— Да, без прикрас. Не говоря худого слова, возьмут и прирежут в глухом переулке. — Зачем? Он выразительно пожал плечами: — Почем я знаю зачем? Может, у этого деятеля башку снесло, и он решил убивать всех известных журналистов. А начнет с тебя. Может, по другой причине… А может, потому что ты затеяла сыр-бор с господином Гориным… — Горин тут ни при чем. — Ну откуда ты знаешь?! — Я бы почувствовала. Вадим развел руками: — С таким доводом не поспоришь! — И потом, — она решила не обращать внимания на его изысканные пассажи в адрес ее чувства самосохранения, — если бы Горин что-то подозревал, он бы просто отказался от участия в передаче. Тут моя смерть ему не поможет. — А как насчет маньяка? — А если этот «хриплый» и в самом деле механик? — Так ведь денег у тебя все равно нет. — У меня есть ты. Перед таким душещипательным признанием Терещенко, как всякий нормальный мужчина, не смог устоять. Он подошел и обнял ее: — Ален, мне не нравится то, чем ты пытаешься заниматься. Причем не нравится не только потому, что это опасно. Мне не нравится из этических соображений. — Да? — Она вывернулась и взглянула на него с вызовом, — А чем мои методы хуже ваших, на Петровке? Вы не устраиваете засады, что ли? Или не держите осведомителей? Может быть, они для вас работают бескорыстно? А очные ставки? В чем разница? В том, что вы действуете под прикрытием закона?! — Именно в этом, — спокойно ответил Вадим. — И еще, я точно знаю, что прав, когда действую. — И я знаю… — Нет, ты в этом не уверена. Положа руку на сердце, ты не можешь заявить, что Горин — преступник. — Это почему же? Может быть, он не убийца в прямом смысле этого слова, но ведь он вор. Причем не карманник. А то, что ты представитель власти, так ведь и я представитель власти. Только власти у нас разные: твоя — закон, моя — четвертая власть — СМИ, которая сильнее любых законов. И порядочнее, и справедливее. — Себе хоть не лги! — скривился Вадим. — СМИ — штука продажная. Если сомневаешься, советую вспомнить события последней недели. Я, между прочим, тоже газеты читаю и телевизор смотрю. И хорошо себе представляю, сколько получают люди, которые на всю страну ведут информационную войну. Причем факты они предоставляют заведомо жареные, скандальные, громкие… — Закон — тоже не слишком чистое оружие. — Алена нахмурилась. — Во всяком случае, если Горин все еще не за решеткой, то так и есть. Однако ты умудряешься при всем этом оставаться честным человеком. Потому что у тебя есть понятие о долге… Разумеется, она все это проговорила от чистого сердца, но не просто так. По ее мнению, Терещенко под конец речи должен был хоть немножечко растаять, опять же как всякий нормальный мужик. И снова она не ошиблась. «Какой же у меня теперь холодный рассудок. Даже противно!» Вадим снова ее обнял. Алене стало стыдно за свою вероломность. — Хорошо, я схожу с тобой в этот… как там его, Старопосадский… — Старосадский, — машинально поправила она. — Это где-то в центре. — Китай-город. В полночь. — Не нравится мне это. Улица небось прямая, со всех сторон просматривается, — он прижал ее к груди. — Небось… — промурлыкала Алена, вдыхая запах его одеколона. Не слишком дорогого, как, например, у Панкратова, но такого знакомого, почти родного. «Надо бы подарить ему стоящий… тьфу ты, дура! Ну сколько можно критиковать? Попробуй просто расслабиться!» — А Катерина, значит, деньги ищет? — Она сказала, что постарается принести на место. Может, чуть опоздает. У нее встреча в половине одиннадцатого. — А мы до ее появления будем этого механика развлекать, что ли? — Что-то в этом роде. Будем его убалтывать. Старосадский переулок был абсолютно пустым, темным и круто уходил под горку за поворот. Впрочем, вид он имел заброшенный и забытый только по ночам, днем тут народ толпился, так как именно в этом переулке находилось огромное здание налоговой инспекции. Может быть, поэтому Алене это место сразу и не понравилось, показалось каким-то зловещим. — Ну и зачем мы сюда приперлись? — в который раз вопросил Вадим. — Знаешь что! — наконец возмутилась она. — В устах следователя этот вопрос звучит по меньшей мере странно! Неужели тебе не хочется посмотреть на убийцу Андрея Титова? Хотя бы из любопытства? — В устах следователя, — ворчливо передразнил ее Терещенко и, сунув руки в карманы куртки, огляделся. — Он не придет. — Это почему же? — А если и придет, то что толку-то? Твоя подруга ведь позвонила, деньги она не нашла. Так что этот тип все равно ничего не скажет. — Может, в нем проснется давно дремлющая совесть… — неуверенно предположила Алена. — Как же! Никакой совести у него и в помине нет. — Нужно лучше думать о людях, — она кивнула на темную, какую-то неровную арку, из которой появилась тщедушная фигура мужчины. Он вышел на слабо освещенную дорогу, завидев двух человек вместо предполагаемого одного, дернулся было назад, потом все-таки замер и нерешительно переступил с ноги на ногу. Их разделяло метров пятнадцать, поскольку Алена с Вадимом стояли в самом начале переулка, почти на Маросейке. — Вы Соколова? — Фигура закашлялась. — Да, — голос ее почему-то дрогнул. Вообще сцена была неприятной. — Деньги принесли? — Нет. — Она решила быть честной до конца и не замечать ухмылок Вадима, который даже отошел от нее шага на три, дабы показать, что он в этой комедии участия не принимает. — А почему? — с вызовом поинтересовался механик. — Не нашла. — Она хотела добавить: «Извините, так получилось», но он не стал ждать продолжения разговора: повернулся и быстро пошел вниз по переулку. — Ой, ну подождите же! — Она кинулась следом. Мужчина оглянулся и остановился. — Давайте попробуем договориться. — Алена тоже остановилась и теперь могла разглядеть его как следует. Механик оказался довольно молодым, светловолосым парнем с неприятными, слишком мелкими чертами лица: тонким крючковатым носом и острым подбородком. В общем, с точки зрения эстетики любоваться было особенно нечем. — Это кто? — он указал на медленно приближавшегося к ним Вадима. — Это… — Она задумалась на мгновение, стоит ли сообщать, что к ним подходит следователь с Петровки, но тут глаза механика наполнились ужасом, и он попятился в тень дома, промямлив, — Я ничего не знаю! — Да бросьте вы! — Алена попыталась приблизиться, но парень развернулся и побежал вниз по переулку. «А я с ним даже целовалась, — удивилась она про себя, пускаясь вдогонку. — Надо же. Никогда бы не подумала, что Терещенко способен наводить на людей такую панику!» — Алена! — не своим голосом заорал Вадим. — Алена! Остановиться она не могла, ноги несли ее вниз под горку. Позади послышался странный не то свист, не то визг. На мгновение ей показалось, что она попала в эпицентр взрыва — воздух вокруг вспыхнул неестественно желтым. Потом ее схватили, резко дернули в тень и больно ударили об асфальт. Мимо пронеслась огромная тень. Она зажмурилась, пытаясь справиться с желанием заорать от боли в ушибленном локте. Где-то впереди снова механически взвизгнуло, потом послышался человеческий крик, глухой удар и наконец удаляющееся шуршание шин. В переулке вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием у нее над ухом. — Вот всегда так, — в его голосе послышалась настоящая ярость, — стоит с тобой связаться… — Что это было? — Она сморщилась, пытаясь по внутренним ощущениям определить, оторвало ей руку или только покалечило. Судя по непрекращающейся острой боли в локте, рука все-таки осталась на месте. — Машина была, которая чуть тебя не сбила. Причем сознательно. — Он лихорадочно ощупал ее голову, шею, плечи, когда дошел до больной руки, она все-таки вскрикнула. — Ничего, — успокоил ее Вадим, — только ссадина. — А я-то уж преисполнилась гордости за свою рану, — проворчала она и схватилась за локоть. — Зачем ты меня швырнул на асфальт? — Жизнь тебе спасал. — А что это за машина? — Черт ее знает, стояла через дорогу в Армянском переулке, потом медленно поехала. Я и внимания сначала не обратил, понял, что неладно, когда она фары врубила и газу прибавила. Ой! — Он вдруг хлопнул себя по лбу и резко вскочил на ноги. — Идиот! — Большое спасибо, — она снова шмякнулась спиной об холодный асфальт.