…Алексей подъехал к дому ровно через час. Оля вышла. В машине Раевский был один. — А где твой друг? — спросила она. — У Аленушки в гостях. — Со вчерашнего дня? — Нет, проводил, вернулся. Друг мой романтик, и если девушка ему нравится, он ведет себя по-джентльменски, очень внимательно. Поутру нарвал букет, вспомнил, что конфеты вчера купили, а так и не открыли коробку, потащил презент Аленушке. — Молодец какой. И как вам спалось? — Мне тревожно. Забывался на полчаса и вскакивал. То мне клопы мерещились, то крысы. Мешали запахи, звуки. Было холодно. И сны какие-то дурацкие одолевали. Проснулся ни свет ни заря и стал ждать десяти утра, чтобы тебе позвонить — раньше неприлично. — А что тебе снилось? — Барак. Подпол. Лаз, через который я выбираюсь на улицу и вижу высокие сосны вдалеке. История твоя, как ты верно заметила, взволновала меня. — Он притормозил у развилки, спросил, куда ехать. Оля указала. Затем проговорила: — Богдана запирали в подполе. И он выбирался через лаз, что прорыл сам. — Четырехлетний малыш? — Барак был в ужасном состоянии, он прогнил, просел. В подпол заливалась вода, она размыла землю. Он смог ее расковырять. — Что же это за тварь такая, что оставляет сына, как крысенка, в стылой, влажной яме? — Пьяница, наркоманка и, скорее всего, психически ненормальная… тварь, да… даже не буду спорить. — А соседи? Почему молчали? Надо было в органы опеки звонить, писать. — Леша, ты как будто с другой планеты свалился. До сих пор с кем-то из детей такое случается, а дело происходило в середине девяностых, когда в стране полный бардак был… — Тогда тумаков надавать ей. — Богдан не жаловался, не плакал, не кричал. Он терпел. И соседи не знали, что происходит. — Или делали вид? — Леша разнервничался. У него вспотели ладони. — Ты думаешь, я — это он? — Похож. И внешне, и энергетически. В тебе доброта. А еще сила и слабость пятьдесят на пятьдесят. Ты сбалансирован. — Так не бывает. Человек либо силен, либо слаб. — Глупости. Все мы двойственны. Я, например, умная дура. А все комики в жизни грустные. Да абсолютные злодеи есть только в комиксах и кино. — Ладно, это все философия. Давай вернемся к главному. Я — это он? — Ты же Алексей Раевский. — Да. Но я себя не помню до пяти лет. Мама говорила, что я был очень болезненным и она со мной из больниц не вылезала. На моем теле много шрамов. И они остались после операций. Маленькие на месте удаленных фурункулов. — А этот, — Оля тронула его за бровь, — откуда взялся? — Это я просто упал на прогулке и ударился о бордюр или, как говорят в Питере, поребрик. А как он появился у Богдана? — Его заперли в подполе, чтобы не мешал гульбанить. Погода стояла дождливая. Там холодно и влажно. Мальчик стащил спички, чтобы развести костерок и хоть как-то согреться. Олеся решила, что он собирается поджечь дом, как ее бабка, и избила его ремнем с пряжкой. Попала и по лицу. После чего оставила в подполе. Он выбрался, и мы пошли искать подорожник, чтобы остановить кровь. — Мы правильно едем? — Да. За последней пятиэтажкой сверни налево. Он так и сделал. И увидел частные дома, а за ними лес. — Твоя бабушка еще жива? — Увы, умерла четыре года назад. Дом мне оставила, я продала его и купила квартиру, в которой живу. Вон он, кстати, с красной трубой. А барак за ним. Он и еще два. Но Леша уже и сам видел эти убогие строения из почерневших досок. Обитаемым было только одно, крайнее. Второе смотрело на дорогу пустыми глазницами окон. Третье же почти развалилось, на нем не было крыши, а один угол будто стек в огромную яму. Очевидно, барак был построен на месте карстового провала. — Богдан жил тут? — спросил Леша. Оля кивнула. — В угловой квартире? — В одной из двух ее комнат. — У него была отдельная?… — Нет. Олесе выделило жилье государство, она не платила за него, и ей подселили соседку. Они воевали, друг у друга мужиков уводили. — Тебе об этом Богдан рассказывал? — Нет, жильцы барака судачили. Когда мой друг пропал, я тут постоянно крутилась и слышала сплетни. Раевский припарковался у завалившегося в палисадник забора среднего барака. Выбрался из машины. Оля чуть позже — никак не могла отстегнуть ремень. Пока она возилась, Леша успел дойти до второго подъезда крайнего барака. Встав перед дверным проемом, опустил голову. Оля подумала, что он что-то увидел под ногами. Но когда подошла к Алексею, оказалось, что его глаза закрыты. — Я помню это место, — сдавленно проговорил он. — И запах… Оля повела носом. — Кошачьей мочи? — Гнилой картошки. Его она не уловила. А Леша продолжил: — В подполе был сундук для овощей. В нем она хранилась. Но недолго, потому что из-за влажности начинала прорастать и портиться… — Он открыл глаза и зашагал к проему. Зашел в барак. Доски пола под ним заскрипели. А одна треснула. Но Алексея это не остановило. Он двинулся дальше, пока не достиг единственной уцелевшей двери. — Богдан не тут жил, — сказала Оля. — Знаю. Но там кто-то есть. — И постучал. За дверью тишина. — Нет там никого, — не смолчала Оля. — Есть. — С чего ты взял? — Пахнет супом из консервов в томате. Оттуда, — и указал на дверь. — Если бы какой-то бомж захотел найти приют, он занял бы одну из квартир соседнего барака. Он в лучшем состоянии. Леша мотнул головой и снова постучал. Уже громче. — Эй, откройте! — крикнул он. — Если этого не сделаете, гуманитарная помощь в размере пяти тысяч рублей пойдет кому-то другому! И тут свершилось чудо, дверь распахнулась. На пороге стоял дед. Седой и сгорбленный. — Здравствуйте, — поприветствовал его Леша. — Деньги давай. — Дед выпростал сухую ладошку, покрытую болячками. — Как вас зовут? — Дядей Васей. — Точно, — закивал головой Раевский. Оля не понимала, что происходит. — Дядя Вася дом покрасит? — И побелит, — улыбнулся беззубым ртом старик. — Знаешь меня?