская игла жалости нет-нет да вонзится в самое сердце. – Это ваш брат? – тихо спросила она у хозяйки дома. И та молча кивнула в ответ и отвернулась. Залеская успела заметить, что в глазах женщины блеснули слёзы. «Должно быть, она и в самом деле была привязана к брату, – подумала Любава. – Чтобы так притворяться, нужно иметь большой артистический талант». А за короткое время знакомства с Кларой Аркадьевной Залеская успела заметить, что большая часть эмоций у Самбурской на лице написана. Дав женщине прийти в себя, Любава спросила: – А кто это рядом с Вадимом Аркадьевичем? – Так это жена его, Анна. – Она старше вашего брата? – Нет, с чего вы это взяли? – удивилась Клара Аркадьевна. – По внешнему виду мне так показалось, – честно призналась оперативница. – Нет, просто у Ани больное сердце, – пояснила Самбурская. – А это их сын? – увидев на другой фотографии симпатичного мальчугана, спросила Залеская. – Да, – спокойно кивнула Клара Аркадьевна. – Он ведь им не родной? – была вынуждена задать неудобный вопрос старший лейтенант. Самбурская почти до крови прикусила нижнюю губу и проговорила сердито: – Уже успели наболтать? Любава не стала отрицать. – Но это ничего не значит, – поспешила заверить её сестра Костюкова. – Вадим любит… любил, – запнулась она, – Артура, как родного. Он даже хотел его усыновить! – горячо произнесла она в защиту брата. – Почему же не усыновил? – Родители Анны были против, – уныло проговорила Клара Аркадьевна. – Почему же? – искренне удивилась Любава. – Не знаю, как вам объяснить. Я со своей стороны считаю это старческим эгоизмом. Хотя, может, у них своя правда. Понимаете, мать Артура – это старшая сестра Анны, то есть тоже их дочь. И они не захотели, чтобы мальчик забыл своих настоящих родителей.