– Думаю, научное объяснение состоит в том, что там нечему было страдать. Бен опять раскрутил ручку аппарата и приложил провод к коже. На этот раз я руки не разжал, хотя от страха мне хотелось завыть. Тело выгнулось дугой, но больше ничего не произошло. На третий раз – то же самое. Бен устало отложил провод. – Нет. У меня была теория, что воздействие электричества на тело сразу после смерти вызовет возобновление сердечных сокращений, но… То ли мы все равно упустили время, то ли генератор недостаточно мощный, то ли она потеряла слишком много крови. – Еще пару секунд он грустил, а потом глаза за стеклышками загорелись интересом. – Остается вернуть ее тем способом, который у меня уже получался. С твоей помощью все будет гораздо быстрее! И ты будешь сохраннее, если посидишь тут вместо того, чтобы где-то шляться. Я открыл рот, чтобы возразить, но промолчал. В реке я чувствовал себя таким одиноким, и по сравнению с этим заниматься хоть каким-то делом в компании живого человека казалось неплохой идеей. К тому же Бен так забавно суетился и с такой гордостью бормотал о своем научном прорыве, что я сказал: – Делаю тбе одлжение. – Ну спасибо. Ты весь мокрый, переодеться не хочешь? Серьезно, зачем ты мылся? Ты не потеешь, тебе это больше не нужно. Вот уж радость! Я вспомнил мучения с застегиванием пуговиц и помотал головой. Буду ходить мокрым. Надеюсь, простудой заболеть мне теперь не суждено. Следующие несколько часов были, пожалуй, самыми интересными и самыми ужасными в моей жизни. Помощи от меня было немного – подавал Бену какие-то таинственные предметы, держал то или другое, несколько раз поправил ему пенсне, когда оно начало съезжать, а руки у него были заняты. И все же я был так сосредоточен, что печалиться стало некогда, особенно когда увидел, что представляет собой человеческое тело изнутри. Неприкрытая правда жизни поразила меня в самое сердце. Мне должно было стать жутко, но в моем плачевном положении все эти неприглядного вида органы показались мне завораживающими. Как странно, что благодаря им человек ходит, чувствует, может, даже любит кого-то! Все органы были неподвижны, но, когда Бен с помощью каких-то устрашающих трубок тут и там влил в сосуды прозрачный раствор, разбавив тем самым кровь, внутреннее устройство тела стало выглядеть немного живее, словно увядающий сад, который полили. Раньше мне казалось, что все, кроме аристократов, влачат жалкую жизнь, полную унылого плебейского труда, но тут я впервые подумал: врачом быть, наверное, приятно. Спасаешь людям жизни, все тебе благодарны, да и на могильном камне, когда умрешь, есть что написать. «Здесь покоится Джон Гленгалл, великий лекарь. Прожив всего семнадцать лет, он успел изобрести лекарства от самых разных смертельных болезней и покрыть себя вечной славой». Я мечтательно вздохнул. Даже жаль стало, что я ничем особенным не занимался: вдруг во мне правда дремлет гениальный врач? Меня ведь не стошнило, когда Бен зашивал рану у ирландки на боку! Надо будет попробовать себя на этом поприще, когда оживу. – Потрясающе сильные сосуды, – бормотал Бен, изучая какие-то мелкие ветвления в глубине тела. – Удивительный экземпляр! Какое варварство, что жизнь столь здорового организма прервали так рано. Люди – глупцы. Я поправил ему пенсне, окончательно решив, что он меня убивать не стал бы. Бен аккуратно зашил тело, снова приведя его в пристойный вид, протер мокрой тряпкой и сказал: – Ну все. У моего раствора очень высокая электропроводимость, с ним должно сработать. Я поправил одежду на ирландке. Конечно, я только что видел в таких подробностях, в каких редко выпадает шанс, но это не отменяло того факта, что тело – тоже человек и не должно валяться в распахнутой одежде. Сказать по правде, до сих пор мне не доводилось видеть полуобнаженных девушек, но никакого приятного чувства, о котором пишут в романах, я не испытал. Лишаясь души, человек сразу теряет привлекательность и становится просто телом, требующим уважения. – Оставь небольшой открытый участок кожи, – сказал Бен, косившийся на мои усилия со странным, почти одобрительным выражение. Затем, поколебавшись, вдруг протянул мне провод. – Когда скажу, резко прикладывай. Только держи окончание провода как можно дальше от себя, ты пока мокрый. Он еще ни разу не доверял мне сделать что-либо самому, и я почувствовал себя неуместно польщенным. Бен начал крутить ручку аппарата. Я, волнуясь, двумя руками сжал провод. – Давай, – скомандовал Бен. Я поспешно приложил конец провода к полосе бледной кожи – и своими глазами увидел чудо. Снаружи уже начало светать, первые лучи солнца проникали сквозь щели между досок, и в этом бледном свете тело, лежавшее на столе, резко дернулось и открыло глаза. – С первого раза! – ахнул Бен. – Невероятно! Ирландка вдохнула и мотнула головой. Бен бросился ко мне и обнял, заливаясь счастливым хохотом. Я крякнул от того, как хрустнули мои хрупкие кости, но тоже засмеялся квохчущим хриплым смехом. Ощущение было потрясающее – словно это я вернул ее к жизни. Ничего настолько безумного и восхитительного я не делал еще никогда: она умерла на моих глазах, а теперь я этими же глазами видел, как она шевелится и моргает. – С ума сойти, ничего не болит, – выдохнула она. Бен широко улыбнулся. – Вот такой реакции я, признаться, ждал и от тебя, – сказал он, воспаленными глазами уставившись на меня. – Мисс, может, хоть вы скажете мне спасибо? – Да от всей души благодарю! Голос у нее был удивительно чистый, я даже позавидовал, – не хрипел, не срывался. О том, что она не очень-то жива, напоминала только синеватая бледность кожи, но приходилось признать, что даже тут простолюдинка меня обошла – вид ее был не так ужасен, как то, что я наблюдал в зеркале. – Уж как я просила, чтобы мне дали одно дело закончить, прежде чем помру! – тихо проговорила она, глядя на нас. – И вот, исполнилось мое желание. Все, я пошла. Она попыталась сесть, но скобы на руках и ногах ей помешали. – Эй! – возмутилась она. – Сами вернули, так и выпускайте! Сколько у меня времени? Час? – Не знаю точно, – пробормотал Бен, как-то стыдливо косясь на меня. – Как это не знаете? Что вы за духи такие! В сказках, когда души мертвых из-за гробовой доски возвращают, всегда четко говорят: так и так, пока обратно не упокоился, времени у тебя столько-то. – Я не дух, – строго ответил Бен. – Я ученый. И если вы не возражаете, хотел бы провести на вас несколько опытов, вы – совершенно уникальный экземпляр. Ирландка растерянно уставилась на него. – Я что, не призрак, посланный отомстить убийце и спасти от него людей? – Нет, – твердо сказал Бен. – Вы, скорее, оживленное тело. Не знаю, сколько вы останетесь в таком состоянии, так что не будем терять времени. Несколько секунд ирландка переваривала эти сведения, а потом завопила: – Ты все-таки докторишка! А ну, отпусти меня! Щас заору так, что все прохожие сбегутся! Помогите! Эй! Крикнуть громко у нее все-таки не получилось, голос сорвался, и она замолчала. – Да псть идет, – пробормотал я, за мечтами о карьере врача уже забыв, ради чего все это затеял. – Зчем она тебе? Бен холодно взглянул на меня. – Если я правильно понял, ты хочешь вернуться к жизни, Джонни? Я над этим работаю. Главная проблема – это кровь, но я разрабатываю новый раствор, больше похожий на нее по составу. Мне нужно проверить реакции на него всех органов, и не в мертвом теле, а в хоть немного живом. – Он обвел рукой полки у дальней стены, которые были уставлены пугающего вида склянками. – Так что не мешай мне, а лучше помоги. Мы оказались не такой уж плохой командой. – Выпускайте меня немедленно! – взревела ирландка. Я заколебался, но мне все-таки очень хотелось ожить, а в том, что Бен – гений, я уже убедился. Посмотрев на ирландку, которая безуспешно пыталась выкрутить руки и ноги из железных тисков, я сказал: – Гвори, что делать. Глаза Бена просветлели, словно ему пришла какая-то блестящая идея. – Для начала нужен генератор помощнее. Думаю, если сила разряда будет выше, мне удастся запустить тело по-настоящему. Мы обязаны проверить эту теорию! – И? – осторожно спросил я, уже понимая, что продолжение мне вряд ли понравится. – Нужная мне машина есть у одного человека. Он сам ее изобрел. Так что придется тебе… Ммм… – Укрсть ее?! Я – граф! – Скорее, то, что от него осталось. И если ты хочешь снова стать графом, не имеющим синего оттенка, рекомендую мне помочь. Тем более ты оказался выдающимся тяжеловесом, раз уж дотащил сюда эту девицу. Я-то думал, ты будешь хрупким, как остальные, то есть, я хотел сказать, как… как… В общем, с небольшим аппаратом справишься. Кстати, украсть его получится только при благоприятных обстоятельствах. Если Майкл там, придется его уговаривать. Только что он хотел, чтобы я сидел при нем, а теперь требует, чтобы я куда-то тащился. Я прищурился. Что-то Бен темнил. – Пчему сам не можешь? – Ты, м-м, умеешь говорить с людьми. Этого не отнять. А я пока буду работать над раствором, который мог бы заменить кровь. – О, тк ты прзнаешь, что хоть в чм-то я лучше тбя? – Возможно, – нехотя сказал он. Я торжествующе закряхтел и сам поморщился от этого звука. – Сдлай чт-то с моим грлом, – прохрипел я. – Как мне убждать, кгда я не могу гворить? – О да, – кивнул Бен. – Иди сюда, я вколю тебе раствор прямо в шею, так связки будут лучше увлажняться. Звучало это весьма неприятно, но я покорно подошел и зажмурился. Бен поколдовал над моей шеей, и я оценил хоть какие-то достоинства своего положения – я вообще ничего не почувствовал. Когда он закончил, я прокашлялся – и почувствовал, что дышать стало легче. Сразу бы так! – Ты улыбнулся, – с интересом сказал Бен. – Приятно, что ты сохранил эту функцию. Я фыркнул, поправил воротничок и обычным своим, чистым голосом велел: – Говори адрес. Снаружи вовсю сияло солнце. Мне не хотелось выяснять у зеркала, как я выгляжу при таком освещении и всех ли я румяней и белее (белее всех, это точно). Одежда всегда занимала важное место в моей жизни, вот и сейчас я сразу подумал о ней: нужно прихватить пару вещей, чтобы на улице на меня не глазели. Поэтому, выйдя из сарая, я направился не к воротам, а к дому. На этот раз идти было куда легче, чем прошлой ночью, – я уже обвыкся, понял, как ставить ноги, и хотя бы падать перестал. Под ярким солнцем, солнцем живых, моя решимость взлетела до небес. Если, чтобы вернуть все как было, нужно выцыганить у какого-то Майкла таинственный генератор, я это сделаю. Немедленно. С радостью. Стараясь держаться как можно дальше от зеркала, я обыскал гардеробную – сначала свою, потом отца, – и выбрал из его вещей плащ с высоким воротом и огромный цилиндр с широкими полями. Все это было устаревшим и вопиюще немодным, будто я нарядился Байроном на маскарад, зато воротник и шляпа скрыли мое лицо, так что наружу торчал только нос. Карту города мне тоже удалось отыскать, хоть и не с первой попытки. Повезло, что в нашем доме, похоже, ничего не выбрасывали, и любой хлам, однажды найдя себе местечко, оставался там навсегда. Прихватив несколько монеток, я торопливо заковылял к выходу – и остановился посреди лестницы, услышав звук. На воротах, ведущих в сад, зазвенел колокольчик. Кто мог ко мне прийти? Управляющий? Я бросился к окну. У ворот стоял граф Ньютаун. Высокий, прекрасно одетый, спина прямая, как палка. Он дергал и дергал за шнур звонка, оглашая сад мелодичным звяканьем. Слуги в таких случаях должны расторопно бежать через сад и отпирать ворота, но бежать было некому, и граф, вместо того чтобы уйти, на пробу толкнул решетку. Ворота распахнулись, и он, удивленно помедлив, зашагал к дому. Видимо, решил, что обитатели оглохли и надо попытаться разбудить их звонком погромче, в дверь. Я отпрянул от окна, чтобы он не увидел меня снизу. Что ему надо? Вдруг уже пятница, и он решил узнать, приду ли я на бал? Ладно, сейчас позвонит в дверь, ему не откроют, и он уйдет. Но граф и в дверь звонил так упорно, что я вдруг подумал: а почему бы не открыть? Он ведь не знает, что со мной произошло, вон как благодушно названивает. Совру, что приболел. Он был так добр ко мне, вдруг снова проявит внимание?