— Ну что тогда, — обескураженно потер свою куцую бороду человек, — тогда хочу вам сообщить, что в вагоне со мной еще два человека, которые тоже хотят очень узнать ответы. Не считая проводника, который тоже наш человек. Отставник презрительно фыркнул. — Да, и мы передадим вашим жене и дочерям, одна из которых сейчас во Франкфурте, а вторая, Екатерина, в Лионе, наш поклон. Из человека будто вытащили стержень. — Вы не посмеете… — едва слышно проговорил он. Семьи нельзя трогать. К тому же я давно отошел от дел. — Алексей Александрович, — лицо незнакомца приблизилось, — мы ходим по кругу и снова вернулись в отправную точку. Повторяю второй и последний раз: нам все равно, какие секреты еще хранит ваша память и я, честное слово, понимаю вашу работу на службе государства. У вас есть своя правда, и я ее понимаю. Хотя, — взгляд его затуманился и он мечтательно улыбнулся, — мы с вами много лет назад противостояли друг другу, хотя вы этого, думаю, и не знали. Хотя бы четверть века назад в Умани, помните? Не важно. Что я говорил… Ах, да. До границы не так далеко, как думаете, а нам предстоит большая работа. Давайте не отнимать друг у друга время. Останемся врагами, но достойными людьми. Поезд тронулся. — Хорошо, — после некоторого молчания прошептал отставник. Мне уже все равно. Только распорядитесь принести чаю. Я, кажется, знаю, о ком вы пришли узнать. Нам предстоит долгая ночь. На следующее утро человек в потертом пиджаке и старомодных очках вышел на приграничной станции и долго стоял, смотря в одну точку. Внимательный наблюдатель мог бы заметить, что за ночь в его волосах прибавилось серебряных нитей, но на платформе в час, когда Солнце только поднималось из-за горизонта, никого не было, кроме двух мужчин, крайне опасных с виду, несмело переминающихся с ноги на ногу. Наконец, они подошли к нему. — Ну что? Теперь куда? Человек молчал, потом тяжело вздохнул, снял очки и потер рукой глаза. — Срочно нужен телефон. Найдите его здесь, за любые деньги. Надо позвонить в Москву. И Петербург. И в Киев. И… — А ехать? — Да, ехать, — господин в очках беспомощно оглядел своих товарищей. Давайте, в Варшаву. Потом видно будет. Они так и не узнали, что не успел поезд доехать до границы, как в одном из вагонов, в купе, где ехал одинокий пожилой господин, прозвучал выстрел, который похоронил собой десятки секретов, которые могли бы круто изменить судьбу многих государств. Обо всем этом Андрей, разумеется, ничего не знал, однако, он не мог не чувствовать, что постепенно петля сжимается. Он давно для себя решил, что прощальный аккорд будет максимально громким, да таким, чтобы перечеркнуть все прошлые акты. Выбора, что же сделать, особо и не требовалось. Что больше всего хотели террористы, что было их Святым Граалем и великой целью? Конечно, повторить то, что осуществили народовольцы на набережной Екатерининского канала, но не просто повторить, а с большим эффектом, желательно, чтобы воздействовать на всю семью государя, потому, что в прошлый раз пришедший к власти преемник запустил такие жернова реакции, что революционное движение практически было уничтожено под корень. Андрей стал готовить сложнейший план, отчетливо понимая, что это будет намного труднее, чем все прошлые акты. Были приведены в действие тысячи шестеренок, сотни людей начали выполнять приготовленные для них роли. Потекли финансовые потоки, ресурсы, началась вербовка нужных людей и устранение ненужных. Наконец, план был готов, ЦК было посвящено в замысел, который был одобрен единогласно. После встречи на конспиративной квартире самый пожилой и уважаемый член их партии, который принимал участие в непонятной и загадочной смерти государя Николая Павловича, подождал Андрея в коридоре и, вытирая слезы счастья, признался, что никогда еще не видел такого гениального плана, и он благодарит Бога и всех святых, которые позволили ему дожить до великих событий. А это значит, что жизнь не прошла впустую. Андрей неловко поблагодарил и сказал, что для него огромная честь получить признание от такого уважаемого человека, умолчав о том, что для самого дедушки в большом плане устранения царя будет неблаговидная роль. Сперва, планируется небольшой провал террористов, главный виновником и предателем будет объявлен этот старикан, которого потом пыхтящий от ярости и негодования молодой студент взорвет в тюремной камере. Если раньше, конечно, сам не откинет копыта от переживаний и стыда. Но на слепую биологию Андрей не привык полагаться, поэтому, и студент продолжал обрабатываться, и этот отвлекающий план с провалом. В общем, каждая фигура должна была выполнить свою роль, но какую на самом деле, знал только один человек. Но надо было уравновесить действие. Не мог же он на самом деле обезглавить одну сторону, оставив в неприкосновенности другую. Профессиональная гордость Андрея, как агента полиции просто не могла позволить ему, чтобы революционеры одержали полную победу, ведь частью разума он прекрасно понимал, что одним террором нельзя достичь счастья и благоденствия. Да, они достигнут победу, это так, но никто не сможет пожинать плоды этой победы потому, что никого не останется в живых. Как и государственная машина, которая была бы полностью обезглавлена, получила бы на растерзание тех, кто виноват в гибели страны. Андрей начал работу над вторым планом, который заключался в том, чтобы сдать всю террористическую организацию охранке. Но не просто сдать ее, локальные провалы случались раньше, и не так редко. Надо отдать жандармам все ниточки, которые они смогли бы распутать, несмотря на всю свою тупость. Андрей решил сдать всю тайную бухгалтерию, все финансовые каналы, схемы поступления оружия, взрывчатки и вербовки новых членов, всех провокаторов и тех, кто притворяясь добрыми членами общества, на самом деле помогал разрушать Родину. Всех купцов-миллионщиков, великих князей и графов, министров, генерал-губернаторов, писателей и философов, всю ту шваль, которая вообразила себе, что револьвером и динамитом можно достичь всеобщего счастья, а если не получается, то просто надо увеличить дозу. Тут надо было действовать осторожнее и, одновременно, изощреннее. Многие революционеры являлись агентами с многолетним стажем конспиративной жизни, умели прекрасно исчезать и были весьма тертыми калачами, но Андрей, без ложной скромности, еще ни разу не встречал человека равному себе по уму и размаху, поэтому и секунды не сомневался в успехе. Несколько месяцев он разрабатывал план, для каждого человека писал свой маленький сценарий, по которому он должен появиться в нужном месте в нужное время. Конечно, никто не застрахован от небольших срывов. Например, один из революционеров за пару недель до начала получил сердечный приступ и умер, второй экспериментировал с новой взрывчаткой, которая случайно сдетанировала, и он остался инвалидом, третий попался, как растлитель маленькой девочки и получил срок на каторге, но его революционная деятельность так и не всплыла. Ничего, это все мелочи, успокаивал себя Андрей, главное, что на следующий день после устранения царствующего семейства, в результате облав на нескольких складах будет получена вся информация обо всех революционных деятелях и их финансированию. Осталось совсем небольшой штришок. Надо обеспечить, чтобы в этом водовороте, который скоро начнется, обеспечить себе как минимум выживание, а желательно еще и достаток. Это было делом техники. Почти все свои активы он давно перевел в Европу и Америку и запутал следы так, что ни один управляющий не мог и подумать, кому же принадлежит бизнес и кто получает конечную прибыль. Семья давно жила в Швейцарии, им тоже были отписаны определенные денежные средства и недвижимость для жизни, но даже если бы с ними что-то случилось, это не очень волновало Андрея. Он сделал для их безопасности что мог, а если им не суждено пережить то цунами, которое он подготавливал… Что ж, он еще совсем не старый мужчина, чтобы завести новую семью и родить детей. Андрей сам, наверное, до конца не понимал, что для него нет опасных соперников, нет врагов, которых он мог бы опасаться. Это был по настоящему великий ум, колоссальный, равных которому в мировой истории смогло бы найтись меньше, чем пальцев одной руки. Его единственным врагом мог быть в конечном итоге только он сам, его другая часть разума. Андрея-революционера мог поймать и остановить только Андрей-жандарм, но не известно по каким причинам, этого не случалось. Трудно сказать, с чем это связано, наверное, где-то глубине в душе вся ситуация внушала ему леденящий ужас, но одновременно с этим — понимание, что если один из Андреев победит, то это будет означать конец всей игры. Сам он решил переждать все за границей. Он все подготовил, и теперь с мрачным удовлетворением, граничащей со спокойным фатализмом, наблюдал за тем, как запущенные механизмы уже сами работают так, как он и задумал, и повлиять на них нет никакой возможности. Казалось, он все предусмотрел. Остановить развитие событий невозможно. Так со спокойной душой он отбыл в Париж на заседание Общества любителей археологии, где состоял одним из почетных членов. Однако, случилось то, на чем всегда останавливаются все великие люди. Как бы они не были мудры, умны и всемогущи они, но всегда не учитывают чистые, искренние чувства небольших персонажей пьесы. Да, они не настолько грандиозны разумом, однако, чувство справедливости, честной мести и борьбы за свои идеалы всегда сильнее самых хитрых планов. В то время, когда Андрей выступал на встрече Общества любителей археологии и делился планами по дальнейшему развитию раскопок в районе Трои и Кносского дворца, человек в потертом костюме и старомодных очках, который накануне созвал экстренный совет ЦК, спокойный и уже перегоревший внутри, заходил в неприметную дверь, где он намеревался открыть имя того человека, который стал причиной гибели десятков их близких друзей, и уничтожал революционное движение изнутри долгие годы. Когда Андрей сел на свое почетное место, отгремели оглушительные аплодисменты по поводу его блестящего доклада, в дверь аудитории сунулся человек и быстро прошагал к нему. Там так же молча передал телеграмму и ушел. Надо же, — беспечно думал Андрей, сладко хрустнув костяшками пальцев. Что бы это могло быть. Наверное, выбрали еще каким-то почетным академиком. О том, что это может быть как-то связано с его деятельностью в России, он ни на секунду не задумался. Андрей развернул и посмотрел на листок. Там было написано всего четыре слова и подпись. Подпись эту он прекрасно знал, поскольку, сам ее разработал и ею заверялись самые важные решения, которые требовали коллегиального голоса всех высших членов партии. Мы все знаем. Смерть. Сознание его не до конца осознало, что же это значит, но подсознание, как всегда, гораздо тоньше чувствует такие моменты, и сердце немедленно провалилось вниз. — Что такое, — недоуменно прошептал он и тут все понял. Андрей сидел еще несколько минут, тупо смотря на маленький кусок бумаги. Что это значит? Значит, что он разоблачен, и все годы его жизни, которые были потрачены на не свою жизнь, теперь считаются выброшенными впустую. Теперь все революционеры, которые выживут после того шторма, что он затеял, будут готовы продать свою душу, но добраться до шеи Андрея. А то, что знает один, считай, знает и охранка потому, что на низовом уровне, как знал он, до половины — провокаторы или информаторы, получающие деньги из бюджета полицейского ведомства, а это значит, что и государевы люди будут стараться достать его из-под земли. Вторая мысль, пришедшая ему в голову, оказалась даже более тяжелой. Так что, теперь все отменяется? Устранение царской семьи, которое было намечено на завтрашний день, больше не будет? А значит, не осуществится и вторая часть его замысла, революционеры останутся на свободе и ничего не изменится? Точнее, конечно, изменится. Теперь ему точно не жить. Через два часа он уже ехал в поезде сторону испанской границы и судорожно размышлял, что же теперь делать. Нельзя сказать, что он не готовился к такому обороту событий, но даже несмотря на весь свой великий ум, все произошедшее стало для него шоком. Что теперь? Утром, когда он вышел на залитом ласковым испанским солнцем вокзале, он подозвал мальчишку и купил несколько газет. Вряд ли бы так скоро все, что он строил на протяжении стольких лет, рухнуло, и это попало бы в газеты, но Андрей все так же напряженно искал хоть какие-то упоминания о России, революционерах или царском семействе. Только на предпоследней странице мелким шрифтом было написан текст, что в Санкт-Петербурге и Москве разгорается скандал, связанный с планами революционеров по убийству царя. Началось, — мелькнуло в его голове. К вечеру информация была гораздо полнее, но ее Андрей прочитал бегло, особо не вчитываясь, да и зачем это ему? Ведь это он конструировал все планы, и мог всяко лучше любых журналистов, которые получают информацию через десятые руки с чудовищными искажениями, сказать, что там найдут. Ему только было интересно, его это уже никак не касалось напрямую, но все-таки: до какой стадии будет раскручиваться этот скандал? Развяжут ли те или эти сплетенным им клубок планов внутри планов до конца, или опять споткнутся о свою глупость и страх и остановятся на половине пути? Все это он обдумывал, когда занимался последними штришками по выводу денег в надежные юрисдикции. Когда же в целом закончил, то отправился к своему знакомому врачу-хирургу, который специализировался на пластике лица. Через несколько месяцев по улицам Цюриха уже гулял совсем другой господин, не имеющий ничего общего с прежним Андреем. Стройным, мускулистый, с пружинистым шагом и лицом, на котором красовались несколько едва заметных шрамов. Ну и что с того? Ведь шрамы только украшают мужчину, а судя по внешности джентльмена, он, скорее всего, охотник на львов или что-то в этом роде, а отметины на лице оставил какой-то ужасный хищник-людоед. Труднее было с отпечатками пальцев. Да, можно было сказать, что это уже лишняя перестраховка, и никто не свяжет нового господина с тем лицом, которого уже ищет половина России. Может быть. Может и перестраховка. Но попасться на этой глупости, на оставленном где-то отпечатке пальцев крайне обидно, а он не собирался остаток жизни провести в перчатках. Несложной, но крайне мучительной процедурой отпечатки на пальцах рук были удалены, а вторым этапом, напоминающим штамповку, был нанесен новый узор. — Восстановится у меня когда-нибудь чувствительность пальцев?, — спросил он у своего доктора, разглядывая изуродованные руки после операции. — Полностью точно нет, — деловито отвечал врач, собирая диковинные инструменты. Со временем, думаю, станет получше, и вы будете ощущать руками, на которых одеты будто тонкие шелковые перчатки. — Это хорошо, — задумчиво откликнулся Андрей. Я думал, будет хуже. А так… Ну, можно жить. Доктор рассеянно кивнул, и мыслями уже принимал горячую ванну после сложных манипуляций с руками пациента. На следующее утро доктора нашли в ванной с перерезанными венами. На столике осталась прощальная записка, которая гласила о том, что не видит смысла дальше жить потому, что является банкротом и неудачником по жизни. Местная полиция знала, что у него действительно были проблемы с деньгами, и даже не возбуждала дело, а сразу передала тело на кремацию. Билет, купленный на имя доктора на поезд через несколько дней, не привлек их внимания. Осталось совершить последнее действие, и прежний Андрей будет окончательно, юридически и фактически мертв. Уже несколько лет, как в одной небольшой конторе маленького немецкого городка трудился один человек. Получал он неплохую относительно зарплату, а обязанности заключались в том, чтобы искать статьи о России и конских скачках в местных газетах, аккуратно их вырезать и отправлять их по определенному адресу. Трудился он тщательно, и ни у кого бы из работодателей не вызвал ни малейшего недовольства. Приходил каждый будний день ровно в десять, с часу до двух не спеша и с достоинством обедал, чтобы продолжить чтение газет до шести вечера. Наверняка, он часто задавался вопросом, почему ему поручили столь необычную работу, но, поскольку, кроме него в конторе никого не было, чтобы задать вопрос, а инструкции, получаемые по телеграфу, были недвусмысленны, постепенно он перестал строить догадки. Наверное, думал он, какой-то человек анализирует события в России, чтобы делать какие-то долгосрочные инвестиции или что-то вроде того, а выбрал меня потому, что я обладаю аналитическим умом и немалыми дарованиями. Он так и не узнал, что письма его доставлялись в отдаленный норвежский городок, где хранились до востребования, и регулярно утилизировались потому, что за ними никто не обращался. Жалование он получал четко раз в неделю, а на Рождество и неплохую премию. В общем, что еще нужно клерку средних лет? В один из тоскливых осенних дней, когда у него совершенно не было настроения читать газеты, в дверь постучали. Он удивленно встал, поставил кофе с корицей и пошел открывать. Оказалось, что это мальчишка-посыльный, который принес телеграмму от его работодателя. Это было очень необычно потому, что таинственный человек, который дал ему эту работу, если и давал о себе знать, то не чаще раза в несколько месяцев. В телеграмме были новые инструкции. Ему следовало завтра закончить все дела, собрать вещи и сдать контору арендодателю, а самому поехать в Гамбург, где предстоит новая работа, гораздо лучшая. Таинственный человек писал, что крайне впечатлен работой клерка, очень благодарит его, и намеревается взять в компаньоны. Конечно, было написано, он может отказаться, но в любом случае просит, как доброго бюргера, держать все их отношения в секрете. Нет смысла говорить о том, что клерк закончил все дела и сдал помещения в течение часа, а на все вопросы знакомых только молчал с торжествующим видом. Мол, вы еще увидите, кто вытащил счастливый лотерейный билет. На следующий день еще до полудня он входил в небогатый отел на окраине Гамбурга. Странно, — еще думал клерк, — господин, кажется, не из бедных, а район такой паршивый. Не понятно. Наверное, конспирация и крайне деликатное дело. Внутри уже находился человек с едва заметными шрамами на лице.