Глава 10 Князя они все же отыскали. Был тот в собственных покоях, возлежал на постели, окруженный сомнительного вида девицами, которые Лизаветиному появлению не обрадовались. К чести, следовало отметить, что не обрадовались они не только Лизавете, но всем гостям, нарушившим покой больного. И более того, одну Лизавету вряд ли б вовсе на порог пустили, Таровицкую вот тоже задержать пытались, но она рученькой махнула, ноженькой топнула и сказала, что за грубость всенепременно папеньке пожалуется. А Одовецкая вовсе потребовала проводить ее к больному. Она ж целительница. А Лизавета уже при них, стало быть. Как бы то ни было, охрана их пропустила, лакей, протиравший ломберный столик ветошью, вовсе сделал вид, что посторонних не замечает, а больше в княжеских покоях никого не было. То есть кроме самого князя и девиц. Трех. – Что здесь делают посторонние? – поинтересовалась одна, щупавшая князю лоб. Причем этак весьма по-хозяйски щупавшая, будто бы это был ее личный лоб и личный князь. Девице захотелось вцепиться в волосы. – Мы не посторонние, – Авдотья огляделась. – Мы с визитом. – Князь не принимает, – заявила другая, светловолосая. И главное, волосы завитые. Уложены. Глаза блестят. Губы бантиком и алою помадой подкрашены. А вид нахальный-пренахальный. Третья и вовсе руки в бока уперла, ноженькой топнула и велела: – Убирайтесь, пока я стражу не вызвала… – Сама убирайся, – велела ей Одовецкая, отстраняя старшую. – Что вы тут наворотили? Кто сочетает заклятье успокоительное с регенерирующим? Это же чему вас учили? То есть вот эти девицы – целительницы? – А еще эфир добавили… – Одовецкая наклонилась и понюхала князя. – Господи, дай мне силы… Я сейчас бабушку позову, пусть посмотрит, чему ныне целителей учат. Девицы переглянулись. Одна плечиком повела, вторая фыркнула, третья лишь глаза закатила. – Ее давно в университет звали… – Одовецкая что-то рисовала в изголовье пальчиком, – но она все отказывалась. Нет, это надо додуматься, после нервного потрясения в глубокий сон погружать. Да вы понимаете, что он от этого сна может не очнуться! Если еще и сонным настоем накачали… Вы его убить хотели? – Сильно умная, да? – поинтересовалась старшая, впрочем, голосу ее не хватало решительности. – Умнее некоторых, – Таровицкая подошла к постели и, ткнув в князя пальцем, спросила: – Так он что, спит? – Спит, – подтвердила Одовецкая. – И долго спать будет? – Понятия не имею. Они на нем все снотворные заклятья перепробовали. Там все так смешалось, что… боюсь, бабушку все же придется звать. Сами мы его не разбудим. – Нам… – темненькая сглотнула. – Нам велено было сделать так, чтобы он успокоился, и мы… – И вы применили все, чему вас учили, и сразу, – с ехидцей завершила фразу Одовецкая. – Наверное, стоит порадоваться, что кровопускание ныне не в моде, иначе всю бы кровь сцедили. Из благих побуждений, да… – Да кто ты… – Никто, – на раскрытой ладони Таровицкой появился огненный шар. – Но сдается мне, мы имеем дело с заговором. – К-каким? – С покушением на жизнь… И недвижимость, которую ныне явно представлял собою князь. Лизавета бочком шагнула к постели, уж больно бледным выглядел Навойский. А наволочки с кружевами. На таких спать неудобно, тетушка тоже раньше все пришивала для красоты пущей, только после сама же призналась, что красота эта ночью колется. – Да что они себе позволяют! – взвизгнула блондиночка, тряхнувши кудрями. – Явились… говорят тут незнамо что… Да гоните их в шею. – Попробуйте, – Авдотья за револьвер хвататься не стала, просто по стеночке стукнула, и стеночка та задрожала. Выходит, тоже маг? И земли наверняка, если камень так отзывается. И… – Кыш пошли, курицы, – сказала Одовецкая, – а то и вправду бабушке нажалуюсь. Отправят вас тогда переучиваться, что и не мешало бы, да больно средств государственных жаль… – Государственные не потратятся. Учат за свои, – уточнила Лизавета тихонечко. А девицы кивнули, подтверждая, что именно за свои. – Тогда и жалеть не стоит… Они все же ушли. Удалились. И наверняка лишь затем, чтобы после вернуться с подкреплением. Жаловаться станут, как пить дать… а еще целительницы. Лизавета вздохнула и подошла-таки к кровати. Князь дышал. И морщился во сне. И… Одовецкая его ущипнула, он и рукою дернул. – Рефлексы сохранились, чувствительность тоже… хорошо… очень хорошо, – Одовецкая похлопала князя по щекам. – Просыпайся… – Ты же… – Мало ли чего я сказала. Если б эти курицы были в себе уверены, то ответили бы, что заклинания разного вектора обладают способностью к взаимному поглощению, а оставшийся потенциал перераспределяется в заданных контурах. – Не умничай, – Таровицкая огонь пригасила. – А ты иди, буди красавца… – Чего это я? – Лизаветины щеки предательски полыхнули. – А ему твои глаза нравятся. И вообще, видела? Будешь глазами хлопать, точно уведут. Целительницы такие как поисцелят, то вовек не расхлебаешь… – кажется, это она вовсе не про князя говорила. Но Лизавета предпочла сделать вид, будто не поняла ничегошеньки, впрочем, не она одна. Как будят князей? Колокольчиком? Или подносом, на котором кофейник с легким завтраком, чтобы можно было прямо в постели? Или еще как-то? Лизавету прежде жизнь с князьями, тем паче заморенными этой самою жизнью, не сводила. А тут и смотрят все с немалым любопытством. – Гм… просыпайтесь, – робко сказала она, дернув Навойского за палец, а тот, скотина этакая, даже не пошевелился, всхрапнул только и губами шлепнул. – Нет, – со знанием дела произнесла Авдотья, устраиваясь в кресле у окна. – Так оно не выйдет. Ты сказок не читала? Целовать придется. – Почему это? – Таровицкая как ни в чем не бывало заняла второе кресло, скинувши на пол несколько крохотных подушечек. – Спящих красавиц только поцелуями будят. – Так то красавиц… – Хватит уже, – Одовецкая укоризненно покачала головой. – У него просто сон глубокий, а вы смущаете… – Его смутишь, пожалуй… – Не его… – А она, если сильно смущаться станет, так в старых девах и останется, – отрезала Авдотья и, поднявши в ладонь фарфоровую безделушку, взвесила ее на ладони. – Ничего страшного, – Лизавете с грустью подумалось, что участи старой девы ей в любом случае не избежать. Проснется князь сейчас или позже, да только… Кто он? И кто она? Вот именно… Авдотья взвесила безделушку, а после как запустила в кровать, гаркнув: