Благодаря этому поля, покрытые прежде прекрасным хлопчатником, начали зарастать сорными травами, а машины, служившие для обработки хлопка, стали покрываться ржавчиной. Так продолжалось в течение пяти лет. Но вот, в один прекрасный день на плантации начали происходить перемены, которые произвели сенсацию во всем округе. Перемены выразились в том, что не только господский дом, но и все остальные здания и пристройки были отремонтированы, а поля снова начали покрываться богатой растительностью, благодаря усердной и умелой их обработке. В поселке негров и во внутреннем дворе господского дома происшедшая перемена была еще поразительнее: вместо встречавшихся там прежде угрюмых, изможденных, исполосованных бичом и едва прикрытых зловонными лохмотьями негров теперь весело суетилась толпа молодых, красивых, сильных и жизнерадостных людей с круглыми черными лицами или же с красивыми бронзовыми, напоминавшими древние статуи. Эти люди щеголяли в новых полосатых панталонах и в накинутых на плечи ярко-красных плащах-пончо. Вместо прежних криков, проклятий и угроз, вместо свиста бича и шума беспрерывно выкачиваемой воды, вместо стонов и воплей наказываемых, теперь повсюду слышались только взрывы веселого смеха и оживленная болтовня, а по вечерам на большом дворе водили хороводы под звуки незамысловатого банджо, или какой-нибудь негр-самбо, взобравшись на возвышение, затягивал одну из наивных песен своей жаркой родины, причем припев после каждого куплета подхватывался всеми присутствовавшими мужчинами, женщинами и детьми. Иногда же кто-нибудь из наиболее красноречивых выступал вперед и принимался рассказывать что-нибудь смешное, что так любят негры – эти большие дети, обладающие при благоприятных условиях неисчерпаемым запасом юмора. Спешим добавить, что этот веселый самбо был не тот негр, который играл роль палача при наказании Синего Дика, потому что не только собственник плантации, но и надсмотрщик были уже другие и, вообще, из всех прежних обитателей не осталось ни одной души. Деспота Блэкаддера сменил плантатор из «патриархальных». А что касается первого, то он удалился со всем своим семейством. Благодаря своему неумелому хозяйничанью, жестокости к невольникам и потворства бездельнику-сыну, Блэкаддер окончательно разорился и вынужден был продать свою недвижимую собственность. Оставшихся у него немногих невольников никто не хотел купить, так как это были заведомые негодяи, с которыми мог справляться только он сам. Шли слухи, что эсквайр «отправился на запад». Выражение «отправиться на запад» может показаться читателю очень непонятным. Спешим пояснить, что в описываемую нами эпоху для искателей наживы открылась целая новая страна. Это была Калифорния, в то время мало еще известная и только недавно сделавшаяся собственностью Соединенных Штатов. Слух о сказочных богатствах, заключавшихся в недрах земли этой страны, не успел еще распространиться, но тем не менее людей, подобных Блэкаддеру, манила туда молва о том, что там можно приобрести за бесценок необработанные громаднейшие участки земли. Чтобы не находиться одному в незнакомой стране, Блэкаддер уговорил отправиться в этот путь еще нескольких колонистов с их семьями. Последуем за этими переселенцами и посмотрим, что они предпримут. Нам нетрудно будет их догнать, несмотря на то, что прошло уже три месяца с тех пор, как они покинули восточный берег Миссисипи. Путники очень медленно продвигаются по необъятным степям, как люди, плохо уверенные в успехе своих замыслов. Наблюдать за переселенцами всегда интересно, поэтому мы надеемся, что читатель не посетует на нас за то, что мы приглашаем его с собой в погоню за эсквайром Блэкаддером и его спутниками. По степной дороге тянется шесть громадных фургонов с обтянутыми парусиной кузовами, обыкновенно называемых «кораблями прерий». В каждый из этих фургонов впряжено по десятку сильных быков. Грубая парусина, покрывающая верх повозок, постоянно обмываемая проливными дождями и высушиваемая затем знойными лучами солнца, постепенно делается все белее и белее. Часть фургонов занята людьми, а другая наполнена мебелью, сундуками, ящиками, орудиями и провизией. Переселенцы всегда везут с собой все, что уцелело от разгрома прежнего жилища и что может понадобиться им на другом месте для устройства нового жилища, в котором все напоминало бы о привычной обстановке. Несколько всадников с обветренными и загорелыми лицами, вооруженные с головы до ног, едут по бокам фургонов, управляемых неграми. Караван в шесть повозок считается незначительным в прериях, путешествие по которым сопряжено с громадными трудностями и опасностями. Караван двигался по одной из тех старых дорог, которые с незапамятных времен проложены отважными купцами. Их путь проходил через Арканзас по направлению к форту Бент, где, круто поворачивая к северу, тянулся мимо Скалистых гор до прохода, известного под названием «прохода Бриджера». По уверению некоторых всезнаек, этот путь в то время был самым безопасным. Впрочем, нет ничего удивительного, что шнырявшие по прериям индейцы были спугнуты с этого пути массовыми передвижениями по нему войск, посылавшихся в Новую Мексику и в Калифорнию. Как бы то ни было, но после прохода этих войск стало гораздо меньше слухов о нападениях индейцев на караваны и об убийствах трапперов, прежде совершавшихся чуть ли не ежедневно. Ни один из спутников Блэкаддера не мог похвалиться храбростью и не доверял мужеству ни самого эсквайра, ни других товарищей, поэтому все продвигались вперед с особенными предосторожностями, посылая во все стороны разведчиков и устраивая для ночных стоянок нечто вроде военных лагерей с баррикадами и часовыми. Таким образом, караван в продолжение трех месяцев успел дойти только до форта Бент, где остановился на несколько дней для отдыха и пополнения запасов провизии. Во время стоянки переселенцы познакомились с одним охотником. Это был индеец, одетый по-европейски. Он довольно бегло говорил на английском языке и предложил проводить их на север до «прохода Бриджера». Переселенцы с радостью приняли это предложение и бодро продолжили путь под руководством индейца. Через несколько дней караван прибыл к Бижу-Крик, маленькой живописной речке, впадающей в Платт. Во время стоянки переселенцы познакомились с одним охотником. Это был индеец, одетый по-европейски Вечером на берегу речки переселенцы, по обыкновению, устроились лагерем, то есть расставили кольцом сомкнутые фургоны, образовывавшие таким образом замкнутое пространство, которое называется «корраль» – это слово было позаимствовано у прерийных торговцев из Нью-Мексико. Это был обычный способ ночных стоянок всех караванов, пересекавших равнины. В этот вечер переселенцы находились в особенно хорошем настроении, потому что уже с полудня перед ними начали вырисовываться на горизонте очертания Скалистых гор с их «Длинным пиком», гордо поднимающим к небу свою покрытую вечным снегом вершину, которая служит спасительным маяком всем путешественникам по этим местам. Указав на этот пик, проводник объявил переселенцам, что на другой день, до солнечного захода, они уже будут в форте Сен-Врен. Начиная с этого форта, уже не следовало опасаться нападения краснокожих и смело можно было идти вперед, не посылая разведчиков и не расставляя часовых вокруг лагеря. Поужинав, переселенцы легли спать, убаюкиваемые самыми радужными надеждами. Они и не подозревали, что с того самого пика, который, весь облитый розовым светом солнечного заката, так приветливо светил им, готовился налететь на них сокрушительный ураган. Чувствуя себя уже в полной безопасности, они на этот раз не расставили даже часовых, к величайшему удовольствию негров, которые завалились спать в одно время с хозяевами. И никому – ни белым, ни неграм, не пришло в голову, что, когда солнце снова позолотит вершину «Длинного пика», половина из них будет уже спать непробудным сном и для многих этот лагерь окажется последним пристанищем. Глава 4. Дикари В ту же ночь на громадной, поросшей высокой травой равнине, милях в пяти от лагеря переселенцев, остановился на ночлег другой отряд, состоявший из двадцати пяти человек. Это были молодые, здоровые и сильные всадники, не имеющие ничего общего с переселенцами ни по внешности, ни по языку, ни по манерам. У них не было ни повозок, ни клади. Все их приготовления к ночлегу состояли только в том, что они нарезали в кустах колья, воткнули их в землю и привязали к ним на длинных арканах своих лошадей, затем разостлали тут же большие плащи из бизоньей кожи, которые должны были служить им одновременно подстилкой и одеялом. Для того, чтобы узнать цвет кожи этих людей, их следовало бы сначала тщательно вымыть, так как лица и руки их были разрисованы различными красками. Судя по татуировке и вооружению, состоявшему из карабинов и копий, это были индейцы, вышедшие на «тропу войны». Они были одеты в длинные полотняные рубахи, кожаные штаны-леггины и обуты в мягкие мокасины. Будь они вооружены луками и стрелами, их можно было бы принять за охотников, потому что для охоты краснокожие предпочитают именно это оружие. Кроме того, у каждого за поясом были томагавк и лассо, которыми, как известно, индейцы владеют с потрясающей ловкостью. Один из воинов особенно выделялся своим высоким ростом, гордой осанкой и богатым нарядом. Судя по его внешности, а также по тому почтению, с которым к нему относились его спутники, это был вождь отряда. При первом же взгляде на этого человека можно было заметить, что он привык повелевать, если и не деспотически, то все-таки с такой твердостью и с таким достоинством, что каждый поневоле должен был признать его авторитет и без возражений и рассуждений подчиниться его воле. Спрыгнув на землю и поручив коня одному из спутников, он сбросил с себя длинную накидку из редкого меха белых волков и лег на нее, вытянувшись во весь рост. Затем достал из богато вышитой сумки трубку, закурил ее и, с наслаждением выпуская кольца ароматного дыма, погрузился в размышления. Очевидно, он был вполне уверен, что его спутники сами сделают теперь все необходимое, не дожидаясь особых приказаний со стороны вождя. Остальные всадники расположились на некотором расстоянии от предводителя, разложили костер и принялись готовить ужин. Когда незамысловатая похлебка была готова, индеец, которому вождь поручил своего коня, отлил немного из общего котла в глиняную чашку, достал из мешка деревянную ложку и лепешку из маисовой муки и отнес все это вождю. Очевидно, этот индеец был избран вождем для своих личных услуг и пользовался его полным доверием. Ужин прошел в сосредоточенном молчании. По окончании его один из индейцев расставил часовых и приказал им, чтобы они, по прибытии некоего человека, наружность которого он подробно описал, немедленно привели его к вождю. Поужинав, вождь снова закурил свою трубку и, расположившись полулежа на своей мантии, устремил взор на медленно поднимавшуюся над горизонтом луну. Под магическим сиянием прекрасного ночного светила вершины Скалистых гор казались вылитыми из чистого серебра и покрытыми легкой лазоревой дымкой. Благодаря удивительно прозрачному воздуху необъятных прерий, на фоне синего неба отчетливо вырисовывались малейшие выступы и впадины гор. Картина получалась поистине волшебной. Теперь ясно можно было рассмотреть и лицо вождя. Несмотря на арабески, выведенные на нем киноварью, оно поражало правильностью своих линий и выражением неукротимой отваги и энергии. Когда лунный свет достиг полной яркости, те места лица, которые не были покрыты узорами, стали отливать цветом настоящей бронзы. Судя по всему, вождь был очень молод, а высокий рост, могучая грудь и широкие плечи свидетельствовали о большой физической силе. Однако едва ли за этой прекрасной наружностью молодого человека скрывалась добрая душа: по временам в его больших черных глазах мелькали злые огоньки, а из широкой груди вырывалось нечто вроде глухого рычания раздраженного тигра. Ему никак не могло быть больше двадцати пяти лет, потому нельзя было не удивляться, что такой молодой человек сумел подчинить своему влиянию окружавших его людей, очевидно отличавшихся, как и он сам, железной волей и непоколебимой твердостью. По всей вероятности, вождь был сыном какого-нибудь другого вождя, пользовавшегося общим уважением в прериях, или же сам совершил чудеса храбрости, которые заставили признать его превосходство и добровольно подчиниться ему, несмотря на возраст. Мы уже сказали, что все его спутники были тоже молодые люди. Судя по их внешности можно предположить, что они принадлежат к тем индейским воинам, которые в прежнее время бродили по прерии в поисках приключений, наводя ужас на проезжавших купцов и промышлявших охотой трапперов. Между тем, время шло. Спутники вождя уже спали, за исключением часовых, а сам он, вытянувшись во весь рост и подложив руку под голову, продолжал курить и созерцать луну. Место, где сделали привал индейские воины, находилось почти у самого подножия Скалистых гор и представляло нечто вроде котловины, окруженной с трех сторон высокими утесами. С одной из вершин сбегал быстрый и шумный поток, пропадавший в глубокой бездне. Эта котловина, покрытая довольно высокой и густой травой и местами поросшая кустарником, была в несколько десятков ярдов длины и ширины и открывалась на восток, где вдали красивыми изгибами извивалась небольшая речка Бижу-Крик. Угрюмые скалы с их сверкающими, облитыми лунным сиянием снежными вершинами, шумящий и переливающийся всеми цветами радуги водопад, бесследно исчезающий в недрах земли, зеленая лужайка с пасущимися на ней лошадьми, потухающий костер и расположенные вокруг него группы спящих индейцев, неподвижные фигуры притаившихся часовых, небрежно раскинувшийся в стороне на белых мехах молодой красавец-вождь, искрящаяся вдали серебристая лента реки, и над всем этим ясное, синее, почти прозрачное небо с золотистым диском луны, – все это, вместе взятое, представляло собой живописную и полную романтической прелести картину. Но молодой вождь не обращал на нее внимания; в его широко открытых глазах, отражавших лунный свет, не выражалось ничего, кроме напряженного ожидания, досады и злости. Временами он приподнимался и зорко всматривался в ту сторону, где протекала река, но, не видя там того, что, очевидно, всецело поглощало его мысли, он скрежетал зубами и издавал нетерпеливое рычание. Вероятно, он кого-то ждал. Действительно, если кто-нибудь мог заглянуть в его душу, то прочел бы в ней следующее: «Вабога опоздал. Он должен был быть здесь, по крайней мере, час тому назад, судя по положению луны. Я очень удивлен этим. Что могло задержать его и помешать явиться в назначенное время? Неужели ему не удалось захватить лошадь кого-либо из тех дураков? Уж не случилось ли что-нибудь непредвиденное, заставившее тех болванов усомниться в Вабоге и лишить его свободы, или даже жизни? Это было бы очень неприятно». Снова закурив погасшую трубку, молодой человек продолжал свои размышления уже вслух: – Э, не все ли равно! – чуть не во весь голос воскликнул он. – Явится Вабога или нет, я все-таки сделаю, что задумал, и нападу на них в эту же ночь, перед рассветом… О, какое это будет счастье! Наконец-то я удовлетворю месть, мучившую меня столько лет… О, если бы мне удалось забрать всех их живыми… Да, необходимо, чтобы они оказались в моей власти живыми, иначе торжество мое будет далеко не полным; простая, обыкновенная смерть будет для них слишком слабым наказанием. Только живым я могу достойным образом отплатить за все мои страдания… Адская улыбка искривила его красивые губы. Взглянув еще раз в открытую даль, он бросил трубку, заложил обе руки под голову и, снова уставившись на луну, пробормотал: – Не напрасно ли я доверился этому Вабоге? Но кого я мог бы выбрать из всех моих молодцов? Один он знает хорошо английский и умеет втираться в доверие к бледнолицым. Зато во всем остальном он глуп. Благодаря этой глупости, вероятно, и попал впросак… А что, если он мне изменил? Впрочем, едва ли… Скорее всего они заподозрили, что он предает их, и убили его… Нет, он не мог мне изменить. Во-первых, он боится меня и знает, что ему от меня нигде не скрыться, а во-вторых, он ненавидит белых не меньше меня и по тем же причинам, что и я… Но как бы там ни было, им не миновать моих рук и никогда не достигнуть той цели, которую они наметили! Молодой человек вдруг прервал свой монолог, немного привстал и, посмотрев на реку, напряг слух и зрение. С той стороны ему послышался глухой топот лошадиных копыт, с каждым мгновением все приближавшийся и становившийся более ясным. В сущности, только очень тонкое и тренированное ухо могло различить этот звук. Глаза молодого человека засверкали огнем дикой радости. Но, вероятно, боясь обмануться, он наклонился, раздвинул руками траву и припал ухом к земле. Через несколько секунд он снова приподнялся и прошептал: