Буфет в Театре сатиры некоторое время назад обновился и преобразился. Мы с моим любимым директором театра Мамедом Агаевым ожесточенно спорили о названии заведения. Дебатировались варианты: «Лигнин» (это мягкая бумага для снятия грима), «Уже без грима», «Послевкусие», «Закулисье»… Победило название – «Застольный период». Есть такое понятие в театре – когда артисты, сидя за столом, разбирают пьесу. Меню тоже модернизировано. Незыблемыми остались сырники – вечный питательный монумент общепитовской изжоге. На сбор труппы, открытие 96-го сезона, я принес огромную тыкву и сказал: «У меня в огороде – один укроп и вот это. Ничего больше не выросло. Передаю тыкву в служебный буфет: любите меня под пшенку, главное – не обосритесь в новом сезоне». 63 раза я участвовал в сборе труппы. Человек покорил космос, появились смартфоны, все меняется, и лишь сбор труппы со времен Нерона и Щепкина – один в один. Как-то смотрел при выключенном звуке репортаж со сбора труппы какого-то театра. Мизансцена – вековая. Перед труппой – новый худрук, глаза горят, очки либо на лбу, либо на подбородке (это подчеркивает индивидуальность), и – пламенная речь. Потом показывают труппу. Молодежь и еще надеющиеся на что-то артисты вожделенно смотрят на нового худрука, всем своим видом показывая готовность к экспериментам. Мрачное среднее поколение понимает, что это – очередная ерунда. И есть еще в мизансцене несколько вкраплений – звезды или медийные лица, которые забежали в перерыве между съемками сериалов, посматривают на часы, но вынуждены сидеть и слушать эту бодягу. Завершается все одинаково: грамоты и цветочки для тех, кто родился, скорбь по тем, кто ушел, представление новых артистов и – свежие распоряжения вышестоящего начальства. Приведу пример такого распоряжения.* * Руководителям театров и концертных организаций, подведомственных Департаменту культуры города Москвы В соответствии с поручением Департамента культуры города Москвы № 01-09-8363/6 от 15 сентября 2016 г. доводим до Вашего сведения, что Департамент транспорта и развития дорожно-транспортной инфраструктуры города Москвы организует акцию «На работу на велосипеде», которая пройдет с 19 по 24 сентября 2016 г. Акция направлена на развитие велосипедной инфраструктуры города Москвы. Акция проходит с утра до вечера у каждого в своем рабочем режиме (в зависимости от режима работы учреждений) в течение недели… Пригородные электрички организовали бесплатный провоз велосипедов всю рабочую неделю с 19 по 23 сентября, а также в день Велопарада 24 сентября. В метрополитене в данный период разрешен провоз велосипедов с отстегнутым одним колесом, а на Московском центральном кольце – провоз велосипедов бесплатно. В связи с изложенным прошу оказать содействие в проведении акции, разместив информацию о проведении акции на всех возможных информационных площадках, а также привлечь к участию сотрудников учреждения с учетом погодных условий, состояния здоровья и спортивной подготовки… Начальник Управления театров и концертных организаций… Архив Театра сатиры Кто мог, пересел на велосипеды, а кто уже не может, ждут приказа об акции «На работу на самокате», а лучше сразу «На работу на моноколесе» – больше гарантии получить сотрясение мозга и тем самым разрешить кадровые театральные проблемы. Театр – организация очень смутная, потому что эмоции всегда неадекватны происходящему. Умер человек или неожиданно пролетел комар на сцене – степень накала одинаковая. То же самое со взаимоотношениями. Пошло-хрестоматийные виды взаимоотношений – любовь, дружба, сотрудничество – в театре наперекосяк. У меня очень много учеников вообще и в театре – человек двадцать, а то и больше. Все меня страстно любят, но я-то понимаю, что это до поры до времени, потому что актерская профессия предполагает преданность работодателю, откуда бы он ни появился и кем бы он ни был. Сострадание, пусть самое искреннее, в театре все равно актерски преувеличено. А неприязнь и даже ненависть возникают неизвестно отчего. Насчет сострадания. Сижу я как-то на репетиции, где человек семнадцать молодых артистов и несколько ведущих мастеров показывают мне кусок из предполагаемого мюзикла. Внезапно подо мной разваливается стул, я падаю навзничь, ударяюсь головой о стоящий за стулом осветительный прибор и рассекаю затылок. Хлещет кровь, суматоха, визги, прикладывание к затылку носовых платков, тряпок и репетиционных костюмов. Приезжает скорая, заклеивает рану. Я говорю, что надо продолжать репетицию. Судорожно собирают окровавленные тряпки, намереваясь их выбросить. На что Гоша Лагутин, тоже, кстати, из любимых учеников, протестуя, кричит: «Вы с ума сошли! За вас пролил кровь наш учитель. Немедленно в Бахрушинский музей!» В театре приходится постоянно выпускать премьеры. Это очень надоедает, но ничего не поделаешь. Был однажды на каком-то заседании. Там одни театральные деятели, как в былые времена, заявляли: «Обязуемся в Год театра выпустить 9 премьер!» – другие: «А мы – 12 премьер!» Шла гонка за количеством. Я вспомнил старый анекдот, когда металлург, угрюмый и уставший, возвращается после смены домой. Жена ставит перед ним стакан самогона, щи и начинает причитать: «Вот ты приходишь, молчишь, выпиваешь, идешь спать. А я по радио слышала про встречный план. Рассказал бы, что это такое». «Ну, как тебе сказать? – начинает объяснять он. – Вот, например, ты мне говоришь, что сейчас мы поужинаем, ляжем спать и у нас будет секс три раза. А я говорю, что будет пять раз. Хотя оба мы знаем, что половой жизни у нас нет». Вот так и с некоторыми театрами – берут встречными планами. Цензуры сегодня нет – в том смысле, что можно ставить все, что хочешь. Но сохранился советский пережиток – внутренний поджатый хвост. Начинают что-то делать и пугаются: «А вдруг не пройдет». Но вообще настоящая паника возникает, только когда неожиданно появляется театральная идея. Я помню, как в Театре имени Станиславского Анатолий Васильев поставил спектакль «Взрослая дочь молодого человека» по пьесе Виктора Славкина. Я был не на премьере. В зале – Товстоногов, Ефремов, Петя Фоменко, Эфрос. Почему пришли? Запаниковали. Запахло театральной идеей. Сегодня театральной идеи нет, паники не возникает. Тихо и сытно. Иногда ночные кошмары снятся в стихах: Неожиданный прорыв тестостерона В андропаузе потухших лет. Вожделение финального поклона – Не гарантия неслыханных побед. Чем сильнее развиваются, условно говоря, айпады, тем больше людей тянется к естеству. Всякая синтетика, как бы она ни была хорошо завальцована, все равно проигрывает натуральному продукту. Поэтому театр не может погибнуть, как это обещали. Он какой-никакой, но живой, а не электронно зафиксированный (а когда что-то зафиксировано, оно сразу становится подозрительным). То же самое – спорт. Всегда надеешься на чудо. А чудо может быть только сиюсекундное, импровизационное, неожиданное. Когда-то играли в преферанс, лото, крокет – в тихие медленные игры. Сейчас играют только в букмекерских конторах. В СССР букмекерство было подсудным делом. Я как беговик, который провел молодость на ипподроме, хорошо это знаю. За букмекерство был арестован страстный беговик Михаил Иванович Царев, будущий народный артист СССР. Его спас Сталин. А сейчас букмекерские конторы – в каждой подворотне. Раньше общество, литература, кинематограф и умы четко разделялись на два лагеря: физики и лирики. Это были и борьба, и надежды, и дискуссии, и, конечно, любовь. Никак не могли решить, кто должен победить: физики или лирики? В «жуткое» советское время, как во всем и всегда, побеждала дружба. Даже в любви. Прошло полвека. Что такое лирика, никто не знает, а все физики в основном уехали на Запад. Поэтому сейчас общество состоит из двух других категорий: спортсмены и болельщики. Советский лозунг «О спорт, ты – мир!» перестал быть ориентиром, ибо наш менталитет – в том, чтобы глобально обсираться, а потом долго и гениально выкручиваться. Мы дойдем до того, что начнем гордиться свежим допингом и займем в этом соревновании первое место. Я болельщик с огромным стажем. В конце 1940-х – страшно представить – мой двоюродный брат Бобка повел меня на матч «Динамо» – «Торпедо». С тех пор я болею за «Торпедо». Оно было совсем уже накрылось, а сейчас с трудом возрождается. Для меня «Торпедо» – это мои друзья: Козьмич – Валя Иванов, Стрелец – Эдуард Стрельцов, Валерий Воронин, Геннадий Гусаров, Виктор Шустиков… По случаю 95-летия «Торпедо» в Москве состоялся товарищеский матч команды со старейшим клубом мира «Шеффилдом», основанным в 1857 году. Я не пошел, потому что боялся выглядеть старше английского клуба. Спорт – лошадиный труд. Например, лыжные гонки. Рядом со спортсменами всю дистанцию бегут тренеры с запасными палками и кричат: «Давай! Давай!» Как они 50 километров пилят по бездорожью, по слякоти, без лыж, только с палками и секундомером – остается за кадром, а в кадре лишь: «Давай, давай!» И зрители тоже: «Давай, давай!» Так орут речовки на футбольных стадионах. Я был как-то на матче «Торпедо» с «Шинником». 90 минут огромная трибуна кричала: «“Торпедо”, мы с тобой!», а противникам: «“Шинник” на…! “Шинник” на…!» Это же нужно уметь – полтора часа не сбиться с матерного ритма! Похабные кричалки – признак того, что профессиональные болельщики еще живы. На этом матче я достиг пика популярности. Вообще есть какие- то неизвестно кем определенные признаки начинающейся популярности. Мой друг Вилий Горемыкин, человек дико рукастый, из упрямства и умения все строил сам – в перерывах между своей основной деятельностью, которая заключалась в попытках снять на камеру язвы капитализма, так как он был ведущим оператором программы «Время». Однажды мы торчали с ним на его даче, где он, воздвигая очередную мансарду, оклеивал старыми газетами стены, чтобы потом закрыть советскую печать обоями. И вдруг он радостно закричал: «Все, ты состоялся!» Оказывается, ему попался кусок газеты «Водный транспорт» с кроссвордом, и в момент перекура он заглянул в этот кроссворд, где было написано: «Молодой артист Театра имени Ленинского комсомола». Видимо, составитель, не сумев вставить по горизонтали что-либо значимое из восьми букв, начинающееся на «ш» и заканчивающееся на «т», вынужден был от безвыходности вспомнить мою фамилию. Не прошло и каких-нибудь 60 лет, Вилия давно нет, никто уже не клеит обои на «Водный транспорт», а моя популярность выросла неслыханно, и я появляюсь уже в сборниках кроссвордов, сканвордов и судоку даже с портретом. Более того, на том матче «Торпедо» с «Шинником» в перерывах матерного скандежа стадион орал: «Шура, ура!»* * …Тут всё сходится: отличная погода, важный матч, удобное время и относительно доступная цена на билеты… Так что все ждали этого матча с особыми чувствами. Включая великого русского артиста Александра Ширвиндта, который очень тепло приветствовал поклонников чёрно-белой команды из VIP-ложи. Буялов А. «Торпедо» по-прежнему побеждает и не пропускает! // Газета «О спорте». 23.08.2018. На стадионе имени Стрельцова своя, особая атмосфера. Здесь словно погружаешься во времена СССР. Это касается не только старой архитектуры стадиона, но и стиля общения пожилых болельщиков – все эти трогательные: «Передай газетку, сесть хочу». А как диктор приветствует на стадионе актера Ширвиндта – с трудом представляю себе такое на «ВЭБ Арене» или «Открытии». Телингатер Г. Футболист «Торпедо» забил шикарный гол. Это надо видеть! // Championat.com. 22.08.2018. Комментаторы и рецензенты составляют сегодня основную часть жителей Земли. На одну запыхавшуюся биатлонистку, занявшую почетное 12-е место, набегает свора плотных парней во главе с моим любимым Димочкой Губерниевым. Они начинают пытать ее, как ей удалось не занять 3-е место. Умирающая от усталости биатлонистка что-то пищит о плохой смазке и обещает исправиться. Лексика комментаторов разнообразна и неравноценна. Словарный запас огромен, но однозначен. Даже Димочка, изнемогая от патриотизма, иногда оговаривается. В очередной биатлонной эстафете, очередной раз передав мне из эфира пламенный привет, он произнес сакраментальную фразу: «А вот мимо меня пробежал тренер бывших украинских женщин». Получился острополитизированный комментарий. Недавно, когда я, как всегда, тупо наблюдал по телевизору футбольный матч какого-то незначительного международного уровня, меня осенило. Всю жизнь я слышу комментарии с экрана: «хорошо защищаются французы», «динамичны в обводке шведы», «англичане традиционно монолитны в полузащите» и так далее. И ни разу я не слышал: «Немцы нападают активно, но евреи очень плотно заняли оборону в штрафной площадке». Евреев стыдливо заменяют израильтянами. Поймал себя на том, что листаю газеты и журналы от последней страницы к первой. Подумал: «Господи боже мой, может, я еврей?» Но потом вздохнул с облегчением, поняв, что не столько это, сколько страсть к анекдотам и гороскопам толкает меня к последней странице. Недавно, в 5778 году, меня назвали «Человеком-легендой». Это не опечатка и не мой маразм, а еврейское летоисчисление, по которому 2018 год совпадает с 5778-м, потому что евреи считают годы не от Рождества Христова, а от Сотворения мира, очевидно, как всегда, самоуверенно полагая, что этот мир они на свою голову и сотворили. Церемония проходила в Государственном Кремлевском дворце, где Федерация еврейских общин России вручала премию «Скрипач на крыше». Я получил статуэтку скульптора Франка Майслера за вклад в развитие театрального искусства. Казалось бы, почему я? Возможно, потому, что более 70 лет живу в Иерусалиме. Нет, я не эмигрировал, просто наша дача находится в Иерусалиме. Но не в том Иерусалиме, который Иерусалим, а в том Иерусалиме, который Новый Иерусалим, и он под Истрой. Никогда я не считал себя инородцем. Национальные признаки как прицел для дискриминации – истоки антисемитизма. Ярко выраженные национальные признаки – это Ильф и Горин, Володин и Черный, Гердт и Райкин, Бабель и Жванецкий, Утесов и Дунаевский. Список можно продолжать бесконечно. Русские евреи – это не национальность, а скорее порода. С острыми, пусть специфическими особенностями. Без еврейского юмора и иронии не бывает ни русской литературы, ни русской эстрады, ни русского театра, ни русской революции. Юморина в Юрмале. Мы ездили туда, потом перестали. И вдруг мне звонят и с ярким латышским акцентом говорят: «Вас беспокоят из Риги. Знаете, я большой поклонник юморины, но с каждым годом она становится все пошлее и пошлее. Я обеспеченный человек, хочу внутри юморины сделать интеллигентный юмористический отсек. Прошу вас собрать людей. Я все оплачу». Он все организовал, и действительно внутри этой всей юмориновщины вдруг возникли Жванецкий, Арканов, Альтов, Хазанов, я. Потом, во время банкета, он произнес: «Спасибо вам, совсем другое дело. Это просто глоток воздуха. Только… Как бы это сказать… Немножко много евреев».