— Я знаю, Арнак, знаю, что ты хочешь мне добра! Поэтому слушай! И я постарался коротко, но ясно изложить ему свое мнение: именно оттого, что речь идет обо мне, я и не хочу доводить дело до кровопролития. Я здесь пришелец, можно сказать, непрошеный гость, и не могу допустить, чтобы из-за меня дело дошло до братоубийственной войны. Конесо и Карапана, ослепленные какой-то злой волей, не терпят меня, но я не теряю надежды, что рано или поздно они поймут свою ошибку… — А если не поймут? — перебил меня Арнак. — Тогда останется одно — удвоить осторожность. Ты понимаешь меня? — Понимаю, Ян! Я попросил юношу передать Манаури и всем остальным: никаких враждебных действий. Это пришлось им, и особенно вождю, не по душе, но они обещали слушать меня. Близился рассвет, и все мужчины отправились в лес за убитыми кабанами. — Ласана с матерью будут за тобой ухаживать, — сказал мне перед уходом Арнак. — Тебе дать какое-нибудь оружие? — Зачем? Впрочем, пистолет, пожалуй, положи рядом… Разговор с друзьями отнял у меня последние силы. После их ухода пришла Ласана и перевязала мне рану, приложив к ней свежие пучки лечебных трав. — Спасибо тебе, Чарующая Пальма! — вырвалось у меня от души. — За что? — За все. А когда заживет рана? — Еще не скоро, о, очень не скоро. Левая рука твоя много дней будет слабой… — Ты, наверно, рада? — Рада? — удивилась она. — Чему? Но тут же, чем-то крайне изумленная, она отступила на шаг и посмотрела на меня с таким удивлением, словно видела в первый раз. — О-ей! — воскликнул я, рассмеявшись. — Ты что, не узнаешь меня? — Нет! — ответила она резко. — Это я. Белый Ягуар! — продолжал я шутливо. — Еще в лесу я заметила, — растерянно пробормотала она, словно говоря сама с собой и не обращая внимания на мой игривый тон, — что ты говоришь по-нашему! Как это? — Научился. — Когда, как? — Она не могла опомниться от удивления. — А вот слушал, как говорят Арнак, Вагура, Манаури, ты, и научился понемногу, — рассмеялся я беззвучно. — Только прошу тебя, никому не говори, что я знаю ваш язык. Пусть это останется между нами… — Хорошо. ВОДА В КУВШИНЕ Мной снова стала овладевать такая слабость, что веки склеивались сами собой, а мысли расплывались. Ласана продолжала еще что-то говорить, но это уже не доходило до меня; я заснул воистину мертвым сном. Меня мучили кошмарные видения, какие-то чудовищные драконы, резня и яростные ссоры, нескончаемые и крикливые. Наконец настойчивый шум проник сквозь сонную одурь, и я стал просыпаться. Снаружи доносились звуки какого-то спора — на этот раз реального. Я мгновенно пришел в себя, узнав голоса спорящих: Ласаны, Конесо и Карапаны. Ласана преграждала им вход в мою хижину. — Нельзя! — стояла она на своем решительно и твердо. — Манаури запретил пускать!.. — Запретил пускать меня, верховного вождя? — Всех! Никому нельзя! — Отойди, собака, — зашипел Конесо, — или я раскрою тебе череп! Мы только посмотрим его и поможем ему! Ласана поняла, что ей одной не справиться с пришельцами, а все мужчины нашего рода были еще в лесу. — Хорошо! — согласилась она после минутного колебания. — Но оружие сложите перед хижиной! С оружием не пущу! — Пусть будет так! — уступил вождь. — Бешеная! — Собака! — буркнул колдун. Было уже совсем светло, солнце встало не меньше часа назад. В хижине царил прозрачный полумрак, хотя вход и завешивала шкура. Едва заслышав голоса, я быстро схватил пистолет, взвел курок и сунул оружие под циновку, которой был накрыт, держа палец на спусковом крючке. Первыми вошли мужчины, за ними Ласана. Вход остался открытым, благодаря чему в хижине стало светлее. Все подошли к моему ложу. Ласана встала сбоку, следя за малейшим движением пришельцев. Я лежал на спине, с чуть приподнятой головой. Глаза неподвижно и безжизненно устремлены в угол крыши прямо надо мной и полуприкрыты — как обычно у человека парализованного. Краем глаза я едва различал фигуры вошедших. Довольно долго они молча всматривались в меня, потом Карапана наклонил голову до уровня моих глаз и в упор уставился в них напряженным взглядом. Всматривался он долго, так долго, что я весь оцепенел от напряжения, боясь выдать себя неосторожным движением. Я видел, как на худой шее шамана вверх-вниз прыгает кадык. — Скрутило его как следует! — вполголоса возвестил наконец Карапана, скорчив довольную мину. — Лежит полумертвый. — Умрет? — спросил Конесо. — Должен, должен. — Когда? — Не знаю. Может быть, скоро. Они говорили между собой, не считаясь с присутствием Ласаны и убежденные, что я не понимаю их языка. — Глаза у него немного открыты! — заметил подозрительно вождь. — Но видит он мало! — утешил его Карапана. — Если только… — Что, если только? — Если только он не притворяется. Теперь уже Конесо подошел вплотную и долго молча всматривался в меня. — Совсем бледный, — проговорил он, — но живой. — Долго не протянет! — буркнул колдун, и передо мной снова появилось его морщинистое лицо. Он устремил на меня взгляд столь ненавидящий и страшный, что нетрудно было понять — это враг беспощадный и жестокий, вынесший мне смертный приговор. — А если притворяется? — сомневался Конесо. — Все равно жить ему недолго, успокойся! — повторил Карапана, в своей одержимости как-то слишком уж убежденно. До сих пор я следил за всем происходившим довольно спокойно, чувствуя в ладони рукоять пистолета. Но при последних словах шамана, таивших какую-то скрытую угрозу, мне сделалось не по себе, и сердце у меня заколотилось. С какой стороны грозит мне опасность? — Ласана! — обратился шаман к женщине. — Покажи нам его рану. — Мы не хотим ее сами касаться, — добавил вождь, — не бойся. — Рана закрыта травами! — противилась Ласана. — Ничего! Это ты его лечишь? — Нет, мать. — Позови мать. Ласана колебалась, не зная, стоит ли оставлять их одних наедине со мной, но, вероятно, решила, что мне пока ничто не грозит, тем более что далеко не идти — их хижина стояла рядом. Отойдя от входа на два-три шага, она позвала мать, попросив ее прийти, и тотчас же вернулась обратно. Тем временем, а длилось это всего несколько секунд, у моего ложа происходило что-то странное. Карапана шмыгнул за мое изголовье и, кажется, наклонился вниз, к полу, но что там делал, я не видел, а повернуться не решился. Однако до слуха моего донесся какой-то странный, чуть слышный звук, настолько слабый, что понять его было трудно. Что-то, похоже, тихонько зашелестело, или зашипело, или булькнуло? Впрочем, слишком мало времени оставалось для размышлений — тут же вернулась Ласана, внимательным взглядом окидывая хижину и обоих мужчин. Видно, ничего подозрительного она не заметила и спокойно сообщила, что мать ее сейчас придет.