– Кто это? – Частные сыщики. Специализируются на розыске пропавших людей. 4 Частный сыщик встретил его один и не произвел на Олега никакого впечатления. Парень как парень, на студента-практиканта похож. Загорелый, тощий, все время улыбается. На щеке свежий шрам. Несерьезный тип, если в двух словах. Он принялся расспрашивать Олега, а минут пять спустя после начала беседы подошел второй сыщик. Вот этот впечатлял! Во-первых, здоровенный, как шкаф. Во-вторых, мрачный и молчаливый. В-третьих, глаза умные, злые, и зыркает исподлобья редко, но метко: Олегу, человеку не самой тонкой душевной организации, становилось не по себе под этим взглядом. Грамотные начальники веселыми болтунами не бывают, это он знал наверняка. Так что ему сразу было ясно, кто тут главный, а кто так, на побегушках. Студентик расспрашивал, здоровяк в основном слушал. В отличие от помощника, ни разу не улыбнулся. Его молчаливое присутствие успокаивало, внушало надежду, что он сможет разобраться и помочь. «Жена от меня сбежала», – сказал Олег, хотя не собирался этого говорить. И сам себя мысленно ругнул: тебе насмешек не хватило, придурок? Жалости захотелось, мужского сочувствия? А анекдоты про рогоносцев не хочешь? Понимающих ухмылочек за спиной не наелся еще? – Неправда. Олег не сразу понял, что обращаются к нему. Парень-студент, непринужденно развалившись в кресле, смотрел на него с прежней веселой улыбкой. Кресло было синее, плюшевое, на редкость странной конфигурации, и ухитрялось выглядеть невероятно модным и страшно древним одновременно. От него можно было ожидать, что оно либо рассыплется в прах, либо взлетит и разовьет сверхзвуковую скорость. – Что – неправда? – мрачно спросил Олег. «Распустил ты, чувак, своего пацана», – мысленно укорил он здоровяка. – Что жена от вас сбежала. – Тебе-то откуда знать! – вспылил Олег. В руках студентика появилась фотография Вики. Олег принес ее с собой на всякий случай. Жену снимали на загранпаспорт полгода назад, часть снимков получилась неудачная, и один он забрал себе. На этой карточке Вика сидела с крайне серьезным и деловитым лицом, а из макушки у нее вертикально торчало зеленое перо (поганец Колька прокрался мимо фотографа и в последний момент испортил фото). – Конечно, вас поразило не то, что она уехала, – сказал Илюшин, будто продолжая какой-то другой, ранее начатый разговор, – а то, как она это сделала. Вы что-то просмотрели, здесь я с вами согласен. Олег думал о ситуации с Викиным отъездом именно этими словами: «я что-то просмотрел». Вот только он ни слова не говорил об этом Макару Илюшину. Ему вдруг стал мал ворот рубашки. Он с силой оттянул его и растерянно взглянул на упавшую сверху, как ему показалось, макаронину. Илюшин одной фразой ошеломил его до такой степени, что даже летящая с потолка лапша не вызвала у Маткевича никаких чувств. – Разумеется, это не любовник, – задумчиво продолжал Макар. – Ваша жена уехала в таком состоянии, в котором меньше всего думают о любви. И в Италии она не заводила никакой интрижки. Она не из тех, кто кидается в омут с головой. К людям привыкает долго, сразу довериться кому-то ей трудно. А уж броситься в объятия… Нет, сомнительно. Вы разговаривали с ней после ее отъезда? – Один раз, – выдавил Олег. – Когда сын приболел. – И ничего особенного не заметили? Он помотал головой. – Ну вот видите, – спокойно сказал Макар. – Ваша жена от природы совестлива и стыдлива. Совершенно невозможное сочетание для лжеца. Вранье резануло бы вам слух. Так что вы правильно беспокоитесь, Олег. С ней действительно что-то случилось. Он вернул ему фотографию. Олег Маткевич был очень упорным и цепким человеком. В том смысле, что, если уж ему в голову приходило какое-то убеждение, оно оставалось с ним практически навсегда. Оторвать от Олега уже закрепившуюся мысль требовало невероятных усилий от того, кто брался за этот подвиг. В офисе Маткевича за глаза называли «центнер»: не из-за его веса, а потому что «хрен сдвинешь», как сказал однажды в сердцах его коллега. Макар Илюшин, сам не зная того, поставил абсолютный рекорд по разворачиванию Маткевича на сто восемьдесят градусов. Две минуты. Именно столько потребовалось Олегу, чтобы отбросить все свои прежние представления об этом человеке. Кроме того, Олег Маткевич внезапно без всяких видимых оснований подумал, что он дурак. Прежде эта мысль не посещала Маткевича, даже когда оснований было предостаточно. Так что и в этом Илюшину принадлежала пальма первенства. – Я хочу, чтобы вы ее нашли, – хрипло сказал он, обращаясь только к Макару. Про Сергея Бабкина с этого момента Маткевич забыл. Макар задумчиво взъерошил волосы. – Вы можете, – сказал Олег, и это был не вопрос. – Я все сделаю, что надо. Поеду куда надо. Заплачу сколько скажете. Только отыщите ее. 5 – Ну? – сказал Макар после ухода клиента. – Что – ну? – Где твой обычный выход с гармошкой в кирзачах? Где классическое нытье «зачем нам за это браться»? Мне непривычно, если ты не начинаешь нудеть. Сразу неприятное чувство, будто что-то идет не так. Он выбрался из своего любимого кресла и подошел к окну. Олег Маткевич, сильно ссутулившись, шел через двор к своей машине. – Жалко мужика, – неопределенно сказал Бабкин. – Не аргумент, – отмел Макар. – О’кей. Он платит – мы работаем. Аргумент? – Пожалуй… – Макар обернулся к другу, пристально вгляделся в него: – Нет, ты все-таки подозрительно спокоен. Что-то тут не так. – Давно хотел побывать в Венеции, – признался Сергей. – Ты? В Венеции? Там же нет пива! – Пиво! Бабкин щелкнул пальцами, скрылся на кухне и вернулся с двумя запотевшими откупоренными бутылками. – Нет, я все-таки удивлен тем, как быстро ты согласился на это жутко хлопотное дело, – задумчиво сказал Макар, отпивая из горлышка. «Столько ума идиоту дадено», – говорила иногда бабушка Сергея, когда он откаблучивал в детстве какой-нибудь особенно занимательный номер. Именно эта фраза пришла ему на ум, пока он смотрел на Макара, беззаботно болтающего ногами на подоконнике. «Удивлен он, а!» Правда заключалась в том, что это было их первое настоящее дело после возвращения Илюшина из небытия. Бабкин взялся бы за него, даже если бы им предстояло искать пропавшую жвачку у ученика третьего класса. Глотнув пива, Сергей отставил бутылку и прошелся по комнате. Его терзала одна мысль… – Ты закончил свой ритуальный танец? – осведомился Макар. – Можешь приступать. – К чему? – К Серьезному Вопросу. Ты всегда так топчешься, когда хочешь что-то спросить, но думаешь, что поставишь себя этим в глупое положение. Это топтание-прелюдия. – Брехня! – возмутился Бабкин. Макар ухмыльнулся. – Ладно, – сдался Бабкин. – Я вот чего не понял. Откуда ты знал про жену этого Маткевича? Ну, что у нее нет любовника, что она долго привыкает к людям… Ты ведь не лапшу ему на уши вешал, а искренне вещал! И, твою мать, попал в точку! – Судя по его лицу, да. – Как ты это сделал? Я уже мозг себе сломал! Что, просканировал эту Маткевич по фотке? Там же просто тетка! С дурацким пером. И все! Неужели по снимку? Он умоляюще уставился на Макара. – Ну, почти, – скромно сказал Илюшин. – Можешь считать, что просканировал фотографию. Бабкин сел на пол и благоговейно уставился на Макара. – Ты гений, – без всякой иронии сказал он. – Черт возьми, я буду писать о тебе мемуары и прославлюсь! – Дело в том, – невозмутимо продолжал Илюшин, – что на снимке Вика Маткевич, в девичестве Неверецкая. Я с ней был знаком лет пятнадцать назад. – Что? – Или двенадцать… Макар поднял глаза к потолку и принялся загибать пальцы. Бабкин вскочил. – Ты! Ее! Знал!