И то верно. День был весьма популярным парнем. На четырнадцатое февраля школьный почтальон приносил ему чуть ли не мешок валентинок. Даже больше, чем Ночке. И это немного уязвляло последнего. Ром дружески пихнул Демьяна в плечо. — Забей! Наверно, эта, — он указал на столб с объявлением, — уже нашла себе другого и растворилась с ним в прекрасном далёко, а все теперь ищут, беспокоятся, и ты страдаешь. День заметно расслабился, почувствовав поддержку друга. — Надеюсь, что так, что с ней все норм, — пробормотал он и с силой наступил на жестянку. Дальше они брели молча, пока не пришло время расстаться на перекрестке. День пошел направо, а Ночка налево. — До завтра, — махнул рукой День. — Может, вечером соберемся Дружиной? Погуляем? — предложил без особой надежды Ночка. — Я же сказал. Сегодня никак, — нервно тряхнул светлыми кудрями День, а потом застегнул вдруг куртку и накинул на голову капюшон толстовки. Несмотря на лучистое, все еще греющее не по-осеннему солнце, Демьяна вдруг зазнобило. Не помогла и «тыща свитеров». Хоть он и показывал всем своим видом, что ему плевать на пропавшую девчонку, это было совсем не так. Он не мог забыть, как пару дней назад она в слезах убежала от Дружины. Кажется, все было куда серьезнее, чем он думал. Так что же с ней все-таки произошло? Глава 2. Когда бабушка — ведьма 2 октября Глафира возилась в палисаднике. Это был кусочек земли перед старенькой двухэтажкой, огороженный корявым забором из остатков плинтусов, реек, обрезков досок и других ремонтных ошметков, которые женщина находила иногда в закутке с мусорными баками. Глафира вырывала календулу и состригала со стеблей последние оранжевые цветки, чтобы засушить их для травяного сбора, — на днях обещали первые заморозки. Она торопилась, ведь нужно было еще подготовить крошечные грядки и клумбы к зимней спячке и убрать огуречные лианы, обвивавшие хлипкий заборчик. Привлекая внимание, Цвета кашлянула, но старушка, что-то бубня себе под нос, продолжала обезглавливать ноготки. Цвета снова безрезультатно кашлянула. Как позвать-то ее? Бабушка? Но девушка не была до конца уверена, что перед ней ее бабушка, ведь они так давно не виделись, не общались. Цвета помнила ее смутно, из раннего детства — размазанным ярким пятном с конфетами. Раз в месяц в почтовом ящике оказывался конверт с деньгами. Раньше Цвета боялась, что письмо вскроет почтальон или хулиганы утащат его из ящика. Ведь такое, говорили, иногда случалось с письмами, а бабушка отправляла деньги самым ненадежным способом, как будто больше никак нельзя было их передать. Но конверты, всегда бесперебойно, приходили целехонькие, со всем содержимым. И даже разные почтовые задержки не имели над ними власти. Марки были погашены — письма точно кидал в ящик почтальон, хоть в обратном адресе и значился тот же город. В детстве Цвета вырезала из конвертов картинки и вклеивала их в альбом. Такое у нее было хобби. Уже позже она узнала, что не одна такая и у этого вида коллекционирования даже есть отдельное название — сигиллатия. Цвета проверяла почтовый ящик ежедневно, и даже маленький ключик от него висел на ее брелоке, а не у мамы. Девочка вытряхивала рекламную макулатуру, забирала квиточки, а в заветный день ей в руку выпадал конверт. Если он показывал ту сторону, на которой учили писать индекс, то Цвета несколько секунд гадала, какой же будет картинка под адресом отправителя. А потом переворачивала письмо. Она радовалась, когда обнаруживала нарисованных животных, растения и сказочных героев. Иногда попадались портреты людей, изображения памятников и рисунки к специфическим датам, типа «столько-то лет Федеральной архивной службе России». Такие картинки Цвета тоже вырезала, но вклеивала их в конец альбома. По праздникам обычно приходили красивые поздравительные конверты. Особенно девочке нравились новогодние, с пушистыми елками, для которых была выделена отдельная страница в альбоме. Цвете хотелось собрать больше лесных пейзажей, но они ей почти не попадались. Бабушка никогда не писала письма, но в праздничные конверты, кроме денег, вкладывала открытки. Крупные круглые буквы поздравляли от имени Глафиры «дочь Веру и внучку Цвету». На самом конверте этим же крупным почерком был выведен адрес. Больше никто Цвете и ее маме не писал, хотя девочка мечтала, что когда-нибудь придет письмо от папы. Мама говорила, что он живет во Франции. Но из года в год мечта оставалась мечтой, а потом и вовсе завяла. Незаметно для самой себя Цвета выучила бабушкин адрес. Как-то раз она даже нашла прямоугольник бабушкиного дома на гугл-карте. Глафира жила довольно далеко от них, на другом конце города, но на автобусе можно было доехать без пересадок почти от дома до дома. — Мам, а почему бабушка не приезжает в гости? — Не может. — А почему мы к ней не ездим? Мама отмалчивалась. Но Цвета с мамой редко разговаривали по душам, так что девочка принимала и такой ответ. Читая про Красную Шапочку, она мечтала, что когда-нибудь тоже отправится к бабушке в гости. Эта мечта сбылась. И вот сейчас Цвета стояла перед домом с тем самым адресом, что был указан на всех конвертах, и, возможно, даже перед собственной бабушкой. Пожилая женщина в палисаднике, сосредоточенно возившаяся с растениями, напоминала медведицу в зоопарке, которая занимается своими делами в вольере, не обращая внимания на жизнь вокруг. Цвета пнула окурок с асфальтовой дорожки в траву и неожиданно поняла, что ей делать. Как она сразу не догадалась? Это же очевидно! И она звонко воскликнула: — Здравствуйте! Несколько голубей, клюющих невидимые крошки на канализационном люке, лениво вспорхнули и тут же снова уселись на землю. Глафира подняла голову, растерянно глянула на девушку, потом нахмурилась и распрямилась. На ней была тонкая зеленая куртка, из-под которой выглядывал подол фартука. С тазиком, полным цветочного пламени, в руках она походила на Гринча, укравшего на этот раз не Рождество, а лето. — Ты как здесь очутилась? — без приветствия спросила Глафира. Кажется, бабушка была ей не рада. Цвета, конечно, не ожидала ласковой встречи — все-таки они не общались, хоть и жили в одном городе. Но ей казалось, что Глафира просто не узнáет ее и придется представиться: «Я ваша внучка», — а теперь складывалось впечатление, что они хорошо знакомы. Или это бабушка хорошо знакома с ней? — На автобусе приехала, — промямлила Цвета и вдруг протянула руку с целлофановым пакетом, словно явившись с доброй охоты. В тесноте пакета мяли друг другу бока пышные круассаны. — Купила к чаю. — Ты на чай? — удивилась Глафира. — Навещаю бабушку с пирожками, — смущенно хмыкнула Цвета. Вот она и сказала это слово. Бабушка. Но та в ответ хмурилась и молчала. И приглашать на чай, похоже, не собиралась. Цветана покосилась на окна ветхой двухэтажки. Дом словно замер, не жужжал телевизорами, не пах готовящейся едой, хотя за занавесками вполне могли таиться глаза и уши. Цвета тоже не жаждала распивать чаи с малознакомой женщиной, пусть и бабушкой, она пришла с серьезным разговором. Не для улицы. — Мне нужна твоя помощь, — наконец выдавила Цвета. — Вопрос жизни и смерти… И огляделась в испуге, начав разговор, который уже много раз разыграла по ролям в своей голове. В фантазиях голос ее не дрожал. И вот, в смущении бегая взглядом, Цвета впервые заметилаее. Девушка сидела на скамейке у соседнего подъезда под сенью побитых дождем цветов, которые, кажется, назывались золотыми шарами. Цветы, склонив тяжелые желтые головы и грузно оперевшись на специально сделанные для них костыли-подпорки, заключали скамейку в уютную беседку. И в этой беседке, будто в золотой карете, расположилась пышноволосая Барби-принцесса, беспечно болтая ногами в белых кроссовках. Незнакомка казалась такой красивой, что это даже отталкивало. Она походила на луч света и словно отражала яркость этих золотых шаров. Цвета почувствовала себя неуютно в своей дешевой неистово розовой ветровке и старых ботинках. Глафира вытерла о подол фартука руки, липкие от цветочного сока, проследила за взглядом внучки, а потом перешагнула в низком месте через заборчик палисадника. — Ну, раз жизни и смерти, — хмыкнула она. Презрительно. Цвета вздрогнула и покраснела еще пуще. Но это было именно так — «жизни и смерти», иначе она бы не отважилась явиться к бабушке. Глафира потянула за ручку старую деревянную дверь без домофона, от которой веяло… безопасностью? Цвета давно не видела деревянных подъездных дверей. Везде железные, и квартирные двери — железные, и вдобавок решетки на окнах, как будто город готовился к зомби-апокалипсису. А этот дом не защищался, доброжелательно хлопая ветхой деревяшкой. Цвета вошла в подъезд следом за Глафирой. * * * Пару недель назад Таня, соседская девчонка, догнала Цвету, когда та вывела на прогулку лабрадоров. — Хочешь, я буду помогать выгуливать собак? — спросила она. — Чем ты мне поможешь? — удивилась Цвета, оглядывая соседку, которая была лет на пять младше и не особо годилась в подружки. — И с чего вдруг? Щенка собираетесь брать? Таня вздохнула: — Я бы хотела, но родители против. — И сообщила вдруг важно: — А моего брата к твоей бабушке водили, знаешь?