– Как вы справляетесь? – спрашиваю я, глядя ей прямо в глаза. – Справляюсь, – отвечает она. – Приходится. Разумеется, это трагедия, что он мертв. Ужасная трагедия. Но на него и при жизни нельзя было положиться. Я всегда знала, что не могу на него рассчитывать. Я работала в две смены и училась на биомедика, пока мы встречались. А он что делал? Помогал мне? Приносил деньги? Нет. Узнав о беременности, я поняла, что мне придется растить ребенка одной. А он все равно собирался в Бразилию: у него там какой-то приятель. Она опускает глаза и накрывает живот рукой. Поглаживает живот, обтянутый мешковатой кофтой. – Так вы не планировали растить ребенка вместе? – уточняет Дайте. Бьянка качает головой. – Юханнес не хотел ребенка, – отвечает она, переводя взгляд на окно, за которым цветет розовый куст. Губы вытягиваются в тонкую линию, и впервые на лице мелькает что-то, похожее на боль. – Так как он отреагировал на новость о беременности? – спрашивает Дайте. – Разозлился, – спокойно отвечает Бьянка, продолжая смотреть в окно. – Сильно разозлился. Возникает пауза. Мы с Дайте переглядываемся. – Может, и хорошо, что так все вышло, – бормочет Бьянка. – Я не про то, что он умер, а про то, что я сама отвечаю за ребенка. Он бы все только испортил. Он всегда все портил. – Ему кто-нибудь угрожал? – спрашивает Дайте, делая пометку в блокноте. Бьянка хмурит брови. – Угрожал? Нет, не думаю, что у него были враги. Но он у кого-то одолжил кучу денег. И сильно переживал, потому что не мог вернуть. – Вам известно, у кого? – спрашиваю я. – Или о какой сумме идет речь? – Понятия не имею. Я старалась знать как можно меньше о его так называемых сделках. Я наклоняюсь вперед, ищу ее взгляд, но глаза у нее совершенно пустые, а лицо не выражает ни одной эмоции. – Его мать сказала, что он стал законопослушным гражданином, – тихо добавляю я, – что он не был связан с наркотиками или криминалом, что… Бьянка меня перебивает: – Вы меня извините, – взмахивает она рукой, – но Туула чертовски наивна. Считает своего сына святым. Хотя наркотиков я у него не видела. Правда, не видела. Я бы его сразу бросила. Но законопослушным гражданином я бы его не назвала. – Она закатывает глаза и изображает пальцами знак кавычек. – Нее… Юханнес был кем угодно, но только не законопослушным гражданином. Когда мы выходим на улицу, Дайте тяжело вздыхает и берется рукой за бороду. В глазах у него грусть. – Какая печальная история, – вздыхает он. – От любви одни страдания. Никуда от них не деться. Сегодня ты влюблен, а завтра – стоишь с членом, зажатым в горячей вафельнице, и не можешь высвободиться. Он поправляет короткие штаны и с опущенными плечами возвращается в машину. Афсанех обнимает меня при встрече. Несмотря на то, что я теперь работаю полный день, на обед я поехал в больницу. Главным образом ради Афсанех. Не думаю, что для Нади это имеет какое-то значение. После разговора с подругой Ахонена мы с Дайте поехали в центр. Высадив его у Полицейского управления, я продолжил путь в больницу. По дороге позвонил другим детям. Альба не взяла трубку, но я поболтал с Александром и Стеллой. Рассказал о состоянии их сестры и спросил, как у них дела. Все переживают за Надю. Все расстроены. Несмотря на разницу в возрасте со сводной сестрой, они ее обожают. – Хорошо, – шепчет мне на ухо Афсанех. – Хорошо, что ты пришел. Она выпускает меня из объятий и улыбается. Спина прямая, глаза блестят, на щеках появился румянец. – Какие-то новости? – спрашиваю я. Афсанех с энтузиазмом кивает и хватает меня за руки. – Они собираются разбудить Надю. Врач так сказал. Начнут уменьшать дозу снотворного с завтрашнего дня. – Это правда? – шепчу я. Афсанех снова сжимает меня в объятиях. – Она вернется, Манфред. Наша Надя вернется к нам. Афсанех вся дрожит, и я не осмеливаюсь озвучить свои мысли. О том, что врачи все время пытались нам сказать. Что произойдет, если открыть коробку с котом Шрёдингера? Да, скоро станет ясно, мертв кот или жив. И что это переходное состояние, когда кот одновременно и жив и мертв, – только научная конструкция. Как и в случае с нашим ребенком. Только когда остановят подачу медицинских препаратов, отсоединят провода и аппараты, только тогда мы узнаем, вернется ли Надя или покинет нас навсегда. Разумеется, было бы лучше, если она очнется. Но что, если нет? Я предпочел бы видеть ее в отделении интенсивной терапии со всеми этими проводами, чем в гробу. Формула одновременно простая и чудовищная. Но даже смерть можно рассчитать. Мы какое-то время сидим у постели Нади. На этот раз мы сидим по одну сторону больничной койки. Наши стулья стоят так близко, что я чувствую тепло от тела Афсанех. Надя мирно спит, несмотря на все провода и приборы. Лицо умиротворенное, рот приоткрыт. На руке в гипсе кто-то красным маркером нарисовал птичку и сердце. Я делаю глубокий вдох. Не выношу больницы. Это началось, когда Арон заболел. Он почти два месяца перед смертью пролежал в отделении для онкобольных детей. Я навещал его каждый день. Первые недели он хорошо реагировал на лечение. Набрался сил, мы выходили из палаты и даже из больницы. Однажды мы спустились в подвал. Там мы играли в догонялки. Я убегал, а Арон – догонял, с капельницей в руке. Но потом к нему вернулась слабость. У него больше не было сил вставать. Брат все время спал. Даже разговаривать с ним было трудно. А потом он просто заснул. Так он и ушел от нас. Тихо, без лишней драмы. Несколько дней он не приходил в сознание, и сердце просто отказало. В одну секунду жив, в следующую – мертв. После его смерти я стал ненавидеть больницы. Мне не нравится запах больниц, хотя я без проблем посещаю отделение судмедэкспертизы, где действительно воняет. Но больничный запах – смесь дезинфицирующих средств, мочи и переваренной картошки – на дух не переношу. Чувствуя этот запах, я возвращаюсь в детство. И снова переживаю то отчаяние, как тогда, когда мне было двенадцать. Мобильный вибрирует в кармане пиджака. Это Малин. – Дорогая, мне нужно ответить на этот звонок. – Хорошо, – быстро соглашается Афсанех, чем изрядно меня удивляет. В голосе не слышно недовольства. Я выхожу в коридор и отвечаю, одновременно роясь в карманах в поисках сигарет. – Привет, – здоровается Малин. – Все в порядке? – Да. Я заехал ненадолго в больницу. – Слушай, тут кое-что произошло. Они нашли новое тело. Тоже завернутое в покрывало и обмотанное цепью. Можешь подойти к двум?