— Доброе утро. Заходите. Роман просочился в кабинет. В руке он держал толстую тетрадку. На обложке фото героев из сериала «Элен и ребята». Грачев, мальчишкой, смотрел его между учебой и тренировкой. Ему всегда нравилась Лали, чудачка с густыми черными волосами. — Что это? — спросил Грачев. — Дневник Родиона Эскина. — Откуда он у вас? — Мы сейчас просто беседуем? Без протокола? — Майор кивнул. — Тогда я скажу правду. Этот дневник мне отдала Кира. Он был запечатан в большой непрозрачный конверт с марками, и пока я не вскрыл его, не знал, что внутри. — Это было в то утро, когда вы видели ее в последний раз? — Нет. Вечером. — Таааак. — Я не был до конца честным с вами. Но вы поймите, я растерялся и испугался, что естественно. — У вас рыльце в пушку? — Вовсе нет. Но в нашей стране нормально бояться ментов. — Мы полицейские. — Вас тем более. — Он сглотнул. — А можно попить? Я бутылку в машине забыл. Пыжов подошел к кулеру, набрал воды в пластиковый стакан и протянул его Роману. Тот опустошил его за пару секунд. Костя удивленно вскинул брови и наполнил его еще раз. — Я рассказывал вам о нашей театральной студии, но в общих чертах… — Он запнулся. — Вам лучше сначала прочесть дневник, чтобы все понять. В нем и Родины записи, и Кирины. Они все объяснят. — Мы обязательно это сделаем, — мягко проговорил Николай. Он не хотел еще больше пугать Попова, а то замкнется. — Но объясните сначала, зачем приезжали вечером к Кире? — Мне позвонила Марго и отправила туда. — Это та девочка, что была единственной любимицей Печерского? — Скажем, избранной им. Она все эти годы общалась и с Кирой, и со мной. Мы не дружили, но были как будто друг от друга зависимы. Как жертвы маньяка, что ли? Хотя Маэстро не был чудовищем, но он что-то сломал в нас. Что именно, мы не могли объяснить даже самим себе, не говоря уже о посторонних. Но друг друга понимали без слов. И поддерживали, даже не обсуждая прошлого. Это такое немое участие… — Все это очень важно, я понимаю, — прервал его Николай, но опять же не грубо. — Но давайте к сути. — Марго сказала, что ей пришло сообщение от Киры. Она вознамерилась отомстить Маэстро за Родю. И попрощалась! Маргарита тут же позвонила ей, но телефон был выключен, тогда она связалась со мной. Я по ее просьбе поехал к Кире. Она как раз выходила из подъезда. Удивилась, увидев меня. В руках конверт. Я спросил, куда она. Сказала, бросить его в ящик. Я ей: такое заказным надо отправлять, это делается на почте. И Кира попросила меня сделать это. На конверте московский адрес Маргариты. Я взял. И Кира поцеловала меня. Тогда я не знал, что на прощание. Она как будто вернулась домой. Открыла подъездную дверь, зашла… Я уехал, убедившись, что Кира в здравии. Не скажу, что в добром. Но я в таком ее в последнее время и не видел. — Вы сразу вскрыли конверт? — Нет, я собирался отправить его Маргарите. Но когда на следующий день пошел на почту, узнал, что Кира погибла. — От кого? — Товарищ майор, у нас маленький город. Новости разносятся мгновенно. А я, повторяю, на почту пошел. Бабушки, что там платят за квартиру и прочее, в курсе всего. — И что вы сделали? — Вернулся домой. Прочел дневник. — И что в нем? В двух словах? Мы сами изучим его, но позже. Нужна суть. — В двух будет сложно, — судорожно вздохнул он. — У Роди с Маэстро были отношения. Из-за Печерского он покончил с собой. Как и Кира, чтобы отомстить за брата. — Ничего не понял. — Вы просили коротко… — Печерский спал с мальчиком? — Непонятно. Вроде нет. Но действия интимного характера совершал. Он всех нас поглаживал, целовал, мог себе на колени усадить, хотя мы были уже не в том возрасте, когда хотят на ручки. Но мы это нормально воспринимали. Дело в том, что все росли в неполных семьях. Я только недавно понял это. Каждый из нашей могучей кучки — безотцовщина. От мамы Роди и Киры муж ушел, когда дети были совсем крохами. Отец Маргариты сел, едва ей три исполнилось, и до сих пор отбывает наказание уже за какие-то другие грехи. Марка и меня, как говорится, нагуляли. — Он с вожделением глянул на кулер. — А можно еще воды? Костя налил два стакана. Один себе взял. — А что за месть Кира придумала? — спросил он, опустошив его. — Решила инсценировать свое убийство и подставить Маэстро. Она умирала от рака. Ей оставалось всего ничего. — Вы знали об этом? — До прочтения дневника нет. Она никому не говорила. Была такой же скрытной, как брат. Я видел, что она подурнела, похудела, но решил, что это Москва из нее соки выпила. То есть не врал, когда говорил вам об этом. — Но уже знали, в чем причина. И скрывали это. Попов понурился. — Что вы сделали после того, как прочли дневник? — Поехал к Марго. Точнее, не к ней. Мы встретились на нейтральной территории. В «Макдоналдсе» за МКАД. Она живет с соседкой и дочкой, а те не любят посторонних. — У вас с Марго шуры-муры? Вы ж влюблены были в нее в юности, да? — Нет у меня ни шур, ни мур. Я просто так ляпнул. — Роман глянул на Грачева и тут же опустил глаза. — Вы меня напугали до смерти. Я и поплыл. — Вместо того, чтобы отдать мне дневник? — Мы с Марго решили, что месть Киры должна состояться. И пусть Маэстро выпутывается из того дерьма, в которое она его макнула. — Вам-то он что плохого сделал? — Марго даже к поступлению в театральный подготовил, — снова подключился к разговору Лев. — И она поступила. А в том, что не добилась ничего, нет вины Печерского. — Его Эмма Власовна Карабасом называла. А нас считала его марионетками. И она была права. Мы, даже освободившись, остались с ниточками на руках. Но за них никто не дергал, и мы превратились в хлам. Николай перестал его слушать. Он начал читать. Диалог с Поповым вел Лева. Потом в кабинет завалился Бонд. Пьяный. Это значит, он провел вскрытие трупа… А вскрывал он тело Печерского. — Ребята, у меня есть новости! — выпалил он и плюхнулся на диван. — Но я их вам сообщу только после кофе. Глава 4 Подъехали к бараку. Тому самому, в котором жил и страдал Богдаш-Бараш. — Почему тебя тянет сюда? — спросила Оля. — Ведь ты был так несчастен в этом доме… — Наверное, я хочу побороть свои детские страхи. Считается, что альпинизмом и прыжками с парашютом увлекаются те, кто боится высоты. Считай, это мой Эверест. — А тебе страшно? Алексей молча кивнул. — По тебе не скажешь. — Держусь благодаря тебе. Ты придаешь мне сил и уверенности. Мне кажется, я и в детстве не сошел с ума только потому, что у меня была Оленька. — Раевский снова обнял ее. Он все чаще проявлял эмоции, передавая их в том числе через телесный контакт. — Да еще дядя Вася. Хочу навестить его. — Но мы еще не подготовили дом к покраске. — Я просто проведаю его. И передам коробку гуманитарной помощи. — Так вот зачем ты ходил в магазин! — Да, купил консервов, перловки, хлеба. В общем, ерунды. — Леша достал из багажника объемный пакет из супермаркета. — Надо дяде Васе помочь по-настоящему.