— Осторожно, лирелей! “Как будто от лирелей здесь что-то зависит!” — мысленно проворчала я. А он стащил обувь с моих ног. Скучные форменные туфли одна за другой упали поверх нижнего белья — личного, дорогого сердцу и бюджету. Для некоторых нет ничего святого! Полыхнул серебром защитный контур вокруг горки моих вещей. — На всякий случай, — пояснил он, отрезая меня от гипотетических не обнаруженных им сильномогучих артефактов. И потянул нить парализующих чар, возвращая мне подвижность. Меня качнуло от неожиданности — и темный заботливо придержал меня за бедра, не дав мне упасть, и, не задерживаясь, потянул вверх край нижней рубашки. Тонкий шелк потек по телу, и я послушно подняла руки вверх — договор есть договор. Волосы черным водопадом упали из горловины на спину, на голые ягодицы, рассыпались волнистым после косы пологом. Темный, проводив завороженным взглядом этот поток, поймал на долю мгновения мой взгляд… “Ну, теперь-то точно всё!” — подумала я, и мой взгляд против воли метнулся к широкой кровати. А эльф ухмыльнулся и ме-е-едленно наклонился к моей груди. Когда теплые губы коснулись нежной кожи, внизу живота что-то тревожно екнуло. Сейчас, без ткани, без стиснувшего грудь корсета, это ощущалось совсем по-другому. Поцеловал. Тягуче протянул языком горячий след до самой ареолы… Коснулся кончиком языка соска — и тот моментально затвердел, собравшись в горошину, и вокруг него тут же сомкнулись губы. Бесстыжие, не знающие приличий губы. Это было неожиданно. Это было ярко. Это было… Невыносимо. Пока я ловила ртом воздух, темный подлец переключился на вторую грудь, бесчестно и коварно укусил доверчиво открытую округлость, и это оказалось изумительно. Током, огненными стрелами ударили во все стороны новые ощущения. Я стиснула кулаки. Сжала зубы. — Ну же, лирелей, — со смешком укорил меня мерзавец. — Так вы на избавление от смертной казни не заработаете! Дыши, Нэйти. Дыши. Темный коснулся места укуса языком, нахальным и гладким. Зализал его. Взял в рот второй сосок. Мысленный мой крик застрял в глотке, не вырвался наружу — но только до тех пор, пока эта темная сволочь не принялась посасывать свою добычу, то нежно, то грубо, то прикусывая, то перекатывая губами. Я не кричала, нет. Я забыла, как дышать — где уж тут кричать-то? Мужские ладони коснулись моих лопаток, и я вдруг поняла, что до этого он касался меня только губами. Ртом. Что ж, зато теперь руки были везде. Гладили плечи, скользили по спине, сжимали ягодицы и бедра. И грудь, да. Когда он добрался до неё еще и руками, я с ослепительной ясностью поняла, что просто сойду с ума от перегрузки ощущениями. Осознала это, смирилась, приняла — и отдалась этому бурному потоку. И ухватила полностью одетого темного за плечи. Ну, рехнусь — и рехнусь. Зато получу от этого удовольствие. И мои ладони на мужских плечах словно стали сигналом, знаком темному: подхватив меня на руки, он в один шаг оказался возле кровати. Покрывало взлетело, словно гигантская рыба-скат, взмахнув мантией — и меня бережно опустили на белоснежную гладь постели. Его рот смял мои губы — и первый поцелуй был неторопливым, смакующим, осторожным... А моя первая мысль — “Так вот ты какая, знаменитая эльфийская меткость! После получаса попыток он-таки сумел найти цель!” А потом мне стало не до ехидства, даже мысленного: разведка закончилась, и захватчик настырно устремился в глубь завоеванных территорий… Напористые, голодные движения. Легкие укусы и волнующие касания. О да, хотя бы в этом мне повезло: этот мужчина явно умел обращаться с телом. И не только своим. Голова шла кругом, и я погружалась в это чувство с упоением: нет сокрушительного провала, не нужно придумывать, как спасать ситуацию. Нет и не будет никакого завтра — есть только здесь и сейчас, и это восхитительное головокружение. Я так устала барахтаться. Я хочу плыть по течению. Мне это нужно — хотя бы для того, чтобы набраться сил. И течение не подвело: оно всё набирало ход. Темный раздевался, не отрываясь от своего увлекательного дела. Улетел в сторону камзол — а его хозяин проскользил ладонями и губами до моей груди. “Ветер снова сбил эльфийскому стрелку прицел!” — сострила я на остатках ехидства и снова забыла напрочь обо всем, потому что губы… Руки! Потому что это, оказывается, просто безумно приятно, когда так трогают и так ласкают грудь. Он приподнимает голову, смотрит на меня в упор, напряженно щурится — зрачки вдруг вытягиваются иглой — и тонкие лучи света, расчертившие пещеру-спальню, неожиданно складываются в новый узор. И скрещиваются на кровати. На нас: на мне — и на нем. Так стыдно! Но так красиво… Рубашка — прочь. И мой живот, ставший жертвой темной интервенции (о-о-о, какой жертвой!), сжался и напружинился — потому что горячие губы. И язык. И… и... И не трогай пупок!.. О, проклятье с тобой, делай что хочешь! И в перекрестье лучей лунного света мне видны темноволосая макушка, кусочек острого уха и широкие плечи. Видны недолго: он делает с животом что-то такое, от чего я выгибаюсь в спине против воли, голова запрокидывается, а зажмуренные глаза — кажется, закатываются. Что там и куда улетает из его одежды дальше, я не знаю и не смотрю: я вся в этих невероятных ощущениях и в попытках их принять и осознать. Это так упоительно, что я слишком поздно понимаю, куда именно скользит по моему телу эта эльфийская сволочь. “Нет! Не надо меня там целовать! Там не целуют! Не сметь!” — как бы говорят темному мои брыкающиеся ноги, и он с тихим щекотным смешком уступает. Только для того, чтобы опуститься на меня сверху. Лицо к лицу, грудь к груди — ну и дальше, что там ниже… И удивительное дело! Там, на полу, мы были разных размеров: он выше, я мельче. А здесь, в постели — исключительным образом совпали. И всё сошлось. И всё везде отлично прилегло. И я осторожно, сама не веря до конца, что это делаю, кладу ладони на его плечи. Они странные, они не гладкие под руками, и я чувствую какие-то как будто мелкие шрамы и линии, но очень быстро отвлекаюсь. Потому что это неважно. А важно то, что его колено в этот момент разводит мои бедра. И он прижимается к моему животу и тому, что ниже — своим животом. ...и тем, что ниже. Прикосновение гладкое, нежное, шелковое. Его ладони — на моих бедрах, и мои ноги широко разведены и приподняты в коленях, а прикосновения уже не прикосновения, а легкие, быстрые толчки, задевающие какую-то невероятно чувствительную точку и отдающиеся внутри чем-то новым, голодным... А затем, не дав мне до конца погрузиться в анализ этих ощущений, он входит одним движением до конца. Это не то, чтобы больно, хоть я и ждала, готовилась. Это… странно. Я не понимаю, нравится мне или нет. Темный замирает ненадолго, а потом начинает двигаться — напористо и упруго, и чувство тесноты постепенно исчезает, сменяется ощущением влажности, твердой плоти у меня внутри, скользящим движением… Я прислушивалась к себе, стараясь отвлечься от неприятного и сосредоточиться на том, что нравится. И нравилось мне все больше. Все сильнее. Горячо. Ярко. Как будто фиолетовая и серебряная Вселенная. Как будто Бездна дышит голодом. Как будто каждая мышца во мне молит и кричит: еще! Приди! Я не знаю, что должно прийти, но мне нужно это как можно скорее. И я вгоняю ногти в спину мужчины, и кто-то из нас требовательно стонет — и это точно не он. И я двигаюсь ему навстречу, отчаянно торопясь туда, где серебряные и фиолетовые галактики порождают новые миры. “Быстрей! Быстрее!” — мои руки еще сильнее впиваются в жесткие плечи. И он спешит. Толкается внутрь меня. Трется. Скользит. Чтобы в какой-то невыносимо прекрасный момент мир замер. Остановился. Не только этот — все на свете миры. А потом рухнул и разбился на осколки. Фиолетовые. Серебряные. Ослепительные. [1] Умение ходить между Гранями — одна из ветвей порталостроения, характерная именно для темных эльфов. В своем замке, с которым эльф тесно связан кровью, он может перемещаться от места к месту мгновенно и на минимуме личных сил. [2] Эльфийское обращение к инородцам. Между собой они используют иные обращения. Ренсали — к тому, кто ниже статусом. Эраро — к равному. Вериалис — к тому, кто выше.