Но к этой лёгкости примешивалась тихая ноющая боль, как если бы магия была важным органом и теперь на её месте внутри осталась пустота. Я не знала, всегда ли так происходило в конце октября, и мне просто нужно было привыкнуть к этому ощущению. В носу защипало – не от магии, а от слёз, но я не дала им пролиться. Сердце сжалось от непонятной грусти. Кто-то из Морганов закрывал ладонями глаза или держался за грудь. Возможно, они тоже чувствовали эту тянущую пустоту. Я выделила магии место внутри себя, но так толком и не научилась её применять. Магические огни над нашими головами слились в общий поток, совсем как в первый день октября, только сейчас они не опускались, а поднимались, просачиваясь прямо сквозь потолок пещеры. Когда они все скрылись из виду, погрузив нас в полумрак, Керра, белая мантия которой рассеялась вместе с уходом магии, естественно заговорила первой. – Ты со мной, сестра? – позвала она Сенару и направилась к маме, которая продолжала держать в руках рукоять уничтоженного меча. Остальные Морганы выглядели потерянными, больше не получая приказов. Почти все они смотрели на свою главную ведьму, и я осознала, что преимущество в численности вовсе не означает преимущество в силе, потому что в их ковене только слово тёти Морган имело значение, а теперь Керра перестала её слушаться. – Стойте, маленькие колдуньи! – закричала тётя Морган на дочерей, которые встали перед ней, закрыв ей обзор. – Матушка, нет! – попыталась остановить её Сенара. Но тётя Морган силой раздвинула их и распахнула глаза. У неё был такой вид, как если бы она готовилась нанести решающий удар по моим тётям. Но без магии ожидаемого фейерверка не случилось. Из её глаз вылетела пара искорок и тут же потухла, и тётя Морган стала обычной женщиной. Я всё же ахнула и обернулась на своих родных. Они стояли посреди оранжевых остатков виновницы всего случившегося. На лице Мирабель, в кои-то веки совершенно не скрытом за волосами, сияла широченная улыбка. Позади неё стояли мама и её четыре сестры, и я растерялась, не зная, к кому бежать первой. Мирабель шлёпнула успевшую заметно уменьшиться в размерах Бобби по боку, разворачивая её назад к тыкве, потом ослепительно мне улыбнулась и отошла к своей маме, которая крепко прижала её к себе. – Колдуньи! – проревела тётя Морган, которая тоже, как я сейчас заметила, была вся заляпана оранжевой мякотью. Темми и тётя Флисси даже развернулись, и они не одни были возмущены этой вспышкой: ладно «маленькие колдуньи» – но просто «колдуньи» считалось оскорблением, а старшим членам ковена не пристало до них опускаться. Тётя Пруди метнулась к ней. – Слова! – закричала она ещё громче обычного. – Пха! Колдуньи! Ведьмы! Ангелы! Всё едино! – Она затрясла пальцем прямо перед лицом тёти Морган, что выглядело угрожающе и без магии, особенно вместе с её растрепанными волосами и сердито сморщенным лицом. – Ведьма! Колдунья! Демон! Волшебник! Кошка! Дракон! – Она резко повернулась ко мне. – Ярлыки! Всё едино! – Так же внезапно она снова повернулась к тёте Морган и, ласково коснувшись длинными старческими пальцами её лица, тихо произнесла: – Слова для женщин при власти. Женщины не воюют с женщинами! Ведьмы не вредят ведьмам! Это стало лучшим завершением противостояния, которое я когда-либо наблюдала. Тётя Конни громко хлопнула в ладоши, принимая бразды правления на себя. – Мы уходим. И больше не смейте очернять или уничтожать наш порог, – сказала она, глядя прямо на тётю Морган. Будь у меня силы, и я бы заулюлюкала и запрыгала от радости. – Нет! Это мы изгоняем вас! – огрызнулась тётя Морган, указав на неё дрожащим пальцем. – Вас и ваш нелепый овощ! Сенара кашлянула: – Матушка… я… – Предательница! – взвыла тётя Морган. – Ты мне больше не дочь! Секунду Сенара была абсолютно неподвижна, и я уже подумала, что она сейчас заплачет, но она пожала плечами и отвернулась от своей матери. – В таком случае я ухожу с вами, – объявила она. Мирабель приглашающе протянула ей руку, а потом крикнула Морганам: – Вы все психи! Чтоб больше ноги вашей не было в нашем районе! Те начали выстраиваться в многоконечную звезду, но без своих мантий они уже мало походили на ведьм. – Твои родные пожертвовали ради тебя вечной силой, – тихо сказала Керра. – Мои бы так никогда не поступили. Уж точно не ради никчёмыша. – Сестра, всё хорошо, – сказала Сенара. – В смысле нет, здесь нет ничего хорошего, но октябрь всё равно заканчивается. – Да, – кивнула я, – и ты можешь пойти с нами. – Где будет столько тыквы, – вздохнула Керра, обозревая оранжевые руины. – Сгодится на классный суп, да, тётя Конни? – Глаза Мирабель сияли, словно были полны звёзд. Глава 32 Тётя Конни отвернулась от тёти Морган, будто её не существовало, и сфокусировала всё внимание на ведьме, которую многие годы считали мёртвой. Темми совершенно точно была её ближайшей родственницей, хотя тонким носом и острым подбородком больше походила на тётю Флисси и Мирабель. Её глаза были такого тёмного оттенка коричневого, что казались чёрными, как зеркальные омуты. Совсем как у моей мамы. А тело её, сильное и поджарое, было ужасно грязным. До меня вдруг дошло, что я не знаю точного возраста никого из своей старшей родни. Морщины тёти Пруди указывали на старость. О возрасте мамы я в принципе не задумывалась. А с тётей Темми было тем более непонятно, но ей определённо было много лет, большую часть из которых она прожила вне ковена, и я могла лишь догадываться, какими они для неё были. – Ты не ранена? – спросила мама, осматривая сестру. – Под этим слоем грязи ничего не видно! Темми расхохоталась: – Что, я для тебя недостаточно чистая, Петти? – Конечно нет, дорогая. На тебя страшно смотреть, и я жду не дождусь, когда загоню тебя в ванну. Тётя Флисси метнулась к Темми и обняла её: – Это правда ты?! Ты правда наша Темперанс?! – Тётя Флисси поворачивала её так и этак, всматриваясь в черты лица. – Потому что я думала… в мой Первый октябрь… тот несчастный случай… Темми неловко обняла её в ответ, после чего отстранилась и сказала: – Я не умирала. И я никогда по-настоящему вас не покидала. Всё было подстроено, Флисси. Как только у нашего ковена появилось достаточно сил для пятиконечной звезды, мне пришлось уйти. Я обманула тебя, всех вас. Несколько мучительных секунд мы наблюдали за тётей Флисси, обдумывающей её слова. Наконец она помотала головой: – Это всё не важно, главное – что ты здесь. Больше мне ничего не надо. – Прости меня, – тихо и с нежностью сказала Темми, словно обращалась к той ещё совсем юной тёте Флисси, решившей, что она убила сестру. – И ты меня, – тётя Флисси обернулась и встретилась глазами со мной и Мирабель. – Всё это время я пыталась исправить содеянное во время моего Первого октября вместо того, чтобы помогать нашим маленьким колдуньям с их Первыми октябрями. Мирабель обошла большую кучу тыквенной мякоти и приобняла меня одной рукой. Вместе мы смотрели, как наши мамы и их сёстры заново знакомятся друг с другом: Констанс, Пруденс, Пейшенс – с вернувшимися к ним Темперанс и Фелисити. – Сёстры снова вместе! – прокричала тётя Пруди и внезапно залилась слезами. Остальные сёстры, поддерживая её, сгрудились вокруг. Между ними что-то заискрило. – Пруди хочет сказать… – начала тётя Конни, но тётя Пруди вскинула ладонь, призывая её замолчать. Тётя Конни притихла, и мы все повернулись к тёте Пруди. – Скажу сама! – заявила она. – Я… я… я рада, что вы вернулись. – Последние слова она практически выпалила, но это было полное предложение. Я никогда не слышала, чтобы тётя Пруди изъяснялась полными предложениями. Темми обняла её. Моя мама обняла их обеих. Флисси приткнулась сбоку от Пруди, и Конни обхватила их всех. «Звезда», – подумала я. Не важно, сколько у неё концов, значение имеет лишь то, что заставляет её сиять. И всё же я прервала их трогательное воссоединение: – Мам, мне нужно тебе кое-что показать. Замок на глазах уменьшался в размерах, целые его секции растворялись в воздухе. Гобелен сохранился, только стал грязным и изорванным от старости, прямо как хранившийся в нашем доме кусок. Без магии фигуры Мерлин и Морган потеряли краски и схожесть. – Потрясающе! – выдохнула мама. – Просто потрясающе. Какая тонкая работа! – Её взгляд заскользил по панелям. – Так вот как всё началось. – Это их история, – сказала я, указав на финальные изображения. – Я тут подумала: а давай вместе их восстановим? – А это не будет кражей? – спросила мама, пока я снимала одну из секций гобелена. – Мама, они украли тебя у меня, – напомнила я, вручая ей охапку ткани. – Будем считать это расплатой. Мама не выглядела убеждённой, но начала аккуратно её сворачивать. – Вот и химчистка пригодится, – с улыбкой заметила она. Я широко улыбнулась ей в ответ.