Глава XI На волосок от гибели Как ни печально было положение осажденных, организм предъявлял свои права, и охотники оказали честь той немудреной пище, которая была в их распоряжении. Однако, подкрепляясь, они не забывали о собственной безопасности и при малейшем знаке тревоги были готовы приняться за свою защиту. Когда очередь сторожить перешла к Гарри, он крикнул: – Какой-то индеец идет к нам, тащит белый флаг! Все кинулись к расщелинам, и Джон сказал: – Да это Сэнди Гук! Какого черта ему нужно от нас?! – Ваш старый приятель, Джон? – засмеялся шериф. – Он пришел пожелать вам доброго утра. А может быть, его послала женщина-сахем, ваша приятельница Миннегага. Ей не терпится получить ваш скальп, и она поручила Сэнди Гуку просить вас передать этот скальп при его посредничестве. – Да будет вам чесать язык, шериф! – отозвался Джон. – Почему нет? Может быть, скоро нам придется замолчать навеки, так давайте наболтаемся теперь. Тем временем Сэнди Гук, не торопясь и не выказывая беспокойства, словно совершая прогулку, приближался к осажденным, таща на плече ружье с подвязанной к нему грязной тряпкой, которая должна была изображать парламентерский флаг. В то же время он безмятежно покуривал свой калюмет, словно и в самом деле шел на свидание с приятелями. Приблизившись шагов на пятнадцать к берлоге, он вытрусил пепел из трубки, положил на землю карабин и крикнул: – Добрый день, джентльмены! Не правда ли, какая прекрасная погода стоит? А я к вам… хочется по-дружески поболтать немного! – Какого черта надо тебе, жулик?! – довольно неприветливо отозвался Джон. – Что за неприятная манера встречать так старых знакомых? – возмутился бандит. – Узнаю вас по голосу, мистер индейский агент, но не узнаю по манерам. Ваши манеры сделались удивительно грубыми. Очевидно, вы, Джон, стали вращаться в сомнительном обществе. – Ладно, ладно! Не болтай попусту! Говори, что нужно, и убирайся. – Ай, ай, старый товарищ! Право, вы страшно изменились к худшему. Сколько раз, бывало, мы с вами распивали дружелюбнейшим манером. А теперь вы обращаетесь со мной как с врагом. Между тем я к вам явился с самыми дружескими намерениями. Кстати, джентльмены, не помешал ли я вам завтракать? Сам-то я, признаться, уже перекусил. Но мои приятели там, в лагере, еще завтракают, и я воспользовался свободным часом, чтобы возобновить старое знакомство с вами. – Довольно, Сэнди Гук! – прервал его болтовню Джон нетерпеливым тоном. – Правда, мне приходилось иной раз выпивать с вами. Но теперь я об этом только сожалею. Я был и остался простым траппером, вы же раньше делали глупости, но можно было рассчитывать, что когда-нибудь возьметесь за ум и приметесь за работу. На самом же деле вы связались с индейцами, и теперь между нами ничего нет общего. Говорите, что вам нужно, и возвращайтесь к своим товарищам, индейцам. А еще лучше было бы, если бы вы прислали какого-нибудь честного человека. Мы предпочли бы настоящего индейца. Как ни был закален бандит, но эти слова укололи и его. Он покраснел, и его кулаки сжались. – Напрасно вы относитесь ко мне так! – промолвил он глухим голосом. – Судить, конечно, очень легко, но я не просил быть судьями моего поведения и не обращался к вам с просьбой дать мне аттестат благонадежности. А потом, без шуток, я прихожу к вам вовсе не в качестве врага, а в качестве посредника между вами и вашими настоящими врагами, краснокожими. – С каким-нибудь дельным предложением? – Да, с предложением от Миннегаги. – От души могу пожелать, чтобы ее взял черт! – от всего сердца выругался Джон. – Не знаю, на что мистеру дьяволу могла бы пригодиться эта милая молодая дама, – улыбнулся бандит, к которому вернулось его обычное юмористическое настроение. – Между нами, джентльмены, хотя я нахожусь в большой дружбе с указанной персоной, но это не мешает мне по справедливости оценивать кроткий характер Миннегаги. Если она попадет в ад, то я глубоко убежден, оттуда все черти разбегутся. Но, джентльмены, рекомендую выражаться осторожнее, я не уверен, что нас не подслушивают, и какое-либо неосторожное слово может оскорбить мисс Миннегагу. Итак, я приступаю к делу… – Ну? Выкладывайте, что угодно от нас Миннегаге! Вместо ответа бандит смущенно почесывал затылок. – Ну! Или у вас язык прилип к гортани? Должно быть, приятное поручение получили вы от Миннегаги! – засмеялся шериф. – Собственно говоря, – признался Сэнди Гук, – я затрудняюсь передать вам требование моей приятельницы. Не знаю, как вы к этому отнесетесь… – Да чего же она хочет? Чтобы мы сдались, что ли? – осведомился Джон. – Этого ей маловато, дружище! – Хочет мою шкуру? – Этого многовато! Она удовольствуется одним вашим скальпом. Собственно говоря, я, со своей стороны, нахожу, что требование Миннегаги отличается умеренностью: она могла бы потребовать четыре скальпа, а обещает удовольствоваться одним, оставив в покое ваших товарищей. – Передайте ей: пусть придет и возьмет! Но предупредите: за мой скальп поплатятся жизнью еще многие из ее соплеменников. Я буду защищаться, покуда у меня останется хоть пригоршня пороху. – А что будет потом? Больших запасов пороху и пуль у вас быть не может. Припасов у вас тоже нет. Помощи вам ждать неоткуда. По существу, сопротивление совершенно бесполезно и бесцельно. Согласитесь, я говорю резонно: ну, вам удастся уложить еще десяток краснокожих, и все же закончится тем, что вы попадете в руки Миннегаги. Численный перевес на нашей стороне, вы это знаете отлично, а в нескольких километрах отсюда находится Сидящий Бык, с которым четыре тысячи воинов. Что же значит при таких условиях потеря какого-нибудь десятка людей? Помимо этого я напоминаю вам, мистер Джон, что вам, как порядочному человеку, надо же заплатить когда-нибудь по счету. – Это еще что за новости? Я никому ни гроша не должен! – Деньгами – да! Но натурой? – К черту вашу болтовню! Говорите без обиняков! – Ну, ладно! Послушайте, Джон! Все говорят, что это именно вы ухлопали добродетельную и кроткую мамашу Миннегаги, почтеннейшую Яллу. Так? – Я этого никогда не скрывал! Дальше? – Ну-с, уложив Яллу, вы, по традициям, сорвали с ее головы скальп. Так? – Так. Дальше? – Вы, конечно, знаете индейские предрассудки. Между прочим, эти дети природы серьезно убеждены, что ни один порядочный воин не может добиться входа в Царствие Небесное, если сам он скальпирован, а тот, кто исполнил деликатную парикмахерскую операцию, сохранил свой собственный скальп. Так вот, целая почтенная коллегия индейских колдунов племен сиу и «воронов», долго занимавшаяся гаданием на кофейной гуще, пришла к выводу, что убитая вами Ялла до сих пор тщетно мечется перед воротами индейского рая и ее благородная душа невыносимо страдает. Это будет длиться до тех пор, покуда ваш собственный скальп не попадет в руки единственной дочери Яллы, моей приятельницы Миннегаги. Миннегага – образец семейной добродетели, и душа ее полна дочерней любви. Неужели же у вас как у мужчины и притом джентльмена хватит духу отказать кроткому существу в таком пустяке, как ваш скальп? – Послушайте, как красно говорит этот жулик! – воскликнул, смеясь, шериф из Гольд-Сити. – Ей-богу, Сэнди Гук, вы напрасно избрали себе карьеру бандита. Из вас вышел бы отличный адвокат или проповедник. – Благодарю за признание моих скромных достоинств, – раскланялся Сэнди Гук. – Я, собственно говоря, сам давно пришел к этому убеждению. Но я предпочел бы, уж если на то пошло, отдать мой досуг благородным искусствам. Видите ли, в моей душе горит священный огонь трепетной любви к природе. Я с удовольствием занялся бы живописью. Между нами, я вчера совершил уже маленький заем у одного благородного английского лорда и, вероятно, если только не пропью сего моего благоприобретенного имущества, поступлю куда-нибудь в малярную или в Академию художеств, что, в общем-то, одно и то же. Индейский агент не выдержал: он разразился залпом ругательств по адресу Миннегаги и ее посланца, задыхаясь от злобы. – Остановитесь на минуточку! – крикнул Сэнди Гук. – Я вижу, вы хотите отвести душеньку, ругая меня на обе корки. Я, признаться, давно не слышал такого виртуоза по части проклятий и не прочь послушать, как вы заливаетесь соловьем. Но в театре я привык курить. Разрешите мне сначала запалить мою трубку, а тогда, прошу вас, продолжайте в том же духе, покуда не исчерпаете всю вашу программу. Этого бесстыдства не мог перенести даже всегда сохранявший хладнокровие Бэд Тернер. Он оттолкнул Джона, ведшего переговоры, и сам просунул голову наружу. – Довольно болтать! – крикнул он. – Говорите толком, что вам нужно, и потом убирайтесь! – Ба! Кого я вижу! Не обманывают ли меня мои глаза? В какой почтеннейшей компании удостоился находиться я, даже не подозревая того?! Пусть перешибут мне колом спинной хребет, если это не мистер Бэд Тернер, знаменитый «истребитель бандитов»! Был бы сердечно рад пожать ваши копыта, джентльмен. – Отложите до другого раза! – хмуро ответил Тернер. – Говорите же, что вам нужно? – Во-первых, я хочу засвидетельствовать вам мое нижайшее почтение. Прошу принять мои искренние уверения в полном моем уважении и готовности быть вам полезным. К сему письму Сэнди Гук руку приложил. И так далее. Во-вторых, предлагаю вам, заметьте, совершенно бескорыстно и бесплатно дружеский совет: не тратьте даром пуль и пороха, не нарушайте священного завета. Это, знаете ли, относительно «не убий» и всего прочего, тому подобного… – На каких условиях предлагает нам сдаться Миннегага? – Э, господи боже!.. Самые пустяки. Собственно, не стоит об этом и говорить даже! Миннегага поручила мне, зная мое искусство и легкую руку, снять скальп с головы мистера Джона и принести ей. Вот и все! Уверяю вас, что мистер Джон и не почувствует, когда я стану сдирать с него волосы. Вместо ответа шериф из Гольд-Сити схватился за карабин. – Я не выстрелю, покуда не отсчитаю двадцати пяти! – сказал он. – Поняли, мистер бандит? – Разумеется, понял! – хладнокровно отозвался Сэнди Гук. – По моему мнению, это означает, что вы категорически отказываетесь от переговоров. Дело ваше! С этими словами он поднял свой карабин и не торопясь отправился восвояси. Осажденные следили за каждым его шагом, покуда он не затерялся в зеленой поросли. – Может быть, мне следовало бы согласиться на это условие? – пробормотал угрюмо Джон. – Миннегага ведь против вас ничего не имеет, и ничего не было бы удивительного, если бы она удовлетворилась одним моим скальпом. Наконец, я лично знаю немало людей, подвергшихся оскальпированию и тем не менее оставшихся живыми. Может быть, она оставила бы меня в живых? – Замолчи! – резко прикрикнул на него шериф. – Противно слушать, что ты тут говоришь! Мыслимая ли вещь, чтобы честные трапперы согласились предать товарища в руки краснокожих дьяволов? С какими глазами показались бы мы после этого людям? – Мы думаем точно так же! – отозвались в один голос трапперы. – Потом, – продолжал шериф, – обратился ты во младенчество, что ли, Джон? Да разве краснокожие считают себя обязанными держать данное слово? Они поклянутся чем угодно, пообещают что хочешь, лишь бы заполучить нас в свои руки. А затем мы подвергнемся таким пыткам, что само небо покажется с овчинку. Нет, слуга покорный. Уж погибать, так погибать в бою! К тому же теперь, загородив выход из берлоги медвежьей тушей, мы имеем под руками четыреста кило прекрасного мяса, значит, с голоду не умрем несколько дней. Будем драться! Давайте-ка покуда что подготовим несколько наше убежище к осаде. Час проходил за часом, наступила ночь, а индейцы не подавали и признаков жизни. После полуночи лес загудел: откуда-то налетел вихрь и зашумел в вершинах лесных гигантов. До этого времени осажденные не подвергались особой опасности внезапного нападения: луна достаточно освещала окрестности и краснокожие не могли пробраться к берлоге, не подвергаясь обстрелу. Но теперь, когда небо стало вдруг заволакиваться тучами, для нападения наступил благоприятный момент. И в самом деле, четверть часа спустя снова закипел бой: под покровом темноты индейские воины, не обращая внимания на выстрелы бледнолицых, подобрались-таки к медвежьей берлоге, оттащили в сторону тушу гризли и проникли внутрь дерева. – Близок конец! – пробормотал шериф из Гольд-Сити. – Эти негодяи добились своего и теперь выкурят нас в пять минут. Опасения Бэда Тернера оказались как нельзя более основательными: индейцам удалось поджечь груды хвороста, сваленного у подножия лесного гиганта. Разбросанные в берлоге сухие ветви уже пылали, образуя огромный костер, и едкий дым наполнял верхнюю часть гигантского дупла. – Берите топоры! Рубите! – скомандовал шериф и сам подал первый пример: осажденным не оставалось ничего больше, как попробовать выбраться из дупла горящего уже дерева, расширив любую из имеющихся щелей, и попытаться пробиться силой или хитростью сквозь ряды врагов. Трапперы, задыхаясь в дыму, схватились за топоры.