Глава 10 Дождь и слякоть русской осени уступали место снегам русской зимы, когда Костоев приехал в Ростов-на-Дону, где он, расследуя дела о коррупции, провел более трех лет. Город был расположен в плодородной черноземной зоне, и грязь здесь была темной и вязкой. Снега выпало пока немного. Вообще стадии в наступлении зимы можно было определять по головным уборам горожан. Поначалу все носили вязаные шерстяные шапочки, пока пронизывающий ветер и мороз не заставляли переходить на меховые шапки, но даже в этом случае русские долго старались не опускать у шапок уши — это было бы знаком последней капитуляции. Костоев, независимо от погоды, предпочитал носить кепку с опускающимися наушниками, а в особых случаях шляпу. В гостинице «Ростов» он попросил и получил номер 339, тот же самый, в котором жил, когда занимался делом о коррупции. По крайней мере, здесь все было знакомо. И на этот раз у него не было иллюзий относительно краткости своей командировки. Первым его распоряжением было указание о разделе группы от пятнадцати следователей на две части: одной предстояло работать в Ростове, другой — в Шахтах, то есть в тех местах, где было совершено большинство убийств. Он выбил для них все необходимое: помещения, автомобили, письменные столы, пишущие машинки, сейфы. Теперь все могли погрузиться в трудоемкое изучение документов. К ноябрю 1985 года было известно о двадцати трех убийствах, совершенных с 1982 года, и по каждому из них накопилось несколько толстых томов документов. Не было иного способа ознакомиться с делом, как чтение документов, и не существовало быстрого способа их прочтения, особенно если они были напечатаны на разбитых пишущих машинках с потертой лентой и многократно использованной копировальной бумагой. Поначалу процесс этот шел медленно — он и должен был идти медленно. Немалое время ушло на правильную организацию работы, а затем машина стала раскручиваться и дело пошло на лад. Некоторые следователи и оперативники уже прибыли, уже углубились в документы, начали отдавать распоряжения — работа началась. Но Костоеву предстояло пройти свою часть пути. В отличие от остальных членов своей команды он собирался не только изучать материал по убийствам, но заняться и «полудурками». Первого из них арестовали в конце 1983 года; после этого его и остальных умственно отсталых молодых людей, живших в специальном интернате, не раз то арестовывали, то выпускали. Так прошло около двух лет. Разумеется, такая вялость следствия могла только поощрить настоящего убийцу. А ростовская милиция и прокуратура, объединившись против Костоева, продолжали настаивать, что они арестовали убийц! Костоев четко дал понять свою точку зрения; — Я принял дело по распоряжению Генеральной прокуратуры СССР. Сейчас нет времени ставить вопрос об ответственности, но когда-нибудь людям, два года содержавшим подростков в тюрьме, придется за это ответить. Сейчас я займусь их освобождением. Легче было сказать, чем сделать. Прежде чем он смог хотя бы начать думать о поимке преступника, он должен был вступить в схватку с прогнившей системой правоохранительных органов. И все же, несмотря на ее противодействие, он был намерен раскрыть это дело. В жесткой борьбе Костоеву удалось наконец освободить «полудурков», и он получил возможность вернуться к материалам дела, теперь уже с единственной целью — выйти на убийцу. Он вспомнил дело Стороженко, совсем недавнее и очень схожее, — не только по сути, но даже и по форме. Многосерийные убийства, как назвал его про себя Костоев. Был ли тут второй Стороженко, второй авторитет преступного мира со снежным барсом, наколотым на плече, и летящим ангелом на груди? Одно очевидно — этот убийца был покруче Стороженко. Тот пытался убить двадцать женщин, но в действительности убил двенадцать. А этот убил двадцать три человека, и ни одна жертва не осталась в живых (известны были двадцать три жертвы, на деле их могло быть значительно больше). В деле Стороженко была живая свидетельница, которая смогла описать своего насильника, а здесь — никого и ничего. Кто-то однажды видел одну из жертв вместе с человеком, носившим темные очки, и на месте преступления был найден отпечаток больших ботинок, примерно 45‑го размера. Угол и сила, с которой наносились удары, указывали на то, что убийца был высоким и сильным. Высоким сильным мужчиной, носившим очки. Или, по крайней мере носившим их в те дни, когда его видели. Все это — в том случае, если тот человек действительно был убийцей. И даже отпечаток ботинка не может служит ключом к загадке — он с легкостью мог быть оставлен каким-нибудь неуклюжим милиционером или вообще посторонним. Работая по этому делу, Костоев слышал немало историй о милицейской небрежности. Рассказывали, как милиция прибыла на место преступления, где обнаружили отпечаток автомобильных шин; начальник приказал сделать с отпечатка гипсовый слепок, но оказалось, что забыли гипс. «Ну ладно, — приказал начальник. — Тогда вырежьте кусок земли с отпечатком и отвезите его целиком в лабораторию». Какое-то время все молчали, потом кто-то осторожно заметил, что шины отпечатались на песке, который вырезать будет трудновато. Местной милиции и следователям из Российской прокуратуры ничто не доставляло большего удовольствия, чем возможность посмеяться над ошибками друг друга. Костоев сам руководил работой ростовской группы, поручив руководство шахтинской группы Казакову, который почти два года боролся за освобождение умственно отсталых парней и потому был хорошо знаком с делом. Была надежда и на следователя Амурхана Яндиева, который доказал свои способности во время расследования дела о коррупции в Ростове. Всегда тщательно одетый и чисто выбритый, Яндиев не обладал свойственными Костоеву щегольством и кипучей энергией, но когда он начинал преследование, то от него не ускользала ни ная мелочь. Не за что было зацепиться — вот что было главной проблемой. Никаких вещественных доказательств, заслуживающих внимания, никаких свидетелей, никаких чудом выживших жертв. Места преступлений были совершенно чисты, это могло означать, что убийца имеет какое-то представление о методах милиции, либо он читал о них, либо, что казалось более вероятным, был как-то с милиций связан. В каждом отделении хватало оплачиваемых осведомителей которые поставляли информацию и оказывали другие услуги. Некоторые из них были преступниками, как Стороженко, который принимал активное участие в охоте за самим собой. Стороженко грабил свои жертвы, этот же забирал у жертв все принадлежавшие им вещи и одежду. Может быть, он собирал сувениры? Нет, скорее всего, принимал разумные меры предосторожности. В Ростовской области постоянно числилось около 3000 пропавших без вести, а чтобы опознать голое тело, требовалось много времени и усилий. В этом смысле время работало на убийцу, ведь первые день-два при расследовании убийства — едва ли не решающие. После этого погода уничтожает следы, воспоминания очевидцев блекнут. Этот убийца не только был знаком с методами милицейского расследования, но, казалось также, он в какой-то степени знаком и с анатомией — ведь сумел же он безлунной ночью вырезать матку у одной из жертв. Иногда он отрезал груди у девушек, кончик языка у мальчиков. Но ни одну из этих частей тела, отрезанных убийцей, никогда не находили на месте преступления. Иногда неподалеку от изуродованного тела находили остатки костра. Можно было предположить, что подобный убийца не воздерживается от людоедства. По сравнению с этим типом Стороженко казался нормальным человеком — он «всего лишь» насиловал, грабил и убивал взрослых женщин. Женщины, которых убивал этот человек, были в основном бродягами, бомжами, дешевыми проститутками, которые готовы были на все за еду, стакан спиртного, за несколько рублей. И это только доказывало: все то, что они могли ему предложить, почему-то убийцу не удовлетворяло. Фотографии убитых детей были самыми ошеломляющими и ужасными. Шок проходил, ярость оставалась, укрепляя решимость. Костоеву никогда не приходилось видеть таких чудовищных увечий. Если изнасилован, а затем убит ребенок — тут понятно, что речь идет о мужчине с сексуальным влечением к детям. Какое-то время он борется с этим пороком, терпит поражение в этой борьбе — а потом убивает, чтобы избежать наказания (по той же причине Стороженко убивал женщин, которых насиловал). Но раны, которые наносил этот человек, не были предназначены для того, чтобы убить. Некоторые из ран были очень легкими, особенно на горле и вокруг него. Эти раны наносились вначале, чтобы подчинить жертву и дать убийце почувствовать вкус силы — своеобразный наркотик импотента. А некоторые другие раны — выкалывание глаз и отрезание гениталий — были нанесены после смерти или в тот момент, когда жертва уже находилась в агонии. Чтобы попытаться понять строй мыслей и мотивы, руководившие убийцей, Костоев заказал перевод классического труда Крафт-Эбина «Сексуальная психопатия», известного всему миру с конца девятнадцатого века, но никогда не издававшегося в Советской России с ее пуританством. В Ленинской библиотеке в Москве Костоев раскопал специальное, выпущенное ограниченным тиражом издание, опубликованное в 1929 году НКВД. Автор Б. Утевский назвал его «Преступления и преступники в Западной Европе». Это издание содержало примеры серийных сексуальных убийств как из заграничной практики, так и из советской. Одна глава называлась «24 убийства на сексуальной почве с расчленением и обезображиванием трупов». Это было очень близко к тому, над чем работал Костоев. Другой случай был связан с людоедом, который к тому же вырезал ремни из кожи своих жертв и предлагал их на продажу. Не было границ тому, на что способны люди. Преступник всегда находил новые пути и всегда опережал следователя до тех пор, пока не наступал конец и его не арестовывали. Ни одна из книг не отвечала на вопрос Костоева — почему человек заходит так далеко. Но это чтение было полезно, так как расширяло знания Костоева о преступлениях, совершенных не в результате ярости, страха или алчности, а на почве какой-то бесплотной одержимости. Убийца был невероятно самонадеян, явно считал, будто ему все позволено: он настолько умен и осторожен, что его никогда не поймают. На месте преступлений никогда ничего не находили. В некоторых случаях руки жертвы были связаны, но даже остатка веревки или проволоки никогда не находили. Убийце нужно было иметь что-то, в чем он мог принести на место преступления и веревку, и нож, а может быть, и запасную одежду. Возможно, он пользовался пластиковыми сумками спортивного типа, которые носят через плечо, а может быть, плоским чемоданчиком, известным под названием «дипломат». Но почти каждый мужчина в стране носит либо то, либо другое. И многие носят нож. В то время при поездках трудно было разыскать еду; опытный путник всегда имел с собой немного хлеба и мяса и нож, чтобы их порезать. Убийце не обязательно было прилично выглядеть, бродяга или пьяница и так пошли бы с ним, но некоторые дети были из хороших семей и явно не отправились бы вместе с незнакомцем, не будь тот чисто одет и не выгляди достаточно прилично. Чем он их соблазнял? Что он им говорил? Здесь могли бы помочь специалисты. Советская наука кое-что знала об этих людях, о психологии сексуальных убийц. Их действия можно было классифицировать. Онанизм. Вампиризм. Некрофилия. Но все это было так же абстрактно, как и сам убийца — высокий, в очках и с сумкой, он виделся скользящей тенью. Тень, охотившаяся за людьми на железнодорожных станциях и автобусных остановках. В конце концов команда Костоева на основе собранных сведений составила первое описание убийцы: «Мужчина в возрасте от 25 до 55 лет, высокий, мускулистый, кровь группы АВ. Размер обуви 44 или больше, носит темные очки, аккуратно одет. Ходит с «дипломатом» или с какой-то другой сумкой, в которой носит остро заточенные ножи. Страдает нарушениями психики, выражающимися в форме половых извращений (онанизм, педофилия, некрофилия, гомосексуализм и садизм). Может также страдать от импотенции, знаком с анатомией человека. Наиболее вероятное место возникновения контакта с жертвой: остановки пригородных поездов, железнодорожные станции, остановки автобусов. Его род работы предполагает свободу передвижения». Костоев выделил семь основных линий, по которым должно идти расследование: лица, ранее осужденные за убийство на сексуальной почве, сексуальные преступления или гомосексуализм, включая тех, кто в настоящее время находится в заключении; лица, зарегистрированные как пациенты психиатрических учреждений, наркологических центров или лечившиеся у специалистов от сексуальных отклонений либо венерических болезней; работники системы железных дорог, солдаты воинских частей, расположенных в районах убийств; служащие культурных, образовательных, физкультурных и дошкольных учреждений; владельцы и водители автомобилей; владельцы видеомагнитофонов и видеокассет с фильмами ужасов, частые посетители видеосалонов; бывшие работники правоохранительных органов, уволенные из органов по компрометирующим основаниям. Кроме того, Костоев поручил своей команде просмотреть все документы, относящиеся к аналогичным убийствам на всей территории Советского Союза за последние 20 лет. Заодно предстояло проверить всех лиц, исчезнувших в Ростове или области за последние 10 лет. — У нас нет ключа к решению задачи, — сказал Костоев на первом оперативном совещании своей группы, — нет свидетелей. Значит, мы должны действовать методом исключения. Это означает что работа будет медленной и тяжелой. Каждый подозреваемый должен быть проверен самым внимательным и тщательным образом, чтобы в отношении него не оставалось ни малейшей тени сомнения. Самая ужасная ошибка, которую мы можем совершить, — это позволить убийце проскользнуть сквозь нашу сеть. Если он хоть раз проскользнет, он исчезнет, так как будет считаться, что он уже был отработан. Теперь люди на улицах Ростова ходили в вязаных шапочках, а некоторые даже и вовсе с непокрытой головой. Наступил апрель, время действий. — Я всех привел в боевую готовность, все силы будут работать на вас, — заверил Костоева заместитель начальника областного управления милиции. — Нет, — сказал Костоев, — дайте мне двадцать или тридцать человек, но они должны работать на меня все время и не заниматься ничем другим. Костоев добился этого. Перед милицией была поставлена задача собирать информацию для Костоева и выполнять его поручения. Милиция была подчинена ему, и без ее помощи Костоев обойтись не мог. Милицейские работники должны были находиться на улицах, крутиться возле железнодорожных станций, работать со своими агентами. Между тем с некоторыми из них у него уже были испорчены отношения. Чья тут была вина? Что ему оставалось делать — благодарить местные власти за то, что они тратили силы и время, выколачивая «признания» из умственно отсталых парней, в то время как по всей Ростовской области находили все новые и новые трупы?! Должен ли он расценивать это как высокий профессионализм? Однако все обстояло не так просто — и в ростовской милиции были хорошие и преданные делу работники, и среди следователей попадались некомпетентные люди. Майору Буракову из ростовской милиции было поручено заниматься картотекой в областном управлении, состоявшей из цветных зашифрованных карточек. Сеть была заброшена, она была частой и закинута широко. В ожидании первого улова Костоев выезжал на места преступлений в сопровождении молодого оперативника, который вел его от одного места к другому. Они шли по полям, от которых поднимался слабый кисловатый запах пробуждавшейся земли. Следил ли убийца за ними? Костоев стоял под сенью деревьев на том самом месте, где остановился убийца, — на месте, которое ему понравилось, показалось подходящим, где он чувствовал себя в безопасности. Костоев пытался себе представить, что делал этот человек, что говорил и как долго. Пока все расплывалось в неопределенности. Почти от каждой рощицы или лесополосы были слышны звуки железной дороги, гудки, лязг пригородных электричек, товарных составов, скорых поездов. Почти все жертвы были найдены вблизи от железных дорог или автобусных маршрутов. Но некоторых обнаружили в пяти с лишним километрах от ближайшей транспортной магистрали. Неужели жертва и убийца шли в такую даль пешком? Был ли у убийцы собственный автомобиль или по роду своей работы он мог им пользоваться, как, например, таксисты? Если расстояние превышало пять километров, следовало предположить наличие автомобиля; будь оно меньше, можно было бы его исключить. Но расстояние, как и убийца, оставались неясны, нельзя было с уверенностью остановиться ни на том, ни на другом варианте. Когда Костоев вышел из высоких акаций, он сказал своему спутнику то, что не уставал повторять каждому, кто работал по этому делу: — Поезда, поезда. Если сыщики в штатском начнут прочесывать поезда или вернее просто сидеть там с книгой или газетой, внимательно наблюдая за пассажирами, убийца попадется нам в руки. Но это лишь в том случае, если они будут внимательно наблюдать за происходящим. В том-то и был весь ужас. Он мог отдать распоряжение милиции, приказать письменно вести наблюдения на небольших железнодорожных станциях. Но делом милиции было решать, каких люден туда направить. А этим уже предстояло самим определять, что важнее: торчать на станции или отправиться пить пиво и покупать продукты.