Часть 2 из 47 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— На самолет. Тебя отпускают на три дня. Все они будут твоими, если вылетишь завтра же. Но вернись обязательно к сроку, я за тебя поручился.
Боря понял, что Али обратился к эмиру, чтобы тот похлопотал за него. Поступок настоящего друга.
— Кореш, спасибо тебе огромное! — с чувством проговорил Борис. — Ты не представляешь, как для меня важна эта поездка…
— Я тоже обожаю свою бабушку. И когда Аллах заберет ее душу, я прилечу из любой точки мира, чтобы проститься с ней.
— Надеюсь, я успею. Сейчас высокий туристический сезон, и билетов на прямые рейсы может не быть.
— Я тебе не все еще сказал. В Москву ты летишь из аэропорта Шаржи на личном самолете шейха.
— Ты серьезно?
— Нет, блин, — «блин» прозвучало по-русски, — шучу в такой неподходящий момент.
— Но как тебе удалось уговорить своего сиятельного родственника одолжить самолет? Ты же у него в немилости.
— Он подобрел по отношению ко мне. Я теперь женат, у меня ребенок. Дурю меньше, работаю больше. Но с самолетом просто удачно вышло — как раз завтра доверенные лица шейха летят в Москву. Так что не переоценивай мои старания.
— Все равно я безмерно тебе признателен. Даже не знаю, чем смогу отблагодарить…
— Матрешку привези. Лейла подрастет, играть с ней будет.
На том и распрощались. А в шесть часов вечера следующего дня Боря улетел в Москву.
Глава 2
На похоронах плакали все, кроме Бори. Зато на поминках он единственный напился. Мама была в шоке. Её Борюся даже в шальные студенческие годы ни разу не показался ей на глаза не только бухим, она от него и запаха никогда не улавливала. Она искренне верила в то, что сын совсем не пьет. Как-никак в ОАЭ живет и работает, где сухой закон.
— Почему сухой? — заплетающимся языком вопрошал Боря. — Очень даже мокрый. В эмирате Аджман, где мы строим квартал будущего, есть аж два алкомаркета. Гастарбайтеры из Пакистана и Индии устают очень, им надо снимать напряжение, вот для них их и открыли. Да еще для русских. А в Дубае хоть залейся вином. Только дорого…
— То есть ты начал пить? И кто тебя этому научил? Внучок шейха?
— Али не тронь. Он мой кореш. И если бы не он, меня бы тут не было.
— Спи уже, алкаш. — Его пытались уложить уже не первый раз, но Боря вскакивал и метался по квартире, что-то ища. Что — он сам не знал.
— Да не пью я, мам. Просто хреново мне, грустно, вот и развезло с трех рюмок.
— А почему тогда так плохо выглядишь? Худой, мешки под глазами.
— Работаю много, устаю.
— Зачем же надрываться?
— Чтобы заработать денежку.
— Да тьфу на нее! Все у нас есть: квартира, дом, гараж. Можешь продать что-то, разменять, и у тебя будет свое жилье. Не рви ты жил, сынок.
— Ничего продавать и менять мы не будем. Квартира — сестре. Дом — тебе. Гараж — Витьку, — так звали зятя, и он был неплохим автомехаником. — А себе на жилье я как-нибудь заработаю.
Боря еще что-то бормотал, но вскоре уснул, а когда пробудился, был ясный день. В квартире — тихо. Сестра Дашка с мужем Витей на работе, их дочка в садике, а мама, наверное, ушла в магазин: она вчера сетовала на то, что в холодильнике нет нормальной еды, одна дрянь, типа сосисок да йогуртов.
Голова, как ни странно, не болела. Боря, сходив в уборную, прошлепал в кухню, глянул на часы на микроволновке — они показывали половину десятого. Не день, но утро в самом разгаре. Отоспался так отоспался. Вот и не болит голова. Дрых больше полусуток.
Боря налил стакан воды, залпом выпил и включил чайник. Голова не болела, а сушняк все же был. Хотелось сладкого каркаде — он присылал сестре отборный, приобретенный на рынке Омана. Пока грелась вода, Боря изучал холодильник. Думал, что из той дряни, лежащей в нем, съесть. Выбрал творожный сыр. Намажет его на тост, накроет долькой помидора и за милую душу слопает. Да, с большим удовольствием он бы поел молочной кашки или лапши, но готовить Боря не умел.
Сунув хлеб в тостер, он отправился в ванную. Надо умыться и зубы почистить, а то глаза заспанные, а во рту, как говорится, кошки нагадили. Выдавливая пасту на щетку, Боря смотрел на свое отражение. Да, права мама, выглядит он не ахти. Что похудел, это неплохо. Полным Борис не был и раньше, но жирок имел. А все потому, что мало двигался. Работа сидячая, а спорт — это не для него. В результате щечки и складочка на пузе. Сейчас же ни того, ни другого. Он идеальная вешалка: подкачаться немного, и можно на подиум выпускать. Рост сто восемьдесят пять, вес семьдесят семь. Три кило мышечной массы набрать, и станет как Криштиану Роналду.
Но тот загорелый, пышущий здоровьем, а Боря бледный, даже чуть синеватый. Не скажешь, что живет на берегу Персидского залива. Впрочем, почти все европейцы, работающие в ОАЭ, выглядят так же. Выйдя из офиса, прыгают в машину, едут домой, развлекаются в гигантских торговых центрах, моллах, где, кроме привычных ресторанов и кинотеатров, имеются выставочные комплексы, аквапарки, океанариумы, даже искусственные снежные склоны.
Как это ни странно, Борина бледность и новообретенная худоба на Ближнем Востоке считались привлекательными. Ее увеличивали светлые волосы и бледно-голубые глаза. В Америке он не котировался: там ценились накачанные и загорелые, с улыбкой от уха до уха, а Боря был сдержан в эмоциях. Но в Эмиратах его иначе воспринимали. На него заглядывались женщины, а мужчины ревновали их к нему. Фати как-то обмолвилась, что ей завидуют подружки. Она умудрилась отхватить не только успешного, но и невероятно красивого парня.
Вспомнив об этом, Боря хмыкнул. Если он сейчас выйдет во двор, на него никто и не посмотрит. Подумаешь, белобрысый дрищ! Вот если бы он прикатил на своей тачке, тогда другое дело…
Тостер пиликнул. Борис вернулся в кухню, поел, но без аппетита. Сыр оказался невкусным, каким-то пластмассовым, а чай не подвел. Попивая его, Боря вернулся в комнату. Что-то не давало ему покоя.
Плюхнувшись на диван, он понял — семейный архив! Вчера он мотался по квартире в поисках. Бабуля хранила его у себя в комнате (в ней он и спал), перекладывая с места на место. То он в столе лежал, то на антресолях, то в диване, в ящике для подушек. Боря вчера все проверил, но искомого не обнаружил. Может, спьяну? Он встал, отодвинул лежанку. Ничего, кроме старых сапог. Либе не позволяла выкидывать и их. Кожаные, на толстом натуральном меху, они казались ей невероятно ценными. Дочка щеголяла в них в детстве по дому, но на улицу не выходила: когда доросла до каблука, ее нога переросла тридцать пятый размер. Да и устарели сапожки. Внучка тем более не собиралась носить старье даже дома. А выкинуть не могла — бабуля запрещала.
«Теперь все отправится на помойку, — подумал Борис. — Не только башмаки и этот диван, а вся мебель Либе, ковры, занавески, обои… Останутся только фарфоровые немецкие тарелки да фигурки. Они имеют хоть какую-то материальную ценность. Остальное — хлам. И от него, конечно, пора избавиться, но… Так жаль!»
Боря понимал, что это глупо. Он сам, живи в этой квартире, сделал бы то же самое. В комнате Либе нет антиквариата, обычное старье. Но когда оно перекочует на свалку, а пол, стены и потолок будут покрыты новыми современными материалами, не останется бабушкиного духа. Только память о ней, да и она вскоре иссякнет…
Он снова загрустил, но тут зазвонил телефон. Это Фати желала с ним поговорить.
Едва они начали диалог, как раздался мамин голос:
— Сынок, ты встал?
— Да, — ответил он.
— Как себя чувствуешь?
Боря вышел в прихожую, держа телефон у уха. Мама, которую звали Марией — только так, без фамильярных «Маш», — разувалась, у ее ног стояли пакеты из супермаркета.
— Ой, извини, я не знала, что ты разговариваешь, — зашептала она, увидев сына. — Приготовлю тебе поесть. Что хочешь?
— Я завтракал, — ответил ей Боря и вернулся в комнату, чтобы закончить разговор.
Через пару минут он распрощался с Фати. Они договорились, что она приедет за ним в дубайский аэропорт. В этом не было необходимости, Боря добрался бы на метро или такси, но Фати хотелось этого, да и ему тоже. Это же так приятно, когда тебя кто-то встречает.
— Борюся, я тебе все же оладушков напеку, — сказала мама, завидев сына в дверях кухни. — Пышных, как ты любишь. Со сметаной. Или блинчиков на скорую руку сварганить?
— Я тосты поел, не хочу.
— Значит, мучного с тебя хватит. Нужно мясного. Котлеты? — Она показала упаковку охлажденного говяжьего фарша.
Он закивал, но тут увидел кочан капусты и воскликнул:
— А можно голубцы? Согласен на ленивые.
В Эмиратах он часто ел бифштексы, кебаб или бургеры с котлетами из рубленой говядины, но голубцы… Все с той же сметаной… О них он и думать забыл там, на Ближнем Востоке.
— Нет, давай уж классические сделаю. Сын в кои веки приехал, должна я его порадовать.
— Спасибо, мамуль. — Он чмокнул ее в щеку и налил себе еще воды. Сушняк не проходил. Или это «пластмассовый» сыр был слишком солен, и после него хотелось пить.
— Так как ты себя чувствуешь?
— Хорошо.
— Опохмелиться не хочешь?
— Нет, — хмыкнул Боря. Мама все еще не была до конца уверена в том, что он не стал пьяницей.
— Кто тебе звонил?
— Девушка.
— Фати?
— Откуда ты знаешь ее имя? — удивился Борис.
Он не рассказывал о своей личной жизни членам семьи.
— От Дашки. Она, поскольку ты у нас партизан, изучила твои соцсети и вычислила ее. Показывала мне твою Фати — красивая.
Да, девушка на самом деле была очень хороша собой, но чуть полновата. Борю это не смущало, а Фати страдала от того, что ее фигура далека от модельной. О размере S и не мечтала, ей хотелось носить хотя бы М, но даже L ей бывал маловат. А после ХL заканчивалась размерная сетка всех известных брендов. Фати изводила себя диетами, но все равно не худела, разве что больше не поправлялась. Боря считал, это тоже результат, а еще говорил, какая она красивая, вся такая налитая, гладенькая, пышная. Ему нравился ее небольшой животик, круглые коленки, роскошная грудь. Смуглая Фати напоминала ему булочку с корицей. Ее так и хотелось укусить…
— Ты ее любишь? — услышал он мамин голос.
book-ads2