— Понятно, — подтягиваюсь на руках, смотрю в кабины. Передняя снабжена штурвалом и педалями, а в задней и того нет. Сиденье и винтовка на нем. — Понятно. Пулемет стоит тоже дорого, потому обойдемся ружьишком. На кого охота? — На крупного зверя! — отзывается штаб-ротмистр уже из кабины. — Мы на него втроем собрались, с англичанином и французом! Ну, типа рейда, союзная Антанта против злобной Германии! Сговорились по времени, а я всех подвел, получается! Ты уселся, или нет?! — Почти, — ощущаю сквозь брюки жесткость сиденья, винтовка в руках тяжела и холодна. — Где тут пристегиваться?! — Нигде! — летчик глядит на меня сквозь очки-«консервы», усы топорщатся в ухмылке. — Расслабься, прапорщик, не выпадешь, не такой тут реализм! Пожимаю плечами — портупейные ремни давят на них очень даже натурально, нос ощущает запах ружейного масла? Опять воображение разыгралось? — Вот шлем и очки надень обязательно, ветер там изрядный! Готов?! — Всегда готов! Винт начинает вращаться, становится туманным пятном, самолет начинает движение. — Ты его кнопкой запустил?! Там, вроде, должен специальный мужик раскручивать! — Возможно! Говорю тебе, это файтинг, а не лётный симулятор, тут детали никого не волнуют! Пока не взлетели, можно вовсе штурвал бросить! Всё само сделается! Самолет с хозяином не спорит, кочки под колесами не чувствуются, рев мотора не оглушает. Реализм и впрямь «не такой уж», но я этому рад. Три, два, один… взлетаем! * * * Кто не летал, тому не понять — пассажирские лайнеры не в счет. Ощущение, будто едешь на велосипеде, да вместе с ним и поднялся. Умом понимаешь, что цифровая иллюзия, а сердечко ёкает, и органы чувств буянят, и восторг пополам со страхом. — Ты ори, если что! — летун оглядывается, улыбка во всё лицо. — Я по первому разу конкретно вопил, аж в реале горло охрипло! Небеса, они ведь лечат! Заново рождаешься после них! — Понял! Куда летим-то?! — С германцем биться, ясно же! Знаешь, был в ту войну такой Манфред фон Рихтгофен, он себя Красным Бароном называл?! — Ну, допустим! — Восемьдесят сбитых самолетов на счету, не шутка! Так вот, здесь у нас подражатель завелся, Черный Барон! Не факт, что из немцев, но тоже ас, пару десятков уже спалил! Хитрый как черт, никогда его врасплох не застанешь! Прилетает всегда с кучей ведомых, те прикрывают, а он долбит, как в тире! — Заманчивая перспектива! Мы, значит, в мишени записались?! — Не каркай! Глядишь, сегодня ошибется, и тут мы его с господами из Антанты… они уже начали, похоже! Теперь и я слышу: отдаленный треск, будто несколько барабанов лупят разом и очень часто. Штаб-ротмистру теперь не до бесед, пригнулся к штурвалу, но скорости от этого не прибавляется. Движок тарахтит, ветер свистит, ныряем в «воздушные ямы», ругаемся в голос. Опаздываем, естественно. Застаем лишь три столба дыма на фоне зеленых полей — и три далеких крылатых силуэта, улетающих к горизонту. — Ушел, гад такой, снова ушел! Разменял одного на двоих! Делаем пару кругов на снижение, но и отсюда всё видно: цветные эмблемы на крыльях двух горящих самолетов, черные кресты на фюзеляже третьего. Летчики сейчас в раю, или в аду, а то и вовсе в Вальхалле — как реал ни назови, суть одна. Мне туда, кстати, тоже не помешает. Устал организм, даже под системой жизнеобеспечения. — Куда теперь?! — На кудыкину гору! Домой, конечно, не догонять же их! В современных локациях по радару нашли бы, а тут сам понимаешь, какие технологии! Дальше летим под словесный поток — бравый штаб-ротмистр костерит себя и неведомого Саньку, соболезнует «Антанте», вспоминает Барона, то матом, то похвалой. Я молчу. Слишком много сейчас простора, солнца и воздуха, а вот тумана нет. И чудовищ, таящихся в сумраке. Еще не хватает отважной компании с оружием и очень недостает Лёхи Ветрова… стоп, не сейчас! — Слушай, а кто такой этот… в честь которого ты звание себе присвоил?! — Александр Казаков, что-ли?! — летчик косится с таким негодованием, что чувствую себя тупым незнайкой. — Во-первых, не «звание», а «чин», а во-вторых, стыдно должно быть! Тридцать с лишним сбитых аппаратов противника, второй в мире «таран» после Нестерова! Тот при «таране» погиб, а Казаков после своего выжил и потом еще долго воевал! Крутой был орел, настоящий богатырь! Бедарев, похоже, сел на любимую тему: дальше всё только о тактике воздушных боев подзабытой уже войны. Клеймит штабы и департаменты, завидует немецким пулеметам и двигателям, мешает в речи современный жаргон со старинными словечками. Мне всё сильнее хочется зевать. Ценю патриотизм и увлеченных людей, но сейчас перебор, по-моему! Земля внизу разворачивается зеленью, никаких тебе траншей-окопов и прочих признаков линии фронта. Нет его в этой локации. Что имеется, так это наш лагерь с аэродромом: костры дымят, человечки и кони движутся, крохотный аэроплан готовится к взлету. — Во, Святик на разгон пошел! Умный, с Бароном битвы не устраивает как я! — А что так?! — Зачем ему?! Проще новичков сбивать и прокачиваться, чем каждый раз новый самолет покупать! Был бы я поумнее, давно бы сам летал на крутом аппарате, или вообще в другой локации! Скучно мне, понимаешь?! Хочу сразу матерого зверя взять, чтоб все охренели! Ты погоди, я и Святика в другой раз на рейд подпишу, и еще кое-кого… знаю, чем их завлечь! — Удачи тебе, штаб-ротмистр! Как приземлимся, покажешь, где тут спят, и лично я вас покину на сутки, минимум! Война — войной, а отдых — по распорядку! * * * В Москве, похоже, осень — или просто, хмарью всё затянуло. Улица хватает меня как голодный осьминог, вцепляется щупальцами сразу повсюду: красками толпы и бесчисленных машин, серостью облаков, холодным ветром, запахами смога, горелой шаурмы, чьих-то парфюмов, гулом моторов и хором тысячи голосов… оглохнуть можно! И ослепнуть! И обоняние с осязанием потерять! Иду, руки в карманах, толпа меня обтекает инстинктивно, не обращая внимания. Сутулый, бледный, худой мужик в мешковатой ветровке, зачем на такого смотреть?! Рад, что вен не видно — как раз бы сошел за «ширевого» наркомана. Ладно, успокойся, Гордеев, «токай» с тобою не навсегда! Командировка это! Слегка опасная, но интересная, все твои коллеги о таком лишь мечтают! Покончишь с тварью, выберешься за город и вспомнишь там вкус настоящего, свежего воздуха. Если сильно повезет, то сопроводит тебя туда веселая, симпатичная, очень терпеливая девчонка… вот и она, кстати. Снова в «кудряшке», но без очков, светлая ветровка приталена, брючки переливаются моднейшей «змеиной кожей». В сочетании с понтовым номером мобильника — повод задуматься. Сопоставить в который раз ее запросы с размером своей зарплаты. — Здравствуйте, Олег! Хорошо, что я не суеверная. — Это почему? — А мы с вами как чего загадаем, так обязательно или вам на работу бежать, или у меня простуды с мигренями! Суеверный человек посчитал бы всё наше знакомство дурной приметой! — Особенно, если вспомнить, как оно состоялось, — потираю челюсть красноречиво, хочу сострить, но милая девушка опережает: — Секундочку! Не надо пугаться, но я вас похищаю. — Это как? — Разрушим шаблоны, Олег! Вы ведь наверняка хотели снова вести меня в кафе, угощать пироженками, потом слегка неуклюже приглашать к себе домой, да? Ну, не смущайтесь, вам это не идет. Вы ведь воин! — Я скучный бюрократ. — Вот скромничать тоже не надо. Для меня все мужчины делятся на три группы: воины, ловеласы и «тюфяки», с возможностью промежуточных категорий… я вас еще не утомила? — Самую малость. — Тогда пойдемте, на ходу доскажу! Реализовать идею не удается — слишком много шума на улице и в метро, куда ныряем вскоре. Кричать Ольга не хочет, потому молча глядит на меня снизу вверх, глаза сияют энтузиазмом. Спасает, типа, закисшего холостяка от бытовой рутины. Мне бы радоваться, но думаю о своем: о «токае», ставшем в последние дни реальнее самого реала, и что таких как я оттуда вовсе не надо выпускать. Странных людей, застрявших между мирами. Там мы считаемся «нубами», а здесь уже путаемся в простейших делах и отвыкаем нормально общаться. Скоро штаны себе разучимся покупать и надевать — они ведь тут сами собой на теле не проявляются! — …цивилизации… — Что? — Вы меня совсем не слушаете? — во взгляде Ольги негодование. — Вот и пытайся после этого блеснуть умом перед мужчиной! Ладно, не кайтесь, я просто говорила, что прогресс цивилизации движется зигзагами, вверх и вниз, а особенно это заметно по этажности зданий. Тысячу лет назад считалось круто жить во дворце, или в замке, а хижины принадлежали бедноте. В двадцатом веке признаком благополучия стал собственный дом, при этом высотки остались простому народу. Сейчас… — Сейчас по-разному, — смотрю на нее с улыбкой. — Для одних предел мечтаний — коттедж с лужайкой, для других — пентхауз на фиг-знает-каком этаже. Вас это реально заботит? — Почему бы и нет, Олег? Считаете, что девушка должна думать только о милых глупостях? — на долю секунды в ее взгляде мелькает непонятное, но тут же гаснет. — Ладно, умолкаю, а то вы сейчас от меня сбежите. — Даже не думал! Именно способность мыслить абстрактно поднимает истинную девушку над толпой безмозглых созданий, носящих юбки и красящих губы лишь по досадному недоразумению! — Ну, хватит уже издеваться! Слушайте лучше загадку, она как раз очень конкретная: «Стоит дом в тысячу хором». — А чего тут думать, вот же они, повсюду! — Не угадали! На самом деле это про улей, но загадка ведь старая, и в те времена громадных домов просто не было. Лишнее подтверждение моим словам о прогрессе цивилизации. — Вы, похоже, готовитесь к экзамену на эту тему? — Ой, так заметно?! — она прыскает в ладошку и вмиг теряет серьезность. — Не экзамен, а курсовик! Роль фольклора в обеспечении связи между социальными группами. Уже во сне вижу эти загадки с пословицами, а тут и здание подходящее. Мы пришли, кстати. — Не может быть! — смотрю на домину цилиндрической формы, этажей этак в тридцать. — И что же оно такое? — «Капсульное кафе», слышали о таких? Последний писк того самого прогресса, превращающего людей в пчел. Плюсы тут тоже есть — никаких посторонних лиц. — Мечтаете остаться со мной наедине? — ухмыляюсь широко, но девушка взгляда не отводит, и мои слова зависают в воздухе. — Пойдемте, Олег, вы мне кажетесь голодным и нуждающимся в заботе, буквально мечта коммуниковеда. Приглашайте в заведение, пока девушка вас сама не пригласила! — Намек понял! — шагаю к стеклянным дверям, и они разъезжаются перед нами, а дальше сразу лифты. Экран в человеческий рост состоит из сплошных квадратиков, обозначающих номера… или комнаты?