Граф повиновался, снял шнурок через голову тяжело дышавшего больного и минуту спустя держал мешочек в руке. — В этом мешочке, — продолжал мексиканец торжественным тоном, — скрывается тайна золотой руды. Вы найдете в нем кусочек кожи с точным обозначением местности и дороги к ней от Рио-Гранде и берегов Бонавентуры. Только тот, кто владеет этим планом и понимает его значение, может отыскать сокровище. Мы приготовили его в трех экземплярах, и каждый из нас владеет одним. Они служат также доказательством нашего права на находку, и каждый волен продать или подарить право на свою часть. Глаза графа с напряженным вниманием следили за губами говорившего, которого возрастающая слабость заставила снова лечь, хотя голос его еще был ясно слышен. — В благодарность за ваше человеколюбие и согласно желанию Железной Руки, чтобы это сокровище досталось потомку королевского рода Бурбонов и вместе с тем послужило на пользу французскому народу, я решился передать вам мешочек и мое право на находку, если вы только согласитесь на два легко исполнимых условия. — Объяснитесь, — сказал граф. — Во-первых, я бы желал, если уж мне не пришлось умереть в свободной пустыне, быть похороненным на христианском кладбище, по христианскому обряду. Граф кивнул головой в знак согласия. — Мое второе условие — оставить во владении Джонатана Смита кусок золота, о котором я говорил, передать ему те из моих вещей, которые он захочет иметь, и… — при этих словах лукавая улыбка мелькнула на истощенном лице мексиканца, — … и не мешать ему обыскать мой труп, если он захочет посмотреть, нет ли на нем чего-нибудь ценного. — Оба условия, собственно говоря, подразумеваются само собою, — серьезно сказал граф, — но я охотно даю слово в там, что исполню их, если это может вас успокоить. — Вы истинный дворянин, сеньор; все идет к лучшему, — пробормотал гамбусино. — Теперь выслушайте самое важное, пока еще силы не оставили меня. Найти моих друзей, без поддержки которых вы не в состоянии будете выполнить предприятие, не так трудно, как вы, может быть, думаете. Как я уже сказал, мы назначили два свидания. Первое состоится через 9 месяцев, в первый день первого полнолуния в сентябре, в Сан-Франциско. В ту минуту, когда часы на соборе, находящемся на восточной стороне Plaza Major в Сан-Франциско, пробьют 10 часов, Железная Рука и Большой Орел будут как раз на том месте, где верхушка колокольни бросает свою тень. — Вы уверены, что ваши друзья будут так верны своему слову? — спросил граф, который теперь, когда предприятие приняло осязаемую форму, был весь огонь и жизнь. — Непременно, если только они еще живы. Впрочем, мы условились, что прибывшие на свидание будут наследниками неявившихся. Вторичное свидание назначено на 6 месяцев позднее, в пустыне, у источника Бонавентура. Это место обозначено на плане красной отметкой. Вот все, что вам нужно знать, сеньор граф, да и пора мне кончить: силы мне изменяют… Но, постойте, кто-то стучит. Это наверно янки, итак, мне придется его увидеть еще раз перед смертью. В самом деле, дверь отворилась, и вошел Евстафий в сопровождении какого-то незнакомца. — Вот американец, за которым меня послали, граф. Янки был типичный представитель своей расы: худощавое лицо, квадратный лоб, острый нос. Выдающийся подбородок и беспокойный взгляд обличали характер решительный и злобный. На голове его была измятая шляпа, которую он не потрудился снять, даже войдя в комнату; коричневый сюртук, в карманах которого были засунуты его руки, болтался на его тощем теле. — Я слышал, мистер Золотой Глаз, — сказал этот нелюбезный субъект, обращаясь к больному, — что вы по собственной вине подверглись несчастью, выйдя без всякой надобности на улицу, когда эти ветрогоны-французы подняли там пальбу; и так как я вижу, что вы должны умереть, то и думаю, что вы обманули меня насчет следуемой мне платы. — Карамба! — простонал раненый. — Вы должны быть довольны, что я избавляю вас от забот обо мне. И перед лицом смерти я призываю этих сеньоров в свидетели того, что… — он должен был остановиться, чтобы перевести дух, — … что у меня нет никаких обязательств относительно вас… Согласно нашему договору, вы должны получить только четверть миллиона долларов, в случае, если… — тут его голос превратился в шепот, — … если вы исполните до конца взятое вами на себя дело. — Я думаю, для вас будет большим облегчением, если вы перед своей кончиной откроете мне вашу тайну насчет известной нам залежи и передадите мне ту вещь, которую носите на груди. Мне кажется, я имею на нее право. Глаза умирающего были пристально устремлены на американца, прежняя насмешливая улыбка, или отражение ее, мелькнула на его губах. Три раза пытался он заговорить, и всякий раз у него прерывался голос. Наконец он произнес прерывающимся голосом: — Мешочек… ваше право… Казнитесь за свою жадность, из-за которой я терпел нужду в дороге… Убирайтесь к черту, от которого вы явились!.. Послышалось хрипение, голова больного упала на подушку — он умер. Граф с ужасом вскочил, но Евстафий еще быстрее очутился у постели; он приложил руку к груди мексиканца, наклонился к его бледному, истощенному лицу и, убедившись, что последнее дыхание жизни отлетело, произнес вполголоса краткую молитву, перекрестил усопшего, тихонько закрыл ему глаза и сложил руки и после непродолжительного молчания сказал: — Всякая помощь теперь излишня: он умер. Ваше сострадание к чужестранцу не могло его спасти, милостивый господин. — Очень жаль. По крайней мере я могу исполнить его последнюю волю. — Я думаю, — сказал мистер Джонатан Смит, подходя к постели, — что никто не будет оспаривать у меня право наследства после покойного. — Ваше право никто не думает нарушить, — сказал граф. — Я похороню тело за свой счет. — Это меня не касается; я хочу только взять то, что мне принадлежит, и затем освободить вас от моего присутствия. Он расстегнул воротник рубашки у мертвого, но в ту же минуту он отшатнулся с криком испуга: — Мешочек, где мешочек? Hell and Damnation! Меня обокрали. Глаза его блуждали по комнате и остановились на одежде покойного, лежавшей на стуле подле кровати. Он бросился к стулу и поспешно обшарил платье. Не найдя и там ничего, он повалился на стул бледнее смерти. — Мешочек, — закричал он, — мешочек, который этот человек носил на шее; это моя собственность, я должен получить его. Внезапно его блуждающие глаза остановились на графе; в ту же минуту он схватил своими руками руку графа. — Он у вас; вы его взяли! Отдайте мне его сейчас же, или я вас убью. Едва заметным движением руки граф далеко отбросил от себя американца. — Mort de ma vie! — сказал он, не скрывая своего презрения к негодяю. — Этот человек смеет дотрагиваться до меня! Еще одно слово, мошенник, и ты узнаешь графа Альбана. Смотри сюда и затем убирайся. Рядом с ним стоял стол палисандрового дерева, доска которого была не менее дюйма толщиной. Без всякого усилия кулак графа опустился на этот стол, и кусок шириною в руку отскочил от доски, как бы отрубленный топором. Американец задрожал при виде такой неимоверной силы, холодный пот выступил на его лбу и глаза невольно опустились перед взором графа, полным гордого презрения, Но вдруг он бросился на колени и, обнимая ноги графа, завопил жалобным голосом: — Простите меня, я совсем обезумел; вы, я вижу, все знаете. Но пожалейте бедного обманутого человека и отдайте мне мешочек. Граф задумался. — Если бы я и захотел снизойти к вашей просьбе, — сказал он наконец, — хотя я обещал умершему совершенно противоположное, то это не принесло бы вам пользы, пока вы не посвящены в тайну. — Я посвящен, я знаю тайну, поверьте мне. — Ну, — сказал граф, — докажите мне это, укажите, где и когда вы сойдетесь с остальными участниками дела. Американец недоверчиво посмотрел на него. — С остальными участниками? Я их не знаю и не понимаю вашу милость. Я единственный наследник мистера Золотого Глаза, который один нашел залежь. — Лжец! Так я и думал. Ты ничего не знаешь, кроме того, что касается твоего условия с гамбусино, и ты достаточно вознагражден куском золота, который у тебя находится. Покойный передал свое право мне, а не тебе. — Это ваше последнее слово? — Последнее, и больше я с тобой говорить не хочу. Янки вскочил, глаза его загорелись свирепым огнем. — Не будь я Джонатан Смит, если не отомщу за это. Не радуйтесь вашей победе, вы увидите, что я не такой человек, который позволит ограбить себя знатному разбойнику. Произнеся эту угрозу, он связал в узел платье покойного и вышел с ним из комнаты. Глава вторая В САН-ФРАНЦИСКО В светлое зимнее утро, через несколько недель после описанных нами происшествий, граф Сент-Альбан в сопровождении своего верного Евстафия отплывал из Гавра в Нью-Йорк на одном из больших атлантических пароходов. Для того, чтобы снарядить экспедицию, он продал все свое имущество, выручив за него значительную сумму. Путешествие было счастливо; без всяких приключений граф и его спутник достигли через несколько недель Нью-Йорка; здесь они отдыхали не более двух недель, по истечении которых отправились на пароходе в Сан-Франциско. Джонатан Смит следовал за ними как тень и в апреле 1852 года прибыл вместе с ними в Сан-Франциско. Евстафий, суеверный, подобно большинству южан, видел дурное предзнаменование в этом преследовании. Но граф, в гордой уверенности, смеялся над опасениями своего товарища и ревностно принялся вербовать всевозможных авантюристов для отыскания «сокровища инков» в Соноре. Такое название своему предприятию он дал для того, чтобы сохранить тайну и в то же время дать приманку авантюристам и золотоискателям, так как уже целые века по всей Южной Америке ходил рассказ о спрятанных сокровищах прежних владетелей Мексики, инков. К сентябрю месяцу, когда, как читатель, вероятно, помнит, должны были явиться в Сан-Франциско Железная Рука и Большой Орел, граф уже навербовал для экспедиции около 150 человек, и постоянно объявлялись новые охотники, в числе которых было немало всяких проходимцев, которые в то время отовсюду стремились в Калифорнию. Нашим молодым читателям известно из географии, что полуостров Калифорния составляет часть западного берега Северной Америки и отделен от материка Калифорнийским заливом. Против этого полуострова по берегу материка лежит провинция Сонора с гаванью Сан-Хосе. На востоке она ограничена цепью Кордильер, на севере отделяется рекою Гила от Новой Мексики, которая уступлена Соединенным Штатам. В этой области находятся необозримые равнины и прерии, населенные дикими индейцами, племенами апачей и команчей. Летом того же года, в котором граф Сент-Альбан прибыл в Сан-Франциско, эти дикари несколько раз врывались во владения белых, сопровождая свои набеги страшными опустошениями. Ходили даже слухи о союзе двух больших, доселе враждебных друг другу, племен апачей и команчей с целью общего нападения на мексиканские колонии. До сих пор, однако, жители прибрежных городов Соноры, равно как и богатые владельцы гасиенд внутри страны, тщетно просили правительство принять меры для их защиты. При таких обстоятельствах граф послал своего верного слугу Евстафия в Мексику, чтобы переговорить с правительством о своей экспедиции в Сонору и предложить ему свою помощь в деле усмирения диких индейских орд. Отсутствие Евстафия продолжалось уже три месяца, и граф с нетерпением ожидал его возвращения. В 8 часов вечера 3 сентября, в первый день полнолуния в этом месяце, следовательно, в тот день, когда должно было состояться свидание трех товарищей на Plaza Major, граф Сент-Альбан, нетерпеливо считая минуты, прохаживался взад и вперед по своей комнате, между тем как его секретарь, мексиканец, сидел за заваленным бумагами столом и читал графу список людей, заявивших в этот день о своем желании присоединиться к экспедиции; их оказалось двадцать человек. — Родриго, — читал он, — бывший староста цеха носильщиков в Сан-Хосе; из-за удара ножом, имевшего несчастный исход, убежал в рудники, там услыхал о предприятии вашего сиятельства и явился в Сан-Франциско. Принимать ли его? — С какой стати человек станет наносить удары ножом? — спросил граф. — Не могу же я принять явного убийцу.