— Как знать. — Я ее сто лет не видел. За что мне ее?… — Уверены, что сто? — Это фигура речи. Давно… Давно не видел я ее! — Факты показывают обратное. Вы контактировали с Кирой на днях, чему есть доказательства. — Но не сделал ей ничего плохого, клянусь! — Вы несколько секунд назад соврали. Зачем? — Испугался. Разве не очевидно? Вы нагрянули… — Он с ужасом посмотрел на Бонда, облачившегося в комбинезон оранжевого цвета и зачем-то напялившего на свою лысую голову камеру гоу-про. — А это кто? — Эксперт-криминалист из столицы. Лучший из лучших, — на ходу наврал Грачев. — Вызвали, чтобы поскорее раскрыть дело. У нас в Приреченске семь лет никого не убивали. Мы образцовый город. Поэтому мэр держит дело под личным контролем. — А тут правду сказал. Глава города два срока на своем посту держался и намеревался пойти на третий. — В ваших интересах с нами сотрудничать. — Папа, ничего не говори им, — кинулся к Павлу сынок. — Я юрист по образованию, я советую тебе молчать… — Ой, да какой ты юрист, — раздраженно проговорил Павел. — Отучили тебя за деньги, карьеры ты не сделал. Сам лучше заткнись. — Так мы пройдем в дом? — спросил Грачев. — Да, конечно. И поплелся к крыльцу. Николай отметил, что на Печерском кофта с рукавами. Как и в тот день, когда он явился к нему для беседы. А жарко было и тогда, и сейчас. Особенно сейчас. Температура выше, и Павел занимался физическим трудом. Вспотел, но не разделся. Почему? Прикрывает раны? Очень на это похоже. Но одну не скрыть. На щеке царапина. Но такая и в процессе бритья может появиться, если пользоваться несовременным станком. — Как ваша канализация? — спросил Коля. — Заработала? — Да. Ее прочистил мой сын, Леонид. — Могу я уборной воспользоваться? — Пожалуйста. Грачев зашел в санузел. Увидел бритвенный станок Gillette МасhЗ. У него был такой же. Пораниться можно, но не глубоко. — Я никого не убивал! — прокричал через дверь Печерский. — Тогда откуда на теле жертвы отметины, вами оставленные? — спросил Николай, покинув уборную. — Почему мной? — Павел Дмитриевич, мы к вам с обыском. Вот-вот будет подписан ордер на официальный забор биоматериала, чтобы провести анализ ДНК. Я хоть сейчас могу взять образец без вашего согласия, и вы даже не заметите этого: вырву волос, возьму стакан, из которого вы пили, ту же пилу, на которой ваш пот. Но мы все будем делать по закону. Как думаете, есть у нас основания подозревать вас? — Неоспоримые! — изрек проходящий мимо Бонд и зачем-то включил фонарь на камере. Грачеву казалось, что работает только он. — Наверное, мне нужно дождаться адвоката, — беспомощно выдохнул Печерский. — Не хотите воспользоваться помощью сына? — Нет. — Его рот дернулся. — Нужен хороший. Но на его поиски уйдет время… — Пока мы с вами можем поговорить без протокола. Да, товарищ подполковник? — Он обратился к следователю, которого тоже с собой притащили. Он был старательным, дисциплинированным, но некомпетентным человеком. Впрочем, как все в отделении. Кражи раскрывали. Зачинщиков драк находили. С убийствами тоже дело имели. Но там никакой интриги. Сбил один другого на трассе, за что сел или нет. — Помощь следствию в любом случае будет учтена, — важно проговорил коллега, усатый, похожий на мультяшного персонажа мужик по фамилии Кузякин. — Кира — дура! — выпалил Печерский. — Всегда была ею, а с возрастом еще больше изменилась. В худшую сторону, естественно. Мы с ней на самом деле очень долго не виделись. И вдруг она заявилась ко мне! Страшная, старая… — В сорок-то лет? — А выглядела на все шестьдесят. Вела себя неадекватно: требовала внимания, хотела прогуляться со мной к водонапорной башне, якобы чтоб вспомнить былое. Я отказался! — Почему? — Из-за Роди в первую очередь. Мне до сих пор больно вспоминать о том, что он с собой сотворил и где сделал это. Да и опасался я Киру. Вы бы ее видели, вела себя как одержимая. — Это она вас поцарапала? — и указал на щеку. — Да. Кинулась драться. Кардиган мне порвала. — С золотыми пуговицами, на которых выбиты якоря? — Как вы догадались? Ответом Грачев его не удостоил. Задал свой: — Где он? — Выбросил. — Зачем? Кашемировый ведь. Могли бы просто поменять пуговицы. — Она с корнем выдрала одну. Поехали петли. — Какие еще раны она оставила на вашем теле? — Больше никаких. — Могу я попросить вас снять кофту? — Нет. Я не обнажаюсь при посторонних. — Я представитель власти. И это не прихоть… — Но Печерский тряс головой. И Коля увидел небольшую проплешину сбоку. — Кира и в волосы вам вцепилась, не так ли? — Я не помню уже. Говорю вам, вела себя, как одержимая бесами. Что-то вопила. Я даже полицию хотел вызвать. — Что ж не сделали этого? — Не захотел позорить ее. Вытолкал взашей и запер дверь. А на следующий день узнал, что она погибла. И как символично — спрыгнула с той же башни, что и ее брат. — Киру столкнули. — Да кому она нужна? — Вам, например! — Это сказал Бондарев, встав напротив Печерского. Лампа на его башке начала мигать. Заряд заканчивался, но суперэксперт из Москвы решил обыграть это: — Мой сканер показывает, что на вашем теле есть раны, нанесенные потерпевшей. Глубокие и болезненные. За такое кто-то убивает. — Не я! — вскричал Печерский. — А раны что? — Он сорвал кофту — поверил в бред Бонда. — Царапины вот. От пилы такие могут появиться. — Поэтому он за нее взялся, понял Николай. — Укусила раз. Но это ерунда. Я всю жизнь подвергаюсь нападкам со стороны женщин. Одна малолетняя идиотка меня в изнасиловании обвиняла, другая, уже старая, в торговле детьми… — Эмма Власовна, — понял Николай. — Она самая. Из-за нее я вынужден был закрыть студию. Чертова старуха мне не давала работать. Мало ей было очернить меня в глазах родителей, так она еще натравила РОНО, мэрию, милицию… Вот кого бы я убил, если бы был способен на такое зверство! А не поехавшую Киру Эскину. — На месте преступления найдена ваша кровь. — Ее руки были в ней. И зубы. Но, думаю, пока она бежала к башне, сплюнула ее. — Еще в башне обнаружены ваши отпечатки. — Естественно, я же там бывал. — Двадцать лет назад? — Нет, недавно. — Но там же погиб Родион. А вам больно вспоминать о той трагедии, и место, где он самоубился, гнетет вас. Это ваши слова, между прочим, я не отсебятину порю. — Да, мои! — Он стукнул себя в грудь кулаком, и это было очень театрально. — Но я пытался бороться с собой. Когда гулял в тех краях, захаживал в башню. Поднимался по ступенькам наверх, но тут же ретировался. Потому что мне было невыносимо больно. А еще страшно! И это днем. А ночью, точнее, поздним вечером, когда Кира звала меня, я бы не осмелился… — Папа, умоляю, помолчи, — снова подал голос Леонид. — Ты можешь сделать себе хуже. Давай я буду говорить. — Ты не юрист, а кусок… — Но Павел предложение не закончил, сдержался. — Я хотел свидетельствовать в твою пользу и только. Разве ты не хотел сообщить господам полицейским о том, что я видел, как ты прогнал Киру, а потом дал тебе сердечные капли, заварил ромашковый чай, уложил в кровать и просидел рядом до утра? — Разве ближайшие родственники могут обеспечить алиби? — Да.