Днем в лесу всегда можно определить направление по коре деревьев. Этот прием хорошо известен лесным охотникам. Но сейчас было слишком темно, чтобы производить такие подробные наблюдения. Впрочем, Хикмэн утверждал, что даже и теперь, ночью, он безошибочно может определить, где юг и где север, и я заметил, что он ощупывает древесные стволы. Он переходил от одного дерева к другому, словно для того, чтобы подтвердить свои наблюдения, но через некоторое время вполголоса обратился к своему товарищу, и в тоне его явно звучало изумление: — Что за чудеса, Джим? Деревья стали совсем другие с тех пор, как мы с тобой здесь были в последний раз. На них нет коры, они как будто совсем ободраны. — Да и мне они показались странными. Но я думал, что это мне так в темноте почудилось. — Да нет, это не то! С ними что-то случилось. Я помню эти ели. Деревья все сухие, как трут. Дай-ка я посмотрю на их иглы. Говоря это, Хикмэн поднял руку и сорвал одну из длинных ветвей, которые нависали над нами. — Ах, вот оно что! — воскликнул он, обламывая иглы. — Теперь я понимаю, в чем дело. Это все проклятый червяк виноват. Деревья погибли. Что теперь делать? Теперь я так же сумею найти пруд, как и любой из этих зеленых юнцов. Это признание произвело на нас не очень приятное впечатление. Жажда все сильнее томила нас. Она казалась еще мучительнее потому, что исчезла всякая надежда утолить ее. — Стойте! — сказал через минуту Хикмэн, ткнув свою лошадку каблуком в ребра. — Еще не все потеряно. Если уж я не могу довести вас до пруда, то нас приведет туда моя умная скотинка… Эй ты, старуха, — обратился он к своей старой кобыле, — найди-ка нам воду! Марш вперед, да постарайся для нас! Сжав коленями бока своей «скотинке», Хикмэн отпустил поводья, и мы снова тронулись вперед, смутно надеясь на инстинкт бессловесного создания. Скоро стало ясно, что лошадь почуяла воду. Хикмэн заявил, что она «чует водичку», а он знал это так же хорошо, как будто она была его собакой, напавшей на след оленя. Она вытянула морду и время от времени нюхала воздух. При этом она шла все прямо, как будто к определенной цели. Все мы оживились, но вдруг Хикмэн остановил свою лошадь. Я подъехал к нему узнать, в чем дело. Он молчал, видимо глубоко задумавшись. — Почему вы остановились? — спросил я. — Всем нам надо подождать здесь. — Зачем? — спрашивали другие добровольцы, подъехавшие к нам. — Ехать вперед этим путем опасно. Быть может, эти злодеи у колодца. Здесь нет другой воды, а им ведь тоже пить захотелось. Если они услышат, что мы подъехали, то опять махнут в кусты, и поминай как звали! Так вот, вы стойте здесь, а мы с Джимом прокрадемся вперед и посмотрим, что и как. Я теперь знаю, где пруд: до него не очень далеко. Если индейцев там нет, мы сейчас же вернемся, и тогда можете отправляться на водопой. С этим благоразумным планом все согласились. Оба охотника еще раз сошли с лошадей и осторожно двинулись вперед. Я выразил желание пойти вместе с Хикмэном и его товарищем. Они не возражали — мои несчастья давали мне неоспоримое право быть во главе похода. Итак, оставив лошадь под присмотром одного товарища, я присоединился к охотникам. Мы неслышно ступали по земле, густо усыпанной мягкой хвоей, заглушавшей шум шагов. Лес здесь был редким, и это позволяло нам двигаться довольно быстро. Через десять минут мы были уже далеко от наших друзей. Мы все время старались не потерять верного направления. Однако вдруг нам показалось, что мы потеряли его. И в этот момент, к моему удивлению, сквозь густую листву мы увидели мерцающий вдали огонь. Это было пламя костра. Хикмэн сразу распознал, что это костер на привале индейцев. Первым нашим движением было вернуться к товарищам и позвать их на помощь. Но, поразмыслив немного, мы решили подойти как можно ближе, чтобы удостовериться, действительно ли это лагерь неприятеля. Теперь мы уже не шли, а пробирались ползком, стараясь держаться в тени. На поляне пылал огонь. Охотники помнили, что здесь должен быть пруд. И действительно, мы увидели сверкающую водную поверхность. Мы подошли так близко, как позволяло наше благоразумие. Теперь мы хорошо видели всю поляну. Лошади были привязаны к деревьям, а вокруг костра распростерлись человеческие фигуры. Они не шевелились — все убийцы крепко спали. У самого огня на седле сидел человек. По-видимому, он не спал, хотя его голова была опущена на колени. Огонь костра озарял его бронзовое лицо. Можно было бы различить его черты и цвет лица, если бы они не были скрыты под краской и перьями. Это лицо казалось малиново-красным, три больших черных страусовых пера свисали с головы у висков, так что их концы почти касались его щек. Эти символические перья наполнили мою душу острой болью: я знал, что это был головной убор Оцеолы. Я стал всматриваться пристальнее. Несколько групп расположились сзади, почти все открытое пространство было заполнено простертыми телами. Еще одна группа из трех или четырех человек, сидевших и лежавших на траве, привлекла мое внимание. Я смотрел на нее со страхом и волнением. На нее падала тень от деревьев, и я не мог рассмотреть лиц, но по белым платьям я понял, что это были женщины. Две из них сидели несколько поодаль от остальных. Одна из них положила голову на колени к другой. Сильное волнение охватило меня, когда я смотрел на них. Теперь уже для меня не оставалось никаких сомнений, что это были моя сестра и Виола. Глава LXXX. Сигнальные выстрелы Нельзя описать, что я перечувствовал в эту минуту. Перо мое бессильно изобразить эту картину. Вдумайся, читатель, в мое положение и постарайся представить его себе. Позади меня остались убитые и изувеченные мать и дядя, мой родной дом, превращенный в пепел и прах. Передо мной была сестра, вырванная из материнских объятий, безжалостно похищенная дикими разбойниками, может быть обесчещенная их дьявольским вождем! И он тоже был здесь передо мной, этот лживый, вероломный убийца! Меня охватило неистовое волнение. Я глядел на того, кому должен был отомстить, и моя ярость возрастала с каждой минутой. Я больше не в силах был сдержать ее. Мои мускулы, казалось, вздувались на руках, кровь струилась по жилам, как поток жидкого пламени. Я почти забыл, где мы находимся. Одна мысль пылала в моем мозгу: месть! Враг был передо мной! Он не знал о моем присутствии и как будто спал. Он был почти рядом, на расстоянии выстрела моей винтовки, стоило только протянуть руку. Я поднял ружье на уровень ниспадающих страусовых перьев и взял на прицел их концы. Я знал, что глаза под ними. Мой палец был уже на курке… Еще минута — и этот человек, когда-то бывший в моих глазах героем, будет лежать мертвым на траве. Но мои товарищи предотвратили выстрел. Хикмэн схватил замок моей винтовки, покрыв боек ударника широкой ладонью, а Уэзерфорд схватился за дуло. Я не мог выстрелить. В первую секунду я почти рассвирепел, но затем понял, что они правы. Старый охотник, нагнувшись к моему уху, шепнул: — Рано, Джордж, рано! Ради собственной жизни, не поднимай тревогу. Что толку, если ты убьешь его? Эти мерзавцы удерут и утащат женщин с собой. Мы не сможем удержать их и только рискуем потерять свои скальпы. Лучше мы потихоньку вернемся за товарищами и окружим индейцев со всех сторон… Не так ли, Джим? Уэзерфорд, боясь излишнего шума, только утвердительно кивнул головой. — Пойдем! — продолжал Хикмэн шепотом. — Нельзя терять ни минуты. Назад как можно быстрее! Ползком, ползком, пониже… И тише! Ради бога, тише! Почти распластавшись на земле, старик пополз, как аллигатор, и скоро исчез из виду. Мы с Уэзерфордом последовали за ним и поднялись только тогда, когда уже были далеко от пламени костра. Здесь мы остановились и прислушались. Мы боялись, что наше отступление встревожит лагерь. Но до нас не донеслось ни единого звука. Мы только слышали, как храпят спящие дикари и как лошади жуют траву. Изредка доносился удар копытом о твердую землю. Довольные, что нам удалось уйти незамеченными, мы возвращались назад тем же, уже знакомым, путем. Теперь мы почти бежали, но вдруг остановились как вкопанные. До нас донесся ружейный выстрел. И, что самое удивительное, он раздался не из индейского лагеря, а с противоположной стороны, оттуда, где остались наши товарищи. Странно было, что звук показался слишком громким для того расстояния, которое, по нашим предположениям, отделяло нас от друзей. Может быть, не вытерпев мучительного ожидания, наши друзья двинулись вперед, навстречу нам? Но, разумеется, ни один из них не мог выстрелить. А если и так, то их выстрел был поступком очень неблагоразумным, даже опасным: он мог поднять на ноги весь индейский лагерь. В кого же они стреляли? Может быть, это случайно разрядилось ружье? Да, должно быть, это именно так… Не успели мы обменяться этими соображениями (каждый обдумывал их про себя), как раздался второй выстрел, в том же направлении, что и первый. По-видимому, выстрелы были сделаны из разных винтовок, так как промежуток между ними был настолько кратким, что даже самый искусный стрелок не успел бы вторично зарядить свое оружие. Мои товарищи были озадачены не меньше, чем я. Эти два выстрела можно было объяснить только тем, что несколько индейцев, отбившихся от своей шайки, пытались подать о себе весть своим сородичам. Но раздумывать было некогда. Весь лагерь пришел в движение. Началась тревога. Послышались голоса людей, ржанье и топот. Не раздумывая, мы бросились к нашим друзьям. Вдруг вдали мы увидели двух всадников. Они уходили от нас все дальше вперед, скользя между деревьями, как приведения. Несомненно, выстрелы были сделаны именно ими. Кто же они — индейцы или белые? Рискуя выдать нас врагам, старый Хикмэи окликнул их. Мы остановились и прислушались. Всадники не ответили. Они молча и быстро удалялись в каком-то новом направлении — ни к друзьям, ни к врагам. В поведении этих двух всадников было что-то загадочное. Зачем они стреляли и теперь удалялись от лагеря, хотя прекрасно знали, где он находится, по шуму тревоги? Их поведение казалось мне необъяснимым. Для Хикмэна, вероятно, это дело было более ясным. Но чувствовалось, что он и удивлен и негодует. — Пусть дьявол их утопит в болоте! Подлецы негодные, если это только они! А я уверен, что это они… Знаю я их ружья! Что ты скажешь на это, Джим? Ты узнал их? — Я, кажется, слыхал этот звук раньше, но где, не помню, — ответил младший охотник. — Постой-ка, ведь это Нед Спенс! — Именно, а другой — Билль Уильямс. Что им там, дьяволам, надо? Они ведь остались вместе со всеми. А между тем я уверен, что это они носятся тут по лесу да палят, чтобы нам всю игру испортить. Черт их побери! Это какой-то адский замысел… Проклятые авантюристы! Я их заставлю за это поплатиться! Скорее, ребята! Нам нужно быстро добраться туда вместе со всеми товарищами, а иначе мы опоздаем. Индейцы удерут, прежде чем мы нагрянем на них. Проклятые выстрелы! Испортили нам все дело! Быстро за мной! Следуя указаниям старого охотника, мы помчались за ним по лесу. Глава LXXXI. Опустевший лагерь Вскоре до нас донесся звук голосов и топот лошадиных копыт. Мы узнали голоса товарищей и окликнули их. Они ехали к нам навстречу. Они тоже слышали выстрелы и, решив, что мы столкнулись с индейцами, поспешили к нам на помощь. — Эй, ребята! — крикнул Хикмэн, когда они подъехали. — Билль Уильямс и Нед Спенс с вами?.. Где они? На этот вопрос ответа не последовало. Несколько секунд царило мертвое молчание. Очевидно, их обоих здесь не было, иначе бы они сами отозвались. — Где они? Где? — заговорили в толпе. — Теперь ясно где, — сказал Хикмэн. — Клянусь аллигатором, эти молодцы опять затеяли какую-то нечестную игру! Ну, ребята, теперь вперед! Индейцы прямо перед нами. Дальше ползти бесполезно. Индейцы где-то здесь, и нам нужно добраться до них раньше, чем белка успеет трижды вильнуть хвостом, а то они опять удерут! Ура! Вперед за скальпами! Проверьте винтовки. А теперь вперед! И смерть негодяям! С этим выразительным восклицанием старый охотник поскакал к лагерю индейцев. Остальные в беспорядке последовали за ним, держась близко один от другого. У нас не было разработанного плана действий. Главное, на что мы рассчитывали, было время. Мы хотели достигнуть лагеря, прежде чем индейцы скроются, мы хотели смело ворваться в самую гущу врагов, дать залп из винтовок, держа ножи и пистолеты наготове, — таков был наспех составленный план. Мы были уже недалеко, приблизительно в трехстах ярдах от лагеря, и знали, куда надо двигаться. Шум, доносившийся из лагеря, указывал нам направление. Но вдруг этот шум замолк: больше не слышно было ни людских голосов, ни ржанья и топота лошадей. В лагере наступила мертвая тишина. Только свет костра слабо мерцал между деревьями и, как маяк, указывал нам путь. Это заставило нас удвоить бдительность. Тишина казалась нам подозрительной, в ней было что-то зловещее. Мы опасались засады, ибо хорошо знали, как искусно вождь Красных Палок умеет проводить подобные маневры. Ярдов за сто до поляны наш отряд остановился. Несколько человек, сойдя с лошадей, подошли к самой опушке леса, чтобы обследовать местность. Вскоре они возвратились с известием, что на поляне никого нет. Лагеря больше не существовало. Индейцы, лошади, пленники, добыча — все исчезло. Остался только догорающий костер. По нему мы определили, что индейцы отступили в спешке и беспорядке. Красные угли были разбросаны по всей поляне, в них слабо тлели последние искры пламени. Разведчики продолжали продвигаться среди деревьев, пока не обошли всю опушку леса. Они внимательно обследовали лес ярдов на сто в окружности, но нигде не нашли никаких следов врага или засады. Мы опоздали — дикари ускользнули, уведя у нас из-под носа своих пленниц! Преследовать индейцев во тьме было невозможно. Расстроенные, мы выехали на поляну и расположились в опустевшем лагере. Мы решили провести здесь остаток ночи, а на заре снова начать преследование. Сначала нужно было утолить жажду и напоить лошадей. Потом мы погасили костер и почти половину отряда поставили часовыми между деревьями, окружавшими поляну. Коней стреножили и привязали к деревьям. Другая половина отряда легла отдыхать на том самом месте, где еще недавно отдыхали наши враги. Так мы дождались рассвета.