Джей нахмурился: "Успокойся, Джерри". "Где доктор Хэмптон?" "Понятия не имею". "Ты привлечешь много нежелательного внимания, Джей. Ты этого не хочешь". "Будь я проклят, Джерри! Ты мне угрожаешь?" "Я не угрожаю тебе, Джей. Я предупреждаю тебя как друг". Джей глубоко вздохнул и откинулся в кресле. Он молился о том, чтобы правильно выбрать время. Он со вздохом выпустил воздух и закрыл глаза. "Хорошо, Джерри. Я буду откровенен с тобой. Ни для кого не секрет, что война с наркотиками на Филиппинах очень тяжелая. У нас безоружных женщин застреливают на улицах, детей полицейские загоняют в подворотни и убивают, местных чиновников расстреливают в тюрьме без суда и следствия. Независимо от прав и виноватых, для американского академика среднего класса это довольно тяжелые вещи". Инспектор Баккей покачал головой: "И что?" "У Эда, - Джей пожал плечами и развел руками, - эмоциональные проблемы. И единственное, как он мне сказал, что он может спать большую часть ночи, - это если он под кайфом. Ему нужна конопля, и он хотел узнать, могу ли я достать ее для него. Я сказал ему, что ни за что. Я не собираюсь подвергать свою семью риску, чтобы достать ему наркотики. Я сказал ему, чтобы он пошел к врачу". " Ты хочешь сказать, что доктор Хэмптон торговал наркотиками?" "Нет, Джерри! Я говорю тебе, что у него были проблемы со сном, если он не мог выкурить косяк!". Инспектор Херардо Баккей положил руки на колени и встал. "Мой совет тебе, Джей, как другу, - будь очень осторожен с теми, с кем ты общаешься в ближайшие несколько недель. Мы будем наблюдать". Он ушел, не допив кофе и не попрощавшись. Общение без помощи языка было ясным. Он не мог рассчитывать на то, что дружба инспектора Херардо Баккея вытащит его из горячей воды, если он по неосторожности в нее попадет. Эта мысль вызвала выброс адреналина в его животе, и он потянулся к телефону. Голос его секретаря сказал: "Да, доктор Хоффстаддер?". "Мэй, соедините меня с моей женой, хорошо?" "Сейчас, доктор Хоффстаддер". Он положил трубку и откинулся в своем огромном кожаном кресле. Небо над листвой над Ромуло-Холлом казалось странно неподвижным. Это напомнило ему тот случай, когда он принимал кислоту в колледже в Нью-Йорке. Тогда у него тоже было ощущение полной неподвижности и безвременья, что время - это вызванная химикатами иллюзия, которая скрывает бесконечность других реальностей, сосуществующих с этой. На этот раз в нем нарастал ужас от того, что некоторые из этих реальностей могут внезапно стать неприкрытыми. Реальность, например, оказаться в филиппинской тюрьме. Телефон напугал его, и он сел вперед, чтобы поднять трубку. "У меня ваша жена на первой линии, доктор Хоффстаддер". "Спасибо, Мэй". Он нажал на первую линию: "Привет, дорогая". "Джей, все в порядке?" "Конечно, разве влюбленный муж не может время от времени звонить своей жене, чтобы сказать, что любит ее?" Она помолчала мгновение, затем: "Я могу вспомнить нескольких моих друзей, которые сказали бы мне, что я сейчас очень подозрительна, и если ты принесешь мне цветы сегодня вечером, я должна с тобой развестись". "Это для тебя циничные американские жены эмигрантов. Знаешь, на что я падок, Глория?". Он использовал ее имя намеренно, чтобы привлечь ее внимание к тому факту, что он говорит серьезно. У них был разговор - или, как она называла его, "Разговор" с большой буквы - много лет назад, когда он рассказал ей о двойственном характере своей работы. Время от времени он напоминал ей об этом, чтобы она не останавливалась на достигнутом. Теперь он заметил по ее голосу, что она уловила сигнал. "Что тебе приглянулось, Джей?" Он придал своему голосу теплоту, которой не чувствовал: "Помнишь тот милый ресторанчик, который мы открыли несколько месяцев назад в заливе Бакур?" "Конечно, да, там была отличная еда. Хочешь поехать туда снова? Туда можно доехать". Он мог слышать напряжение в ее голосе. Она знала, что он ей говорит. "Полчаса, не больше. Может, поедем туда на выходные? Может быть, мы могли бы остаться там, а вернуться в воскресенье вечером". "Да, я скажу детям. Они будут в восторге". Он тепло усмехнулся, чего не почувствовал, и спросил "Что на ужин?". Это была ее реплика, чтобы подтвердить, что она все поняла: "О, - сказала она, - я думала зажарить курицу и испечь яблочный пирог". "Мой любимый", - сказал он и рассмеялся, смех был пустым: "Ты куколка, дорогая. Я люблю тебя. Ты ведь знаешь это, правда?" "Конечно". "Скажи этим циничным "кофейным женам", чтобы они шли к черту. Я и ты, детка". Ее голос был едва слышен: "Я и ты..." "До вечера, малышка". "До вечера", - ответила она, хотя они оба знали, что не увидятся. Глория повесила трубку и первым делом зашла в настройки своего телефона и отключила службу глобального позиционирования. Затем она взбежала по лестнице в кабинет мужа. Она открыла шкаф с канцелярскими принадлежностями, сняла деревянную панель и открыла сейф. Дрожащими пальцами она быстро повернула циферблаты и со второй попытки открыла тяжелую стальную дверь. Внутри лежали три паспорта, один для нее, по одному для детей, на имена Джулии Хенсон и Марка и Элизабет Хенсон. Выбор пал на Марка и Элизабет, потому что это были имена их детей, и не было необходимости сообщать детям о случившемся или говорить им, что они должны использовать другие имена. Там же была белая кожаная сумка, в которой лежали пять тысяч долларов наличными, черная Visa и водительское удостоверение. Она выхватила все это, потратила десять минут на то, чтобы забронировать три места на ближайший рейс в Лос-Анджелес, распечатала посадочные талоны и сунула их в белую кожаную сумочку. Затем она сбежала вниз по лестнице. Из дома она не взяла ничего, кроме ключей от машины. Она отправилась в гараж и села за руль своего BMW. Там она сидела с закрытыми глазами, медленно дыша и считая в обратном порядке от десяти до одного и нуля. Затем она нажала на пульт дистанционного управления, чтобы открыть дверь гаража, и осторожно выехала. Она поехала на юг по проспекту Катипунан до пересечения с бульваром Аврора. Всю дорогу она повторяла про себя мантру из наставлений, которые дал ей муж. Прежде всего, сохранять спокойствие и вести себя так, как будто ничего не произошло. Взять машину и припарковать ее у "Метробанка", затем пройти три негритянских квартала до Гарварда, сто пятьдесят ярдов вверх по Гарварду, слева - "Овен Рент-а-Кар". Не сразу она узнала бы в ней фирму по прокату автомобилей. Она доехала до перекрестка с 15-й авеню, сделала разворот и подъехала к парковке у Метробанка. Припарковав и заперев машину, она вернулась к пешеходному переходу на 15-й авеню. Там она перешла дорогу среди хаоса автомобильного движения и поспешила мимо "7-Eleven" в Гарвард. Мужчины в лавке на углу наблюдали за ней, покуривая. Одна пара окликнула ее с плохо скрываемой наглостью: "Такси трайсикл! Вам нужен трайсикл? Американское? Американский?" Она проигнорировала их. Она поспешила мимо кафе "Rapture" и быстро пошла по Гарварду мимо голых бетонных стен, зданий с облупившейся желтой краской и вездесущих пустых участков, заросших подорожником и каучуковыми растениями. Дальше было хаотичное изобилие тротуарных лавочек, зонтиков и вывесок на вывесках, на любой поверхности и любого цвета под солнцем: "стоянка запрещена", "продается", "голосуйте за Рамона Лусену", "ешьте здесь", "остерегайтесь электрических проводов". А владельцы магазинов и их семьи сидели на порогах и на пластиковых стульях, всегда в бермудах и шлепанцах. Это было не то, что она часто видела за те годы, что жила в Маниле. Она и ее друзья, как правило, оставались в своем мире эмигрантов, общаясь в основном с англоговорящими, учеными и дипломатами, которые, как она с благодарностью подумала, были маленьким кусочком Калифорнии в Маниле. Пункт проката автомобилей, как и предупреждал Джей, обнаружился не сразу. Он находился во дворе, через ржавую железную дверь в сырой бетонной стене. На каком-то этапе истории кто-то покрасил дверь в оранжевый цвет. Теперь оранжевая краска облупилась, обнажив оранжевую ржавчину под ней. Над дверью висела нарисованная от руки табличка с надписью "Автомобили". Внутри она поговорила с мужчиной с тонкими, измазанными никотином губами, который, когда она назвала имя мужа, взял у нее сто долларов наличными за Volkswagen Golf. Он сказал ей, где припарковать машину, когда она закончит, и сообщил, что заберет ее на следующий день со стоянки аэропорта. Оттуда она с нарастающим беспокойством поехала обратно по бульвару Аврора сквозь кишащий, клаустрофобный поток машин. На пересечении с Катипунан-авеню она проехала под мостом и мимо психоделического депо джипни "Сержант Пеппер", после чего ускорилась и выехала на проспект. Она понимала, что едет слишком быстро, и заставила себя сбавить скорость и двигаться вровень с потоком машин, пока не подъехала к детской школе. Там она свернула на парковку, нашла место вне поля зрения школьного офиса и тридцать секунд сидела в тихой панике, пытаясь взять под контроль свои дрожащие руки и дыхание. Наконец она вылезла из машины и бодро зашагала внутрь. Хелен, заведующая, была в кабинете и разговаривала с Джудит, секретарем. Они обе подняли глаза и улыбнулись, когда она вошла. Хелен сказала. "Глория, привет. Что мы можем для тебя сделать?" Глория рассмеялась и покачала головой: "Хелен, мне очень жаль. Я совсем забыла, что у детей сегодня прием у доктора Хирша. А вы знаете, как он занят. Если мне придется отложить, неизвестно, когда он сможет снова их принять. Мне не хочется этого делать, но мне придется забрать их с уроков. Я принесу справку завтра утром". "О, конечно. Мне знакомо это чувство. Этот парень - золотая пыль. Джудит, не могла бы ты взять детей Глории ради нее?" "Конечно". Джудит выскользнула из-за стола и поспешила за детьми. Хелен сказала что-то вроде: "Мы должны как-нибудь пообедать, прошло слишком много времени". А Глория, благодарная за то, что хотя бы на несколько минут она могла притвориться, что все идет как обычно, улыбнулась и сказала: "Ты должна прийти к нам с Хэнком. Мы поужинаем. Джей очень хотел попробовать свое новое барбекю. Мы можем запустить детей в бассейн, заставить Хэнка и Джея поговорить об электроинструментах, а мы с тобой сможем расслабиться за бокалом джина с тоником!". Они рассмеялись, и через пару минут Марк, которому было десять лет, и Элизабет, которой было восемь, а ей сейчас исполнилось сорок, появились с сумками и держали Джудит за руки. "Мамочка, - говорила Элизабет, - почему ты не сказала нам, что мы идем к доктору Хиршу?" "Потому что взрослые не все рассказывают своим маленьким деткам. А теперь идемте, поторопитесь, а то мы опоздаем". Она вывела детей, помахав на прощание рукой, и они пробрались сквозь машины на стоянке к белому "Гольфу". Там Элизабет пожаловалась, что это не их машина. Мама сказала ей, что папа взял ее специально для них, чтобы они могли отправиться на поиски приключений. Они забрались назад, пристегнулись ремнями, и Глория выехала со стоянки и направилась в аэропорт. Глава Четвертая Я взял Toyota Fortuner у Avis в аэропорту Ниной Акино и совершил получасовую поездку по Маниле до отеля Grand Hyatt на 8-й авеню. Поездка была познавательной и напомнила мне строчку Тома Уэйтса из "Вальсирующей Матильды": "Все сломано, никто не говорит по-английски, и я сегодня на коленях". Тот факт, что английский был официальным языком, наряду с тагальским, казалось, не имел большого значения. Так же как и тот факт, что эта страна считалась одной из самых динамично развивающихся экономик на Востоке, не повлиял на крайнюю нищету, очевидную в разросшихся трущобах, разбитых тротуарах и запущенной инфраструктуре города. Я забронировал номер в отеле Grand Hyatt, где все говорили по-английски и ничего не было запущенным, убогим или сломанным, и отнес свои вещи в номер. Вознаградив посыльного, я разделся и двадцать минут стоял под горячим душем, время от времени переключаясь на холодный. После этого я переоделся в свежий льняной костюм, заказал кофейник крепкого черного кофе и завтрак и уселся на террасе, снова просматривая досье и запоминая факты. Похоже, последним, кто видел человека из ОДИНа в Маниле, был полицейский по имени Даниэль Алькантара, который входил в команду, возглавляемую инспектором Герардо Баккеем. Согласно досье, Баккей был таким же склочником, как продавец подержанных автомобилей, баллотирующийся в президенты. Я мысленно отметил, что Баккей - хорошее место для начала.