Бенкендорф внезапно резко поднялся из кресла и оперевшись на руки, наклонился ко мне. — Но скажите мне, ваша светлость, что мне с этим делать? Он также резко обратно бросился в кресло и закрыл лицо руками. Через несколько секунд он продолжил бледным и бесцветным голосом. — Государь знает об этом и не только от меня. Но как и его брат в свое время попустительствовал безумцам в итоге вышедшим на Сенатскую площадь, так и Николай Павлович почему-то закрывает глаза на этот зреющий нарыв. В кабинете воцарилось тишина, генерал видимо больше не хотел мне ничего говорить. А я тоже не знал, что ему сказать и не понимал что мне надо сейчас сделать. Генерал взял себя в руки и грустно улыбнулся. — Вы я думаю поддерживаете отношения со своей матушкой и возможно даже видели её во время вашего американского вояжа. Как она? Я слышал, что у вас за океаном появился маленький брат? Источник информации генерала был мне известен. Естественно это его сестра светлейшая княгиня Дарья Христофоровна Ливен, тетушка естественно такой семейной новостью с ней поделилась. — Она чувствует себя великолепно, думаю счастлива и на мой взгляд даже помолодела. А маленький Павлуша очень хороший мальчик. Я очень рад за них. — Ну слава Богу, за сегодня я хоть что-то услышал приятное. Спасибо, князь,.за ваши труды. Холерная напасть Россию не миновала, но думаю того ужаса, что уже твориться на Востоке и начинается в Европе, нам удалось избежать. Вы были совершенно правы когда писали об опасности бурлацкой вольнице, к сожалению лечить пришлось каленым железом. Вы еще не передумали осваивать наши далекие просторы? — генерал неопределенно махнул рукой. — Нет и в ближайшее время предполагаю приступить к этому. — Там я думаю вы столкнетесь с этой публикой, которая сейчас туда направляется. Но согласитесь, они наказаны но заслугам. Бенкендорф встал из-за стола, демонстрируя, окончание нашей беседы. — Вас, князь, ждет жена и ваши милые дети, Софья Андреевна насколько я знаю собирается вас осчастливить еще одним ребенком. Езжайте в Лондон и занимайтесь милыми вашему сердцу делами. А здесь будем уповать на Господа, он всё управит. По дороге домой я успокоился и решил, что генерал Бенкендорф прав. Всё, что можно я сделал, не наводить же порядок в Польше своими руками, будь что будет. А мне пора действительно заниматься своими делами. В России я решил немного задержаться, надо было обстоятельно побеседовать с Матвеем о холерных делах, пообщаться с сестрами, Анна как никак тоже стала мамой, а две пигалицы уже почти невесты. А в нынешнем девятнадцатом веке в пятнадцать уже и замуж выходят. Да и ревизию хотя бы здесь в Пулково и Нарве провести, посмотреть на всё своим глазом. а не только читать отчеты. Отчеты, которые мне регулярно поступают, штука конечно интересная. Как-то незаметно Иван Васильевич создал в моем хозяйстве своеобразную секретную службу и периодически я читал его опусы о состоянии дел. Его интерес был очень специфический: нет ли воровства или предательства и не замышляет ли кто чего худого. Пару раз с его подачи удалось во-время ударить по рукам и по-хорошему расстаться с людьми, одному прохиндею я просто дал вольную и отправил на все четыре стороны с напутствием не попадаться больше на глаза, а со вторым прекратил всякие отношения. А вот с одним кандидатом в злодеи пришлось обойтись жестко и он теперь гремит где-то кандалами. Следующим утром я начал претворение своего плана с чтения отчетов Ивана Васильевича и занимался этим до самого обеда, потом было общение с сестрами, а вечером я ждал Матвея. Он приехал к самому ужину, вид у него был уставший и очень злой. Чтобы его поняли правильно, Матвей сразу же открыл мне причину своей злости. Они с Германом решили поделиться своим опытом с европейскими коллегами и даже пригласили кого-то из немцев в Россию. Неожиданно ответа очень долго не было, а потом пришел консолидированный ответ английских, немецких и французских эскулапов. Его можно было охарактеризовать одним словом: бред. Именно такую характеристику получили выводы и предложения Матвея и Германа. От предложения посетить Россию иностранцы естественно тоже отказались. И мало того, там еще были личные характеристики и рекомендации, к частности Герману посоветовали не возвращаться в Германию и забыть о своей принадлежности с сословию европейских докторов. Читать все это было печально. Матвей наверное первый раз на моей памяти дал комментарий прочитанному на знаменитом русском сленге, а с Германом случилась форменная истерика и он после этого напился в хлам. Матвей от греха подальше привез его в Пулково и наш немец уже спал под бдительным присмотром кого-то из слуг. Когда Матвей за столом сказал, что Герман сегодня ночует у нас, княжна Татьяна неожиданно покраснела и даже поперхнулась лимонадом. Всё сделали вид, что ничего не произошло. Только Анна бросила на меня многозначительный взгляд. Так-так, надо будет не забыть разобраться с этим вопросом. Когда мы уединились в кабинете, Матвей решил начать именно с этого и торжественно объявил. — Довожу до сведения, вашей светлости, что княжна Татьяна Андреевна влюблена. Глава 8 Когда мы уединились в кабинете, Матвей решил начать именно с этого и торжественно объявил. — Довожу до сведения вашей светлости, что княжна Татьяна Андреевна влюблена, — он подождал когда я изображу удивление. Светлость все-таки не лох трамвайный и великолепно все поняла еще за столом, но надо же было подыграть Матвею. Поэтому я сделал удивленный вид и постарался максимально задрать брови. Матвей в ответ довольно просто заржал и продолжил. — Девицы как-то проявили интерес и заехали к нам полюбопытствовать. Татьяна после этого начала интересоваться биологией и медициной. Потом они еще раз приезжали и причем два раза она была одна. — Предмет её увлечения надо думать господин Герман? — Естественно. — А он как? — А его появление Татьяны Андреевны просто парализует, а после её отъезда он впадает в какое-то оцепенение и по полчаса совершенно невменяемый. Да и сегодня только из-за этого и напился. — Не понял? — я подумал, что Герман злоупотребил из-за уничижительного отзыва зарубежных коллег, а тут оказывается дело в любови. — Он прочитал этот идиотский отзыв, наливает себе полный стакан рома и залпом его выпивает. А после этого вдруг выдает, что жизнь его кончена и она, то бишь Татьяна Андреевна, будет его теперь презирать. И после этого, — Матвей возвысил голос и затряс руками, — он стал пить ром прямо из бутылки. — И сколько он выпил? — Бутылка была почти полная, а когда я отнял её, там оставалось в лучшем случае треть. Это получается Герман залпом выпил грамм триста рома. На смертельно конечно, но ему явно от этого поплохело. — Я его накормил углем и хорошо что мы буквально только-только плотно отобедали. Всю дорогу он распускал сопли и страдал, что теперь Татьяна даже на него и не посмотрит, а он без неё даже жить не желает. И ты знаешь, Алексей, про злосчастное письмо он ту же забыл страдал уже из-за того, что напился. — И что ты по этому поводу думаешт? — Я думаю, что Герман взрослый человек, Татьяне скоро шестнадцать, может быть это всё и серьезно. А то что он, — Матвей вероятно хотел сказать про то, что Герман совершенно из простых немцев, но я его прервал. — Об этом вообще не надо говорить. Посмотрим. Я в это дело вмешиваться не буду, ты господину немцу за перебор по рогам думаю сам надаешь. Только скажи от меня, что если еще раз такое будет, я ни на что не посмотрю и лично вышибу его и что бы никаких глупостей. Татьяна еще ребенок. А если у них большое и серьезное чувство пусть потерпят, потом слаще будет. — Согласен, целиком и полностью. — Всё на этом тему закончили, давай о делах. Как думаешь с холерой мы справились? — Боюсь даже что либо говорить хорошее. Всего по России умерло тысячи полторы, особенно тяжелое положение в выходящей с Балкан армии, там болезней и так хватает, и в Новороссии и Польше. Эти бараны нас совершенно не слушают и поднимают на смех и даже более того, договорились уже, что это наши власти честных поляков травят. — Ты знаешь, я уже понял, что ненависть ко всему русскому делает из многих поляков полных идиотов. К счастью среди них есть и разумные люди, инача была бы полная беда. Ладно давай лучше дальше про холеру. — На носу зима, вспышка пойдет на убыль. Народ пока не бунтует, но как ты и предвидел недовольства много. Хорошо, что верховодят не чиновники господина Закревского, эти бы дров наломали. Кое где они дорвались до власти, так там были карантины ради самих карантинов. Это я отлично знал и поэтому писал, что эти господа не должны руководить таким сложным и тонким делом, чуть перебор и вся хозяйственная жизнь остановится и народ будет умирать уже от банальной голодухи. — А перспективы на следующий год? — Про будущий год и думать не хочется, зараза точно будет в Европе и к нам будет лезть со всех сторон. С кадрами у нас не плохо, если бы не упертые бараны и поклонники Запада, вообще было бы замечательно. Ты не представляешь, но у них чуть ли не падучая начинается когда они видят бутылочки тетки Анфисы. — А с финансами как? — Нормально с финансами, платят щедро и ни в чем практически не отказывают. Тут царь батюшка не экономит. — А я чем нибудь могу помочь? — Думаю что уже ни чем, все можно ты уже сделал. На этом мое участие в борьбе с холерой можно считать законченным. В эти европейские дела я встревать не буду. Да и возможности особо для этого не будет, надо начинать освоение просторов Америки и Дальнего Востока. Оставив подробнейшие инструкции чете Бакатиных и Сергею Петровичу я устремился на Нарвскую мызу. Увиденное меня очень порадовало. Я решил сделать Усть-Лугу своим главным российским портом и планов моих громадьё начало претворяться в жизнь.