Во сне ему приснилось, что простыни отравлены. Около полудня Кит нашел его сидящим у стола в тени балкона и разглядывающим плато внизу. – Добрая встреча, сударь мой, – приветствовал друга Лот. – Да, сударь мой, какой прекрасный день в стране зла и смерти! – Кит принес с собой подносик. – Хоть здесь и поклоняются Безымянному, но каковы кровати! Я никогда так сладко не спал. Кит не умел говорить серьезно, и Лот невольно улыбнулся его выходке даже в такой обстановке: – Где ты нашел еду? – На новом месте я прежде всего ищу кухню. Со слугами объяснялся знаками, пока не поняли, что я умираю с голоду. – Кит поставил поднос на стол. – Надеюсь, потом нам принесут что-нибудь посытнее. На подносе горкой лежали фрукты и обжаренные орехи, стоял кувшин сладкого вина из вяленого винограда и два кубка. – Напрасно ты бродишь здесь один, Кит, – упрекнул Лот. – Мое брюхо не могло ждать. – Взглянув на лицо друга, Кит вздохнул. – Ладно, больше не буду. Солнце алело открытой раной, окрасив небо во все оттенки розового. Над плато поднимался бледный туман. Ничего подобного Лот еще не видывал. Навес укрывал их от палящего зноя, и все же на ключицах у обоих ожерельями блестели бусинки пота. Должно быть, здесь было несказанно красиво, пока не сгорели лавандовые поля. Лот попробовал представить, как гуляет летом по открытым галереям, вдыхая благоуханный ветер. Какое зло, какие страхи овладели королем Сигосо, чтобы так отравить эти прекрасные места? – Ну, – заговорил Кит, дожевывая горсть миндаля, – как будем держаться с донматой? – Самым любезным образом. Для нее мы – постоянные посланники Иниса. Навряд ли она сочтет подозрительными наши расспросы о судьбе предшественника. – Если они что-то сотворили с Чеканом, она солжет. – Попросим предъявить доказательства, что он жив. – У принцесс не требуют доказательств. Их слово – закон. – Кит очистил кроваво-красный апельсин. – Мы теперь шпионы, Лот. Брось уже прислушиваться к своей доверчивой натуре. – Что же тогда делать? – Вращаться при дворе, изображая порядочных послов, и узнавать все, что можно. Здесь могут оказаться и послы других стран. Кто-нибудь что-нибудь да знает. – Он солнечно улыбнулся Лоту. – А если ничто другое не поможет, я приударю за донматой Маросой, так что она откроет мне душу. Лот покачал головой: – Негодник! По Карскаро прокатился рокот. Кит подхватил свой кубок, не дав вину пролиться. – Это что? – ахнул он. – Землетрясение, – ответил, тоже встревоженный, Лот. – Отец рассказывал, что у огненных гор так бывает. Искалинцы не стали бы строить здесь город, если бы подобные явления угрожали стереть его с лица земли. Решив об этом не думать, Лот выпил вина. Ему все представлялся Карскаро, каким он был когда-то. Кит, мыча себе под нос, достал перо и перочинный ножик. – Поэзия? – спросил его Лот. – Вдохновение заставляет себя ждать. Мой опыт говорит, что ужас редко ходит рука об руку с творчеством. – Кит принялся очинять перо. – Нет, это для письма, одной даме. Лот поцокал языком: – Не могу понять, почему ты не высказал Катри свои чувства. – Потому, что хотя я и в жизни очарователен, но на письме истинный Антор Дол. – Кит усмехнулся. – Как по-твоему, письма здесь нынче посылают с голубями или с василисками? – Скорее, с кокатрисами. Они проворнее, хоть и не убивают взглядом. – Лот поглядел, как друг достает из мешочка на поясе чернильницу. – Сам понимаешь, все наши письма Комб отправит в огонь. – Да я о нем и не думаю. Дама Катриен никогда не прочтет этого письма? Пусть так, – легкомысленно отозвался Кит. – Но когда сердце полно до краев, чувства должны выплеснуться наружу. Мои вытекают на страницу, куда же еще. В комнате за дверью балкона раздался стук. Бросив взгляд на Кита и проверив свой кинжал, Лот пошел открывать. За дверью стоял слуга в черном дублете и таких же штанах. – Благородный Артелот… – Он держал в руке шар с благовониями. – Я должен известить тебя, что ее сиятельство донмата Мароса примет тебя в свой черед. Теперь же ты и благородный Китстон должны посетить врача, чтобы проверить, не принесли ли вы к дверям ее сиятельства какой болезни. – Сейчас? – Да, мой господин. Лоту меньше всего хотелось, чтобы в него тыкал пальцами драконолюбивый лекарь, но выбора, видимо, не было. – Тогда, – сказал он, – веди, прошу тебя. 16 Восток Последние водяные испытания окутались для нее туманом. Ночь, когда им велели плыть против течения по быстрой реке. Поединок с сетями. Проверка знания сигналов для связи с другими всадниками. Иногда между испытаниями проходил день, иногда много дней. Но незаметно для Тани подошло последнее. Полночь опять застала ее в зале упражнений – Тани смазывала свой меч гвоздичным маслом. Запах масла приставал к пальцам. Плечи ныли, шея гнулась не лучше древесного пня. Этот меч завтра принесет ей решающую победу или поражение. В плоскости клинка Тани видела свои красные от недосыпа глаза. С карнизов школы текло стеной. Возвращаясь к себе, Тани услышала приглушенный смех. Дверь маленького балкона стояла открытой. Тани заглянула за перила. Во дворе, засаженном грушевыми деревьями, сидели Онрен с Канперу: головы склонились над игральной доской, пальцы переплелись. – Тани. Она вздрогнула. Думуза выглянула из своей комнаты, одетая в блузу с короткими рукавами, с трубкой в руке. Она вышла на балкон к Тани и проследила, куда та смотрит. – Не надо им завидовать, – сказала Думуза после долгого молчания. – Я не… – Тише. Я тоже завидую иногда. Как им легко все дается. Особенно Онрен. Тани занавесила лицо волосами. – Она побеждает, – вырвалось у нее, – почти без… – Слова застревали в горле. – Почти без… – Она побеждает потому, что доверяет своему искусству. Ты же, сдается мне, боишься, что стоит тебе ослабить хватку – и твое просочится у тебя между пальцами, – ответила Думуза. – Я родилась дочерью всадников. Это великая удача, и я все пыталась доказать, что ее достойна. В шестнадцать лет я все забросила, кроме учения. Не выходила в город. Не рисовала. Упражнялась, пока не выбилась в первые ученики. Я забыла, как владеть мастерством. Вместо того – мастерство овладело мной. Целиком. Тани стало зябко. – Но… – Она запнулась. – По тебе не скажешь… Думуза пыхнула дымом. – Я однажды смекнула, – сказала она, – что, если мне посчастливится стать всадницей, я должна буду ответить на зов, едва Сейки позовет. И дней на подготовку тогда не будет. Вспомни, Тани, вовсе не нужно беспрерывно точить меч, чтобы он был остер. – Знаю. Думуза взглянула на нее: – Тогда кончай точить. И иди спать. Последнее испытание состоялось в павильоне. Тани рано позавтракала и нашла себе место на скамьях. Онрен подсела к ней на рассвете. Обе вслушивались в далекое громыхание бури. – Так что, – спросила Онрен, – ты готова?