– Плотский король – марионетка змеев. Фиридел рассчитывает превратить в таких всех властителей этого мира. – Донмата обошла постель. – У отца редкая форма драконьей чумы. Она… каким-то образом связывает его с Фириделом. Позволяет тому видеть и слышать происходящее во дворце. – То есть и сейчас?.. – Спокойствие. Я добавила в его вечернюю трапезу снотворное, – сказала она. – Невозможно проделывать такое часто, чтобы не вызвать подозрений Фиридела, но сейчас змей не может его использовать. Это ненадолго. При звуках ее голоса Сигосо зашевелился. – Я и не догадывался, что змеи на такое способны, – захлебнулся Лот. – Управлять чужим телом… – Когда умирает высший западник, гаснет и пламя служивших ему виверн и их потомства. Может быть, эта связь такого же рода. – Давно он так? – Два года. Болезнь началась, когда Искалин изменил союзу Добродетели. – Как это случилось? – Прежде ты должен выслушать правду, – остановила Лота донмата. – Отец помнит достаточно, чтобы тебе рассказать. – Мароса, – прокаркал король. – Марос-с-са. Лот съежился от этого голоса. Как будто в горле Сигосо скрывалось гнездо гремучих змей. – Где ты, дочь? – очень тихо заговорил он. – Или я должен сам идти за тобой? Донмата невозмутимо повернулась к отцу и принялась снимать повязку. Ее руки до локтя покрывали бархатные перчатки, но Лот не смел вдохнуть, видя ее так близко к больному и страшась, что Сигосо прокусит бархат насквозь или дотянется до ее лица. Когда повязка была снята, Сигосо оскалил зубы. Глаза его утратили цвет топаза, став серыми, как пепелище. И такими же пустыми. – Надеюсь, ты хорошо спал, отец, – по-инисски заговорила донмата. – Мне снилась часовая башня и женщина с огнем внутри. Мне снилось, что она – мой враг. – Сигосо уставился на Лота, сгибая и разгибая скованные руки. – Кто это? – Артелот Исток, наследник Златбука. Наш новый инисский посланник. – Донмата выжала из себя улыбку. – Я подумала, не расскажешь ли ты ему, как умерла королева Розариан. Сигосо дышал как кузнечные мехи. Его взгляд метался от лица к лицу – так охотник выбирает добычу. – Я покончил с Розариан. Он с таким наслаждением раскатил на языке ее имя, что Лота пробрал холод. – Зачем? – спросила донмата. – Эта грязная потаскуха отвергла мою руку. Царственную руку. – Сигосо сплюнул, на шее у него вздулись жилы. – Она предпочла валяться с пиратами и мелкими дворянчиками, чем слить свою кровь с кровью Веталда… – У него на губах показалась слюна. – Дочь, я в огне. Бросив взгляд на Лота, донмата отошла к ночному столику, где стояла миска с водой и лежала материя. Смочив ткань, дочь положила компресс отцу на лоб. – Я велел сшить ей платье, – продолжал Сигосо. – Платье такой красоты, чтобы тщеславная шлюха не устояла перед искушением. Я велел пропитать его ядом василиска, купленным у богатого торговца, и послать в Инис, чтобы спрятать среди ее одежды. Лот не мог сдержать дрожь. – Кто его спрятал? – прошептал он. – Кто спрятал платье? – Он говорит только со мной, – шепнула донмата. – Отец, кто спрятал платье? – Наш друг во дворце. – Во дворце… – эхом повторил Лот. – Ради Святого, кто? Донмата повторила его вопрос. Сигосо захихикал, но смешок перешел в кашель. – Чашник, – произнес он. Лот опешил. Должность чашника несколько веков как упразднили. Платье подложили в королевский гардероб. Дамой гардероба была в то время Арбелла Гленн, а она никогда не причинила бы зла своей королеве. – Надеюсь, – сказал Сигосо, – от нее осталось что хоронить. У василисков такой сильный яд… – Он закашлялся смехом. – Он и кости разъедает. При этих словах Лот вытащил из ножен кинжал. – Прости отца. – Донмата бездушно разглядывала плотского короля. – Я сказала бы, что он не в себе, только боюсь, он всегда был таков. Лот в отвращении подступил к кровати. – Рыцарь Доблести обращает к тебе спину, Сигосо Веталда, – вздрагивающим голосом проговорил он. – Ее рука принадлежала только ей, и она вправе была отдать ее кому пожелает. Поглоти тебя Огненное Чрево! Сигосо улыбнулся. – Я в нем, – сказал он, – и здесь рай. Серый цвет его глаз замерцал, в нем загорелись красные искры, похожие на угли. – Фиридел! – Донмата схватила со столика чашу. – Выпей, отец. Это уймет боль. Она прижала чашу к его губам. Не сводя глаз с Лота, Сигосо выпил. Лот, пораженный услышанным, позволил донмате вывести себя за дверь. Его мать, Аннес Исток, была рядом, когда умирала королева-мать. Теперь Лот понимал, почему ни она, ни Сабран ни словом не обмолвились ему про тот день, когда Розариан облекли в это прекрасное платье. И почему Арбелла Гленн, любившая королеву как родное дитя, с тех пор онемела. Лот опустился на ступени. Он вздрогнул, заметив, что за спиной у него стоит донмата. – Зачем вы заставили меня это слушать? – спросил он. – Почему не рассказали сами? – Чтобы ты увидел и услышал правду, – ответила она, – и передал ее Сабран. Для этого ты должен был поверить – чтобы не покинул Искалин с мыслью, что в нем остались еще тайны. Донмата села ступенью выше его, так что их головы пришлись вровень. На коленях у нее лежал шелковый узелок. – Он нас слышит? – спросил ее Лот. – Нет. Он снова уснул, – сказала она. – Молюсь, чтобы Фиридел не понял, что я его изгоняла. Пусть думает, что отец умирает. Полагаю, так оно и есть. – Она подняла голову. – Я не сомневаюсь, что змей намерен поставить меня на его место. Сделать марионеткой, чтобы править через меня. – А Фириделу нет дела, что вы так его держите – скованным и в темной комнате? – Фиридел понимает, что отец в нынешнем своем состоянии не выглядит… царственно, ведь его тело гниет, хоть и продолжает дышать, – сухо ответила донмата, – но по приказу я должна выводить его из комнаты. Чтобы наш господин и повелитель мог заглянуть в любое помещение дворца. Чтобы распоряжаться Советом. Чтобы убедиться, что мы не замышляем бунта. И не позволить нам призвать помощь. – Если ты убьешь отца, Фиридел узнает, – сообразил Лот. – И накажет тебя. – В последний раз, когда я воспротивилась ему, он отправил одну из моих дам к воротам Антианы. – Ее лицо застыло. – Мне пришлось смотреть, как дракониды разорвали ее в клочья. Некоторое время оба молчали и не шевелились. – Со смерти королевы Розариан прошло четырнадцать лет, – заговорил Лот. – Тогда… драконы еще не управляли Сигосо. – Не всякое зло исходит от змеев. Донмата развернулась к нему лицом, прислонилась к стене. – У меня сохранилось немного детских воспоминаний об отце. Только его холодный взгляд, – тихо заговорила она. – Мне было двенадцать, когда мать среди ночи вошла в мою спальню. Их брак никогда не был легким, но в ту ночь она казалась испуганной. И сердитой. Она сказала, что мы отправляемся к ее брату, королю Джантару в Рауку. Мы оделись слугами и украдкой выбрались из дворца. Конечно, стража нас остановила. Нас заперли в своих спальнях и не позволяли говорить между собой. Я никогда в жизни столько не плакала. Мама подкупила стражника, чтобы передал мне письмо, просила быть сильной. – Донмата коснулась висевшего на груди, выложенного изумрудами медальона. – Через неделю пришел отец и сказал, что она умерла. Двору объявили, что она лишила себя жизни от стыда за попытку покинуть своего повелителя… но я знала правду. Она бы никогда не оставила меня с ним одну. – Мне жаль ее, – сказал Лот. – Не так, как жалела я. – Ее лицо застыло маской отвращения. – Искалин такого не заслужил, но мой отец получил по заслугам. Он заслужил, чтобы его тело прогнило так же, как давно прогнила душа. Сагар Таумаргам и Розариан Беретнет, обе убиты рукой одного владыки. А Инис между тем считал его другом в Добродетели. – Я хотела открыть Сабран правду. Хотела попросить помощи, чтобы прислали войска… но этот дворец – темница. Совет целиком подпал под власть Фиридела, страшится его прогневить. У всех в городе семьи, которые погибнут, если мы вызовем его гнев. Лот рукавом утер проступивший на лбу пот. – Сабран была мне подругой. Князь Обрехт долгое время считался моим нареченным, – продолжала донмата. – Знаю, сейчас они дурно думают обо мне. Лота ужалило раскаяние. – Прости нас, – пробормотал он. – Мы не должны были допускать мысли… – Вы не могли знать, что Фиридел пробудился. И что все мы под его крылом.