— Так ты считаешь, что это был я? — Считаю, что это мог быть кто угодно. И если ты невиновен, может статься, что я окажусь тем психом. Так что для нас обоих будет лучше, если пойдет кто-то третий. — Я пойду с вами, — сказала Йенни, в надежде, что ей удастся поговорить с Флорианом, пока Хорст будет возиться с оборудованием. Флориан, очевидно, был не в восторге от такой перспективы, но не стал возражать, когда Хорст кивнул. — Пошли. — А еще такой вопрос, — начал Давид, когда они уже направились к двери. — Что насчет поесть? Эллен покачала головой. — Как ты можешь думать о еде в такой ситуации? — Ну, рано или поздно надо будет поесть. И, возможно, тебе даже полезно будет отвлечься. Ты до этого готовила с Нико. Может, смастерим что-нибудь вдвоем, что скажешь? Хотя бы бутерброды. — Скажу, что мне от одной мысли о еде становится дурно. Давид посмотрел на Сандру и Йоханнеса, все еще погруженных в разговор. Сандра положила руку на запястье Йоханнеса; она выглядела напряженной. — Сандра? Йоханнес? Оба взглянули на него вопросительно. — Как насчет перекусить? — Боюсь, я не проглочу ни кусочка, — ответила Сандра. Йоханнес тоже покачал головой. — Не сейчас. Вернулся Нико и остановился в дверях. — Особо что-то разглядеть не удалось, но есть надежда, что небо проясняется. Кроме того, там наверху такая ругань, что клочья летят. Аннику до первого этажа слышно. — И о чем спорят? — полюбопытствовал Давид. — Не знаю, но кричат довольно громко. — Так мы идем? — спросил Хорст, обращаясь к Йенни и Флориану. Они кивнули одновременно и двинулись вслед за Хорстом. Йенни шла посередине, Флориан — позади нее. При этом она отметила, что ей не по себе от присутствия своего же сотрудника за спиной. Они дошли до лестницы и молча спустились. Затем прошли по коридору под трубами отопления и наконец остановились перед дверью, за которой слышен был приглушенный гул. Когда же Хорст открыл дверь, гул перешел в рокот. — Дайте мне минут пять. Может, вам лучше здесь подождать? Там шумновато. — Да, пожалуй, — поспешила ответить Йенни. Другая возможность еще раз поговорить с Флорианом ей вряд ли представится. Когда дверь за Хорстом закрылась, она не стала терять времени. — Я верю, что этот нож у тебя выкрали, — сказала Йенни, глядя Флориану в глаза. — И, надеюсь, ты поймешь, что я все равно должна была сказать остальным. — Нет, не пойму, — холодно ответил Флориан. — Если б ты действительно мне поверила, то промолчала бы. Знают об этом остальные или нет, уже не играет роли. Не было никакой необходимости ставить меня в такое положение. Йенни энергично замотала головой. — Это не так, Флориан. Не я поставила тебя в такое положение, а ты сам. Кроме того, остальные должны знать об этом, хотя бы потому, что теперь можно совместно подумать, кто, когда и как выкрал у тебя нож. Возможно, это выведет нас на истинного преступника. — Нет, черт возьми. Думаю, ты сказала остальным, потому что для тебя это еще одна возможность показать всем, какая ты правильная начальница, и не потерпишь малейшей провинности своих сотрудников. Йенни была так потрясена, что даже растерялась на мгновение. — Такой ты меня видишь? Флориан фыркнул. — Вот только не надо. Все в фирме знают, как ты выслуживалась перед Фуксом и докладывала ему обо всех наших пролетах. Или думаешь, никто этого не замечает? — Но я… — с трудом проговорила Йенни. Ей было досадно, но она ничего не могла поделать: по щекам потекли слезы. — Я всегда думала, что мы хорошо ладим. — Даже голос ее теперь звучал плаксиво. — Неужели я так заблуждалась? Томас и Анна считали так же? Флориан хотел что-то сказать, но заметил слезы на ее щеках и опустил взгляд. Йенни не давила на него. Ему явно требовалось время на размышление. — Я бы мог сказать «да», ведь они теперь не имеют возможности высказаться, но… это будет ложью. Нет, они оба любят тебя. Любили. А я… а, черт, прости меня, Йенни. Я сам знаю, как много ты работала, так что свое место ты заняла заслуженно. Я сказал так только потому, что ты выдала меня, и… — Он поднял на нее глаза. — В общем, прости. В этот момент открылась дверь, и Хорст вышел из котельной. — Готово, — сообщил он и вытер руки тряпкой. — Теперь можем быть спокойны. Он заблуждался. 30 Прежде она даже не задумывалась над тем, как зависит ощущение времени от чувственного восприятия. Да и с чего бы? Когда человек видит и слышит, повода для таких мыслей не возникает. И вот она лежит и понятия не имеет, темно сейчас или светло. Полдень, вечер или ночь. Не то чтобы это имеет какое-то значение, но ведь у нее ничего не осталось, кроме мыслей. И пока рассудок вновь не принялся пережевывать вопрос о том, какой теперь будет ее жизнь, Анна старается подумать о времени. Или о болях. Непонятно, это боли стали легче или же дело просто в привычке. Так бывает, когда человек по прошествии времени перестает ощущать даже скверные запахи, потому что привыкает к ним. Впрочем, к этим вспышкам, что пронизывают время от времени голову, Анна так и не привыкла. Она воспринимает их скорее как неприятных знакомых, что периодически к ней заглядывают, и терпит их, потому что должна терпеть. Лишь изредка они увлекают ее за собой во тьму. И вот он снова, вопрос всех вопросов, на котором всецело сосредоточено ее нынешнее бытие. Такова будущая жизнь? Лежать вот так, не зная, где она, есть ли кто-нибудь рядом, и без возможности дать о себе знать? Заточенной в изувеченном и бесполезном теле? Но хуже всего осознание, что она сама не сможет ничего предпринять против этого. Что не в состоянии даже прекратить это жалкое существование. Могла бы попытаться проглотить язык, — впервые за долгое время звучит новый голос. И хотя это воображаемый голос, она слышит в нем коварство. Это не так трудно, как может показаться. И эффективно. Как только язык застрянет в глотке, ты уже не сможешь ухватить его пальцами и вытащить. Все же есть свои плюсы в полном параличе. Или ты просто порадуешься, что теперь тебя никто не побеспокоит, ты свыкнешься с такой вот тихой жизнью, а окружающие о тебе позаботятся. Кто-то даже позавидует. Неужели это голос разума прокрался в ее мысли? С другой стороны… может, он и прав? Нет. Она должна гнать его. Этот голос и эти мысли. Взаимодействие! Волшебное слово. Сейчас она как следует поразмыслит, каким образом можно общаться с окружающими, и ей не придется слушать этот голос. Точно. Только вот что она может сделать одной лишь головой? Код! Нужен код, который распознают другие, если достаточно часто его повторять. От возбуждения Анна дергает головой, и это провоцирует огненный вихрь в нервной системе. Не нужно подчиняться этим болям. Игнорировать, просто игнорировать их. Так на чем она остановилась? Господи, как же больно… Код, точно. Нужен код, который поймут окружающие. Анна видела, как герои в одном фильме пользовались азбукой Морзе. Можно сымитировать морзянку движениями головы. Можно было бы, если б знала код Морзе, но ни ты, ни остальные вокруг его не знают. К сожалению, это так. Накатывает очередная волна боли, обжигающей как лава. Нужно отвлечься. Анна думает о временах, когда видела тот фильм с морзянкой. Как он там назывался? Потом о Йенни, о Флориане… Она думает о своей работе. И, как ни странно, новый голос, в конце концов, подсказывает ей, как можно все провернуть. 31