— Почему бы и нет? Может быть, нам скоро придется замолчать навеки, так давайте наболтаемся теперь. Тем временем Сэнди Гук, не торопясь и не выказывая ни малейшего беспокойства, словно совершая прогулку, приближался к осажденным, таща на плече ружье с подвязанной к нему грязной тряпкой, которая должна была изображать парламентерский флаг. Он безмятежно покуривал свою трубку, словно и в самом деле шел на свидание с приятелем. Не дойдя до берлоги шагов пятнадцать, он выбил пепел из трубки, положил на землю карабин и крикнул: — Добрый день, джентльмены! Не правда ли, какая прекрасная погода стоит? А я к вам… Знаете, хочется по-дружески поболтать немного! — Какого черта надо тебе, жулик?! — довольно неприветливо отозвался Джон. — Что за неприятная манера встречать так старых знакомых? — возмутился бандит. — Узнаю ваш голос, мистер индейский агент, но не узнаю манер. Ваши манеры стали удивительно грубыми. Очевидно, Джон, вы теперь вращаетесь в сомнительном обществе. — Ладно, ладно! Не болтай попусту! Говори что нужно и убирайся. — Ай-ай, старый товарищ! Право, вы сильно изменились к худшему. Сколько раз, бывало, мы с вами распивали дру-желюбнейшим манером. А теперь вы обращаетесь со мной как с врагом. Между тем я к вам явился с самыми дружескими намерениями. Кстати, джентльмены, не помешал ли я вам завтракать? Сам-то я, признаться, уже перекусил, но мои приятели в лагере еще завтракают, и я воспользовался свободной минутой, чтобы возобновить старое знакомство с вами. — Довольно, Сэнди Гук! — нетерпеливо прервал его болтовню Джон. — Правда, иной раз мне приходилось выпивать с вами, но теперь я об этом сожалею. Я был и остался простым траппером, а вы и раньше делали глупости, но можно было надеяться, что когда-нибудь возьметесь за ум, теперь же вы связались с индейцами и между нами не может быть ничего общего. Говорите, что вам нужно, и убирайтесь к своим приятелям индейцам. Лучше было бы, если они прислали какого-нибудь честного человека и настоящего индейца. Эти слова больно укололи Гука. Он покраснел, и его кулаки сжались. — Напрасно вы так относитесь ко мне! — сказал он глухо. — Судить, конечно, очень легко, но я не обращался к вам с просьбой об аттестате благонадежности. Впрочем, без шуток: я пришел сюда не как враг, а как посредник между вами и краснокожими. — С дельным предложением? — Да, с предложением от Миннегаги. — От души могу пожелать, чтобы ее черт взял! — от всего сердца выругался Джон. — Не знаю, на что мистеру дьяволу могла бы пригодиться эта милая молодая дама, — улыбнулся бандит, к которому вернулось его обычное насмешливое настроение. — Между нами, джентльмены, хотя я и нахожусь в большой дружбе с указанной особой, но это не мешает мне справедливо оценивать кроткий характер Миннегаги. Если она попадет в ад, то я глубоко убежден — оттуда все черти разбегутся. Но, джентльмены, будем выражаться осторожнее — я не уверен, что нас не подслушивают, и какое-либо неделикатное слово может оскорбить мисс Миннегагу. Итак, я приступаю к делу… — Выкладывайте, что угодно от нас Миннегаге! Вместо ответа бандит смущенно почесал затылок. — Ну, или у вас язык прилип к горлу? Должно быть, приятное поручение дала вам Миннегага! — засмеялся шериф. — Я затрудняюсь передать вам требование моей приятельницы, — признался Сэнди Гук. — Не знаю, как вы к этому отнесетесь… — Да чего же она хочет? Чтобы мы сдались, что ли? — осведомился Джон. — Этого ей маловато, дружище! — Хочет мою шкуру? — Этого многовато! Она вполне удовлетворится вашим скальпом. Собственно говоря, я со своей стороны нахожу, что требование Миннегаги отличается умеренностью: она могла бы потребовать четыре скальпа, а обещает удовольствоваться одним, оставив в покое ваших товарищей. — Передайте ей: пусть придет и возьмет! Но предупредите: за мой скальп заплатят жизнью еще многие ее соплеменники. Я буду защищаться, пока у меня останется хоть пригоршня пороху. — А что будет потом? Большого запаса пороха и пуль у вас не может быть, еды тоже нет. Помощи вам ждать неоткуда. По существу, сопротивление совершенно бесполезно и бесцельно. Согласитесь, в моих словах есть резон: ну, удастся вам уложить еще десяток краснокожих, и все же дело кончится тем, что вы попадете в руки Миннегаги. Численный перевес на нашей стороне, вы это отлично знаете, а в нескольких километрах отсюда находится Сидящий Бык и с ним четыре тысячи воинов. Что значит при таких условиях потеря какого-нибудь десятка людей? Кроме того, я напоминаю вам, мистер Джон, что как порядочному человеку вам надо же когда-нибудь заплатить по счету. — Это еще что за новости? Я никому ни гроша не должен! — Деньгами — да! Но натурой? — К черту вашу болтовню! Говорите без обиняков! — Ну, ладно! Послушайте, Джон! Все говорят, что это именно вы ухлопали добродетельную и кроткую мамашу Миннегаги, почтеннейшую Яллу. Так?! — Я этого никогда не скрывал! Дальше? — Ну-с, уложив Яллу, вы по традиции сняли с ее головы скальп. Так? — Так! Дальше! — Вы, конечно, знаете индейские предрассудки. Эти дети природы серьезно убеждены, что ни один порядочный воин не может попасть в царствие небесное, если сам он скальпирован, а тот, кто исполнил эту деликатную парикмахерскую процедуру, сохранил свой собственный скальп. Так вот, целая почтенная коллегия индейских колдунов сиу и Воронов, долго занимавшаяся гаданием на кофейной гуще, пришла к выводу, что убитая вами Ялла до сих пор тщетно мечется перед воротами индейского рая и ее благородная душа невыносимо страдает. Это будет длиться до тех пор, пока ваш собственный скальп не попадет в руки единственной дочери Яллы, моей приятельницы Миннегаги. Миннегага — образец семейной добродетели, и ее душа полна дочерней любви. Неужели у вас, как у мужчины и притом джентльмена, хватит духу отказать кроткому существу в таком пустяке, как ваш скальп? — Послушайте, как говорит этот жулик! — смеясь воскликнул шериф из Голд-Сити. — Ей-богу, Сэнди Гук, вы напрасно избрали себе карьеру бандита. Из вас бы вышел отличный адвокат или проповедник. — Благодарю за признание моих скромных достоинств, — раскланялся Сэнди Гук. — Я сам давно пришел к этому убеждению. Но я предпочел бы, уж если на то пошло, отдать мой досуг благородным искусствам. Видите ли, в моей душе горит священный огонь благородной любви к природе. Я с удовольствием занялся бы живописью. Между нами, я вчера уже сделал небольшой заем у одного благородного лорда и, если только не пропью этого благоприобретенного имущества, поступлю куда-нибудь в малярную мастерскую или в академию, что мне кажется равнозначным. Индейский агент не выдержал: он разразился ругательствами в адрес Миннегаги и ее посланца, задыхаясь от злобы. — Остановитесь на минуточку! — крикнул Сэнди Гук. — Я вижу, вы хотите отвести душеньку, ругая меня на чем свет стоит. Я, признаться, давно не слышал такого виртуоза по части проклятий и не прочь послушать, как вы заливаетесь соловьем. Но я привык курить. Разрешите мне сначала зажечь мою трубку, а тогда прошу вас, продолжайте в том же духе, пока не выполните всю программу. Этого бесстыдства не мог перенести даже сохранявший хладнокровие Бэд Тернер. Он оттолкнул Джона и сам просунул голову наружу. — Довольно болтать! — крикнул шериф. — Говорите толком, что вам нужно, потом убирайтесь! — Ба! Кого я вижу! Не обманывают ли меня мои глаза? В какой почтеннейшей компании я удостоился находиться, даже не подозревая о том?! Пусть перешибут мне хребет, если это не мистер Бэд Тернер, знаменитый Истребитель Бандитов! Был бы сердечно рад пожать ваши копыта, джентльмен. — Отложите до другого раза! — хмуро отозвался Тернер. — Говорите же, что вам нужно? — Во-первых, я хочу засвидетельствовать вам свое нижайшее почтение. Прошу принять мои искренние уверения в полном к вам уважении и готовности быть вам полезным. К сему письму Сэнди Гук руку приложил. И так далее. Во-вторых, предлагаю вам, заметьте, совершенно бескорыстно и бесплатно, дружеский совет: не тратьте даром пуль и пороха, не нарушайте Священного Завета. Это, знаете ли, относительно «не убий» и всего прочего, тому подобного… — На каких условиях предлагает нам сдаться Миннегага? — Э, Господи Боже!.. Самые пустяки, не стоит об этом даже и говорить! Миннегага поручила мне, зная мое искусство и легкую руку, снять скальп с головы мистера Джона и принести ей. Вот и все! Уверяю вас, что мистер Джон даже не почувствует, когда я стану сдирать с него волосы. Вместо ответа шериф из Голд-Сити схватился за карабин. — Я не выстрелю, пока не сосчитаю до двадцати пяти! — сказал он. — Поняли, мистер бандит? — Разумеется, понял! — хладнокровно отозвался Сэнди Гук. — По моему мнению, это означает, что вы категорически отказываетесь от переговоров. Дело ваше! С этими словами он поднял свой карабин и не торопясь отправился восвояси. Осажденные следили за каждым его шагом, пока он не затерялся в зеленой поросли. — Может быть, мне следовало согласиться на это условие? — пробормотал угрюмо Джон. — Миннегага против вас ничего не имеет, и было бы неудивительно, если бы она удовлетворилась одним моим скальпом. Наконец, я лично знаю немало людей, подвергшихся скальпированию и тем не менее оставшихся живыми. Может быть, она оставила бы меня в живых? — Замолчи! — резко одернул его шериф. — Противно слушать, что ты тут говоришь! Мыслимая ли вещь, чтобы честные трапперы согласились предать товарища в руки краснокожих дьяволов? С какими глазами показались бы мы после этого людям? — Мы думаем точно так же! — отозвались в один голос Гарри и Джордж. — Потом, — продолжал шериф, — ты что, впал в детство, Джон? Разве краснокожие считают себя обязанными держать данное слово? Они клянутся чем угодно, обещают что хочешь, лишь бы заполучить нас в свои руки. А затем мы подвергнемся таким пыткам, что небо покажется нам с овчинку. Нет, слуга покорный! Погибать — так в бою! К тому же, загородив выход из берлоги медвежьей тушей, мы имеем под рукой четыреста кило прекрасного мяса, — значит, с голоду не умрем. Будем драться! Давайте-ка пока что подготовим наше убежище к осаде. Час проходил за часом, наступила ночь, а индейцы не подавали признаков жизни. После полуночи лес загудел, откуда-то налетел ветер и зашумел в вершинах лесных гигантов. До этого осажденные не подвергались опасности внезапного нападения: луна ярко освещала окрестности, и краснокожие не могли пробраться к дереву незамеченными. Но теперь, когда небо стало заволакиваться тучами, для нападения наступил благоприятный момент. И в самом деле, четверть часа спустя снова закипел бой: под покровом темноты индейские воины, не обращая внимания на выстрелы бледнолицых, подобрались к медвежьей берлоге, оттащили в сторону тушу гризли и проникли внутрь дерева. — Близок конец! — пробормотал шериф из Голд-Сити. — Эти негодяи добились своего и теперь выкурят нас в пять минут. Опасения Бэда Тернера оказались как нельзя более обоснованными: индейцам удалось поджечь хворост, сваленный у подножия лесного гиганта. Наполнявшие берлогу сухие ветви уже пылали, образуя огромный костер, и едкий дым наполнял верхнюю часть дупла. — Берите топоры! Рубите! — скомандовал шериф, который первым и подал пример: осажденным не оставалось ничего больше, как попытаться выбраться из дупла уже горящего дерева и силой или хитростью пробиться сквозь ряды врагов. Трапперы, задыхаясь в дыму, схватились за топоры. ЧАСТЬ ВТОРАЯ I. В когтях тигрицы Задыхаясь от невыносимой жары, с легкими, отравленными едким дымом гигантского костра, почти ничего не видя, четыре человека, нашедших себе убежище в дупле гигантского дерева Ларами, были осуждены заживо сгореть, если бы им не удалось быстро прорубить достаточной величины отверстие в рыхлой древесине дерева. — Прыгай, ребята! Будь что будет! Авось кривая еще вывезет! — скомандовал шериф из Голд-Сити и показал пример товарищам, которые не замедлили за ним последовать. Для охотников прерий, закаленных в постоянной борьбе с разнообразными препятствиями, прыжок с высоты не более пяти-шести метров не представлял особой опасности, тем более что у подножия гигантского дерева почва состояла из толстого слоя мягкой и эластичной хвои и полуистлевшей коры.