– Не любил мыться в душе? Он открыл дверь в ванную комнату. – Он так много тренировался, что принимать душ ему приходилось постоянно. Поэтому он научился делать это быстро. – Как? – А вот так. Он засекал время и старался помыться как можно быстрее. Тренировался быстро вытирать полотенцем все тело. Охватывать одним движением полотенца как можно большую поверхность тела. Ты знаешь, каков был его рекорд по скорости мытья, начиная с раздевания и кончая одеванием? – Нет, не знаю. – Одна минута и двадцать секунд. За это время он успевал помыть голову, все тело и вытереться. – Потрясающе. Мария, не стесняясь брата, начала раздеваться. Николас быстро отвернулся. Когда она вошла в душевую кабину и задернула занавеску, он прислонился к стене и опустился на пол. Послышался шум льющейся воды. – А чистить зубы ты не забываешь? – Иногда забываю. Николас рассмеялся. Мария не умела лгать. – Знаешь, как я делаю? – спросил он. – Я чищу зубы, стоя в душе. Это не так скучно и не забудешь. Мария засмеялась. Николасу нравилось смешить ее. – Гунде пришлось бы это по вкусу. А можно я попробую? – Конечно, можно. Николас выдавил полоску зубной пасты «Колгейт» на зубную щетку и протянул ее за занавеску. Вытер руки о брюки и снова сел на пол. – А потом сыграем в нарды? – спросила Мария. Николас посмотрел на часы. Половина первого. Он мог бы остаться спать у Марии на диване. После обеда у него встреча с Иваном. А через сорок восемь часов им предстоит похищение банкира Хампуса Давидсона. – Сыграем, если дашь мне выиграть хоть один раз. 7 Бункер располагался в самой труднодоступной части поселения. Чтобы добраться до него, надо было пересечь реку по примитивному деревянному мосту и затем двигаться на запад по разбитым, с ухабами, проселочным дорогам в сторону Тихоокеанского побережья. На последнем участке дороги растительность была такая густая, что ветки деревьев хлестали по лобовому стеклу и дну машины. Добравшись до места, они увидели «Шевроле» Маркоса. – Останови здесь, – сказал Карлос. – Я быстро. Карлос прошел триста метров в сторону леса, покрывавшего холм. Строительство бункера, вход в который располагался у подножия холма, началось сразу после Кубинского кризиса. Мир избежал атомной войны в самый последний момент и отделался лишь испугом. Но немцы в Колонии Рейн не собирались рисковать. Если США и СССР захотят уничтожить друг друга в ядерной войне – это их право. Колония должна выжить. На глубине двадцати метров поселенцы построили то, что можно назвать подземным городом. Четыре тысячи квадратных метров с больницей, спальными залами, со складом оружия и складом для продуктов питания и питьевой воды. Война так и не началась. Убежище простояло пустым до военного переворота 1973 года, после которого заполнилось политическими заключенными. Никто из тех, кого сюда привозили той же дорогой, по которой только что проехал Карлос, не вернулся обратно живым. После пыток их изувеченные тела закапывали в лесу. Начиная с середины восьмидесятых, когда военные перестали нуждаться в услугах поселенцев, бункер снова пустовал – до тех пор, пока сюда не начали привозить бездомных филиппинских детей. Карлос остановился у металлической двери зеленого цвета – единственного входа в убежище, – достал пластиковый пропуск и прижал его к электронному замку. Замок щелкнул и открылся. Карлос надавил на ручку двери, и она открылась. Лифт уже поднимался. Он заглянул в шахту и увидел Маркоса. Когда лифт поднялся наверх, его приемный сын отодвинул незамысловатую решетку и вышел из кабины лифта. – Какие-то проблемы? – спросил Карлос. – Никаких проблем. Детвору обследовали. Двоих можно будет использовать уже сегодня. Пациенты уже вылетели на вертолетах из Сантьяго и будут прооперированы ночью. – Отлично. Они пошли обратно к машине. – А Швеция? – Все готово. Завтра вылетаем. Мой человек встретит нас в отеле. – Ты в нем уверен? Маркос на мгновение задумался. – Я ему доверяю. Он ведет дела с колумбийцами, а они не работают с кем попало. – С колумбийцами? Тогда я догадываюсь, что у него за дела с ними. Наркотики? – Да, наркотики. – Я не доверяю наркоторговцам. Они разрушают общество, губят человечество. Маркос пожал плечами. – Насколько я понимаю, у нас нет другого выхода, если мы хотим спасти клинику. Это шведские военные, ставшие бизнесменами. К тому же у них уже есть готовый трубопровод, который мы можем использовать. – Что за трубопровод? – спросил Карлос. – Тот же маршрут, каким они поставляют наркоту из Колумбии в Скандинавию и, как там, ну их столица… – Стокгольм. – В Стокгольм, точно. Мы можем им воспользоваться. Надо будет только продлить маршрут через Эквадор и Боливию. Они остановились под высокими елями. Маркос молчал, сжав челюсти, и вглядывался в лес, в ту сторону, откуда они только что пришли. В это мгновение черная птица с резким вскриком взлетела к небу, размахивая крыльями. 8 Ванесса бросила тяжелое пальто на спинку стула в ресторане «Неро», заказала бокал красного вина и осмотрела полупустой зал. Слева, в зеркале, она увидела свое отражение. Она знала, что выглядит хорошо. Но подумала, что после развода со Сванте стала больше думать о том, как выглядит. Ей сейчас некогда было думать о мужчинах. Все эти человекоподобные обезьяны, с которыми она встречалась, ее не привлекали. Ванесса покрутила в пальцах кулон в виде Микки-Мауса на тонкой золотой цепочке и спрятала его под блузку. Последние годы она посвящала всю себя работе. Сознательно избегала всего, что не имело отношения к службе. В сущности, она могла бы и не работать. Отец оставил ей в наследство акций на сорок три миллиона шведских крон. Помимо этого, у нее была квартира на улице Руслагсгатан, 13, которая осталась за ней после развода. Все дело было в том, что после отстранения она не знала, чем себя занять. Никогда нигде, кроме как в полиции, она не работала. Если ее обвинят в управлении автомобилем в состоянии алкогольного опьянения, то случай будет рассматриваться в Управлении внутренней безопасности полиции, УВБП, а уж затем полицейское начальство в Стокгольме будет решать вопрос с ее увольнением. Ванесса, чтобы хоть чем-то себя занять, стала волонтером в организации по поддержке девушек-эмигранток в районе Эншеде. Она готовила им еду, учила их шведскому языку и рассказывала о жизни в Швеции. О существовании такой организации она узнала от своей сестры Моники, которая работала журналистом в газете «Афтонпостен». Но двух вечеров в неделю Ванессе было мало – ей не терпелось вернуться в полицию. Поэтому она продолжала встречаться со своими контактами и осведомителями. С ними у нее отношения часто складывались лучше, чем с сослуживцами. В ресторан вошел Юнас Йенсен, единственный коллега, с которым она дружила. Он задержался у барной стойки, перекинулся несколькими фразами с барменшей, взял бокал пива и уселся напротив Ванессы. – Жажда замучила? – Да, сильно, – ответил Юнас. – Сегодня ужасно жарко, к тому же у меня выходной. После отстранения Ванессы он стал одним из двух руководителей подразделений в проекте «Нова». Ванессу утешало только то, что лучшего заместителя было не найти. Юнасу было тридцать девять лет, и он был отменным полицейским. Она сама отобрала его среди сотрудников отдела по контролю за деятельностью предприятий общепита. Как и Ванесса, он жил только работой. Но умудрялся, несмотря на это, быть хорошим отцом для двух своих детей. На работе он был отличным, сердечным товарищем, но не лез в душу. С другими Ванесса могла держаться сдержанно, почти враждебно, особенно с нерадивыми работниками, но с Юнасом никогда. Ее нежелание идти на компромиссы ради того, чтобы нравиться коллегам, сослужило ей дурную службу, и полицейское начальство считало ее трудноуправляемой. – Как ты? – спросил Юнас. – Сегодня в первый раз встречалась с психотерапевтом. Занятно… – Бедный терапевт. Ванесса презрительно усмехнулась, хоть и понимала, что Юнас шутит. – Это не терапевт, а пародия на терапевта – роговые очки и занятия африканскими танцами. Да, да, я спросила. Такие, как она, в семидесятых оккупировали спортзалы в чем мать родила. Юнас улыбнулся. – А ты разве этого не делала? – Думай, что говоришь. Я родилась в 1975-м. Хотя, конечно, в начале девяностых была крайне левой, собиралась стать врачом и освободить Южную Африку от американского империализма. Честно говоря, делала я все это скорее из желания насолить отцу, чем из любви к бедным крестьянам и шахтерам. – Ладно, пусть так, но я не думаю, что это так уж опасно – я имею в виду терапию, – сказал Юнас и откашлялся. – Наоборот, она может тебе помочь. У тебя был непростой период в жизни. Как бы ты ни относилась к разводу, это большая перемена. Я, кстати, тоже ходил к психотерапевту. – Ты тоже? – переспросила Ванесса удивленно.