– Я забыл включить вторую посудомойку, – сказал он и сделал несколько шагов в сторону комнаты для мытья посуды. Уве остановил его, взяв под локоть. – Я разберусь. Иди к ним. – Хорошо. Директор ресторана повернулся и пошел в посудомоечную. Николас схватил из ящика устричный нож и сунул его в левый карман брюк. 11 После ужина Юнас откупорил бутылку красного вина, которую принесла Ванесса, и принес из гостиной портативную звуковую колонку. Поставил ее в дверном проеме, и голос Элвиса Пресли заполнил весь сад. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, на террасе стало прохладно. Юнас посмотрел на небо и нахмурился. Темные тучи надвигались на город. – Скоро придется включить ламповый обогреватель. Он отхлебнул вина. – С тобой все в порядке? – Господи, она задала мне тот вопрос. – Кто? – Психотерапевт. Я, кстати, позвонила ей сегодня днем и отказалась от ее услуг. Юнас засмеялся. – Жаль. Я надеялся, что это тебе поможет. Можешь не отвечать на мой вопрос, но я в самом деле переживаю за тебя. – Я знаю, что тебе не все равно. Ванесса облокотилась о стол и положила голову на руку. – Мне сейчас непросто. Слишком много пустого ожидания. Надо постараться чем-то заполнить освободившийся угол жизни. Работа занимала меня целиком, все остальное отходило на второй план. Потеряв ее, я рискую потерять себя, потерять смысл жизни. – Надо заполнить освободившийся угол, хорошо сказано. Юнас долил вина в бокал Ванессы. – Спасибо. Тучи уже закрыли все небо. Дождь мог хлынуть в любую минуту. Юнас повернулся и включил тепловую лампу на потолке. Ее свет окрасил их лица в оранжевый цвет. – Последнее время я работала добровольцем в организации, которая занимается помощью одиноким девочкам-эмигранткам – они приехали в Швецию без родителей, без родственников. И теперь руководство хочет, чтобы я взяла шефство над одной из них по имени Наташа. Я вот думаю… – О чем? – Я ведь не знаю, что с ней делать, – со вздохом ответила Ванесса. – Она мне нравится, очень умная, добрая и ранимая девочка. Ей много пришлось пережить. Чем я могу ей помочь, сделать так, чтобы она перестала бояться? Ведь я даже за цветами не умею ухаживать. – Ты слишком самокритична. Ванесса грустно улыбнулась. – Да нет. Увы, это правда. За две недели до своего сорокалетия я поняла, что беременна. Решила спросить Сванте, что он думает по поводу нашего решения обойтись без детей и все силы отдать карьере. Может, плюнуть на это и родить? Я понимала, что это мой последний шанс. Но он не захотел. А я не настояла и сделала аборт. Юнас покачал головой. – Я никогда не мог понять, что у тебя за отношения со Сванте. Ты умеешь постоять за себя, настоять на своем, мнения других тебя не заботят, но когда Сванте… – …трахается налево и направо по всем шведским театрам, я терплю? – Что-то в этом роде. – Я всегда разделяла секс и любовь. Я думала, что и для него это разные вещи. Наверное, поэтому я так болезненно отнеслась к его нынешнему желанию стать отцом. И он станет им. Отцом детей другой женщины. А у меня уже никогда не будет детей. – Может, именно поэтому тебе и стоит взять на себя заботу об этой девочке, – сказал Юнас, серьезно глядя на Ванессу. – Ты чертовски добрая и заботливая, хоть и стараешься изо всех сил скрывать это. Ванесса отвела взгляд в сторону потемневшего сада. Она никогда никому не рассказывала. Ни родителям, ни сестре Монике, ни Сванте. Уехала с Кубы, вернулась в Швецию, как будто ничего не произошло. Поступила в полицейскую академию. С головой окунулась в учебу. Потом в работу. Встретила и влюбилась в Сванте. В глазах у нее защипало, и она, сама того не замечая, дотронулась до Микки-Мауса, висящего на цепочке, на шее. – Когда я жила на Кубе с Камило, о котором я тебе рассказывала, у нас родился ребенок, дочь. Юнас от удивления раскрыл рот. – И что с ней стало? Зазвонил телефон Юнаса, лежащий на столе. Он, извиняясь, посмотрел на Ванессу и встал. – Черт, прости, мне надо ответить, – сказал он, заходя в дом. Ванесса наблюдала за ним, пока он вышагивал по гостиной, прижав телефон к уху. Слушал он внимательно и казался обеспокоенным. За окном пошел дождь. Ванесса потянулась за бокалом. Сделала глоток. Дождь пошел сильнее. Она закрыла глаза и прислушалась к звукам дождя, барабанившего по навесу террасы. Где-то вдалеке прогремел гром. Она высунула руку из-под навеса и подождала, пока та наполнится холодной дождевой водой. Когда Юнас вернулся на свое место, она спросила: – Жена звонила? Он покачал головой и отложил телефон. – По работе. Еще одного банкира похитили. Юнас постучал указательным пальцем по столу. – Хампус Давидсон. Живет здесь, на Лидингё. Он снова взял телефон и начал поиск. – Страница на «Фейсбуке» на замке, никаких следов в социальных сетях, несколько упоминаний в деловых изданиях. Он протянул свой айфон Ванессе. На экране было фото мужчины в белой рубашке и бежевых брюках чинос, на борту яхты. Фото сделано где-то на Средиземном море. Изумрудная вода заманчиво блестит. На Хампусе Давидсоне огромные солнечные очки, волосы коротко пострижены. Она положила телефон на стол. – Полиция просит нас о помощи. Тем более что я подписывал отчет по делу Оскара Петерсена. Черт, Ванесса, как бы ты нам сейчас пригодилась. – Что они хотят за его освобождение? – Десять миллионов. – Я не понимаю. Эти господа стоят намного больше. Десять лимонов для них – карманные деньги. Почему за них требуют так мало? Юнас пожал плечами. – Нам надо понять, что может быть общего между Оскаром Петерсеном и Хампусом Давидсоном. Почему выбор пал на них? – продолжила Ванесса. – Они оба миллионеры, – коротко заметил Юнас. – Да, но миллионеров у нас много. Надо понять, почему похитили именно этих. 12 Йозеф Булач встал из-за стола при появлении Николаса. – Николас. – воскликнул он, протянув правую руку для рукопожатия и положив левую ему на плечо. – Давненько мы не виделись. Присаживайся. Йозеф жестом указал на свободный стул. Мужчина, сидевший напротив, бесцеремонно разглядывал Николаса. Незнакомцу было за сорок, у него была наголо выбритая голова, светлые глаза и красноватая, в шрамах кожа. – Микаэль, познакомься, это Николас, друг детства. Как и я, он вырос на улице Мальмвэген, в Соллентуне. Тот, кого звали Микаэль, протянул свою здоровенную ладонь. Николас, не глядя на него, пожал протянутую руку, отодвинул стул, сел и придвинулся к столу так, чтобы видна была только верхняя половина тела.