ну и напоминаю, что до 2к лайков и бонусной главы осталось совсем немного, можно сделать себе подарок на новый год) Интерлюдия 3 Лондонская биржа в это обычное в общем-то утро понедельника гудела как растревоженный улей. И в кой это веки данное сравнение действительно было не далеко от реальности. Основной темой для обсуждений стала вышедшая на выходных большая статья в «Таймс», с перепечаткой материала из русской «Правды». Британские газетчики даже напечатать фотографию не постеснялись по новомодному русскому методу, хотя ранее все время отказывались покупать у тех технологию, говоря, что это им не интересно. На фотографии — несколько размытой и страдающей от недостатка контраста по меркам будущего, но весьма приличной по меркам начала 19 века — был изображен регент Российской империи Николай, с улыбкой смотрящий прямо на читателя, а рядом с ним сложенная из больших слитков гора — ну горка, если честно, как ни крути, золото очень тяжелый химический элемент — металла и табличка внизу «первые 100 пудов». В пояснениях к данной фотографии газетчики указывали что в Петербург была доставлена первая добытая на Аляске сотня пудов — в скобочках для незнакомых с русскими мерами веса редактор услужливо перевел в привычные фунты: 4000 фунтов — американского золота. На самом деле золотишко мыли много где, и ничего в этом не было странного или удивительного. Что бы там кто не говорил, а метал этот встречается не так чтобы очень уж совсем редко. Начиная с времен легендарного Ясона плававшего за золотым руном куда-то на восток Черного моря, заканчивая золотыми караванами из Нового Света. Сложнее, собственно, придумать часть света, где бы презренного металла не было бы вовсе. Однако лондонских дельцов взволновало другое. Совсем другое. — Ну вы слышали, Уильям, — махая зажатым в кулаке свежеотпечатанным экземпляром газеты, Грейг тяжело упал на услужливо отодвинутый лакеем стул. — Вы видели котировки их акций? Ах если бы знать еще вчера, можно было бы на одной сделке сделать целое состояние. — Это да. — Названный Уильямом, господин Джонсон только поморщился и кивнул. Во-первых, его в данный момент больше занимала запечённая вырезка, лежащая перед ним на тарелке, а во-вторых за прошедшие полпонедельника подобных разговоров он слышал уже несколько десятков. Впрочем, ради справедливости, нечасто так случается, что стоимость акций какой-то компании за сутки увеличивается в двадцать раз. Во всяком случае конкретно он на своем веку такого припомнить не мог совершенно точно. — Как они смогли втереться в доверие этому восточному сфинксу? Удивительно! И ведь еще в пятницу об этой конторе вообще не знал практически никто. Ради справедливости опять же, это было не совсем так. «Североамериканская торговая и промышленная акционерная компания» была основана лет шесть примерно назад и занималась в основном перевозками, имея в собственности несколько больших судов океанского класса. Ну и остальным по мелочи: добычей полезных ископаемых на американском континенте — именно их корабль привез первый груз чилийской селитры в Лондон, — пушниной и другими не слишком крупными и не слишком громкими делами, ничем в общем-то не выделяясь среди сотен подобных предприятий, представленных на главной бирже планеты. — Ладно, я все понимаю, но почему он согласился на такие грабительские условия? Всего четверть от общего объема добычи. Это же чуть больше чем ничего? — Сделав пару глотков принесенного официантом виски и быстро оформив заказ, Альфред Грейг продолжил разоряться уже чуть менее эмоционально. — Аляска — это очень далеко от цивилизации, мой друг, — покончив с вырезкой и перейдя к дижестиву, задумчиво ответил собеседник. — Мы сидя тут, в столице мира, с трудом можем себе представить, сколько может вообще стоить обустройство промышленной добычи золота в тех далеких и холодных краях. Сколько реально этот самый Дюплесси кладет себе в карман. Не исключаю, что пока они вполне могут работать себе в минус. Имя канадского француза, по иронии судьбы являвшегося главным руководителем и мелким акционером «СТПАК» в один день так же стало знаменитым. Во всяком случае именно его газетчики выставили главным отцом случившегося триумфа. — Справедливо, — вынужден был признать Грейг. — Нанять суда, закупить инструменты, оборудование, провизию, найти где-то людей… — Ну с этим-то проблем не будет, — усмехнулся Джонсон. Термина «золотая лихорадка» пока еще не существовало, а вот само явление уже — вполне. Желтый металл во все времена имел над людьми по-настоящему мистическую власть и притягивал авантюристов всех мастей не хуже магнита. Пока на Аляску еще ехать никто не торопился, тем более что получившая монопольное право добычи золота в Русской Америке компания сразу заявила, что не потерпит сторонних старателей и даже попросила регента выделить для охраны тех мест тысячу казаков, обещая их вооружить, снарядить и перевезти на американский континент за свой счет. Николай, что характерно, тут же согласился. — И поэтому именно сейчас была слита информация о добыче золота, — задумчиво пробормотал Грейг и сделал еще один глоток виски. — Звучит разумно, впрочем, не думаю, что там могут быть такие затраты, которые нельзя было бы перекрыть двенадцатью тысячами фунтов золота. Семьсот пятьдесят тысяч фунтов стерлингов за первый год добычи! И очевидно, что дальше будет только больше! По информации газетчиков из «Таймс» между «СТПАК» и «РАК», которая считалась номинальным владельцем тех земель — при этом регент российской империи совершенно случайно оказался чуть ли не главным акционером «РАК», такое вот совпадение — было заключено соглашение о том, что русским достается четверть всего добытого золота вне зависимости от понесенных американцами затрат на его добычу. Плюс империя имела право на преимущественный выкуп желтого металла по курсу Санкт-Петербургской биржи на момент оформления сделки, остаток же золота американская компания могла пускать в оборот по своему разумению без согласования с правительством в городе на Неве. С одной стороны условия можно было назвать грабительскими, но с другой — поди еще добудь то золото в условиях сурового климата, да еще и находясь на расстоянии тысяч километров от ближайшего приличного города. Не считать же русские городки и крепостицы, во множестве выросшие за последние годы по тихоокеанскому побережью Америки с населением в несколько сотен, в лучшем случае — пару тысяч человек, в действительности городами. — Однако нужно дождаться реакции нашего короля и правительства на такие новости, — продолжая оставаться на позициях разумного скепсиса, заметил Джонсон, — граница в тех краях между территорией, принадлежащей русским и землями, которые считают своими наши компании весьма эфемерна. Вернее, ее просто нет, по факту. Ранее в том, чтобы лезть в глубь континента и ставить посреди безлюдной пустыни пограничные столбы смыла не было. Теперь все может измениться. — Да ладно вам, Уильям, — отмахнулся Грейг. — Не думаю, что лорд Каннинг полезет ссориться с русскими из-за такой мелочи. Слава богу у нашего флота есть куда приложить свои усилия с очевидной выгодой и без необходимости ссориться с русскими. Тем более, что отправка в те места хоть сколько-нибудь серьезной эскадры встанет в такой пенни… Нет парламент этого точно не одобрит. Тем более сейчас. После смерти графа Ливерпула, овеянного славой победителя Наполеона, многолетнее доминирование тори в парламенте, судя по всему, стремительно катилось к своему логическому завершению. Пришедший на смену занимавшему эту должность пятнадцать лет подряд предшественнику, Каннинг виделся обществу политиком откровенно слабым, и на человека способного повести за собой страну откровенно не тянул. Мало кто сомневался, что Каннинг был фигурой исключительно переходной, и понятно, что затевать ссору с самым мощным континентальным государством, с которым только недавно удалось наладить сносные — относительно — отношения, никто желанием не горел. Ведь всегда оставался фактор Франции, которой хоть и щелкнули по носу, указав на ее место в Мюнхене, однако полностью клыки не вырвали. Полноценный союз Парижа и Санкт-Петербурга все так же виделся в Лондоне худшим из возможных кошмаров. — А вот я думаю, что такой вариант вполне возможен, — покачал головой Джонсон. — Думается мне, что это будет прекрасно отображено в виде соответствующего роста или падения курса акций «СТПАК», — хохотнул Грег. — Наш парламент — это не императорский дворец. Если будет приниматься решение о выделении средств на отправку эскадры к Аляске, удержать информацию в тайне точно не выйдет, и акции этой компании тут же рухнут. — Вполне вероятно, — согласился менее эмоциональный собеседник. Он позвал официанта и попросил счет. Впереди была еще половина рабочего дня, у деловых людей Сити времени на полноценную сиесту по типу испанской просто не было. История же с золотом имела продолжение. Очевидно, что добыть презренный металл — это только полдела, гораздо интереснее, куда эти деньги потом американцы собирались вкладывать. Кое-кто всерьез рассчитывал, что всю полученную с аляскинского золота прибыль великодушно раздадут акционерам в виде дивидендов, но серьезные люди понимали, что так дела не делаются. И надо признать, что «СТПАК» и лично господин Дюплесси их не разочаровал. Уже в конце 1827 года было объявлено о создании «акционерного общества Никарагуанского канала», и все прибыли от добычи золота американцы собирались направить на рытье канала на перешейке, который позволил бы существенно сократить путь из Европы к Тихоокеанскому побережью Америки, Японии и Дальнему Востоку России. Уже был заключен договор с Мексиканской Республикой, по которому будущий канал должен на сто процентов принадлежать новосозданному акционерному обществу, а то в свою очередь будет выплачивать регулярный фиксированный платеж в золоте в пользу недавно получившего независимость от Испании государства. Собственно, такой сговорчивости правительства в Мехико никто и не удивился, республике хронически не хватало денег, и даже небольшой, но регулярный «золотой» доход мог кардинально повлиять на стабильность кабинета Гуадалупе Виктори. В лучшую естественно сторону. Это сообщение и вовсе подбросило стоимость акций «СТПАК» и новосозданной «АОНК» прямо в небеса. Если брать стоимость акций американской компании в 1826 году, когда о такой фирме слышали в лучшем случае редкие профессионалы, то к 1830 она выросла в пятьдесят четыре раза, показав просто небывалый взлет. Ценные бумаги компании очень быстро начали котироваться на лондонской бирже примерно на одном уровне с таким мастодонтом — ну все же поменьше, но если сравнивать «хайповость», как сказали бы в будущем, то вероятно американцы тут уделали бы всех — как Британская Ост-Индская компания. В большую знаменитость превратился и сам Дюплесси. Он стал регулярно появляться на таких приемах, куда раньше обычному нетитулованному дворянину — вроде бы Дюплесси был и родом из мелких французских шевалье, естественно проверять это никто не торопился — вход был настрого заказан. Дошло даже до того, что в ответ на заказ на верфях города Росток, пребывающих в откровенно плачевном состоянии и готовых взяться за любой контракт, десяти больших трехтысячетонных транспортников для перевозки грузов в Никаргуа, король Пруссии наградил Дюплесси баронским титулом. Случай хоть и не уникальный, но весьма показательный сам по себе. Большую роль в имидже «СТПАК» сыграла постоянная подпитка новостями из газет. Американцы позиционировали себя как максимально публичную и открытую компанию, поэтому регулярно выходили заметки то о добычи золота, то начале разметки трассы будущего канала, то о каком-нибудь благотворительном взносе, сделанном лично его милостью бароном Дюплесси в Англии, Пруссии или России. Публиковались как максимально красочные ежедневные достижения — типа ввода в строй новой более продуктивной драги, оснащенной паровым двигателем аж на триста лошадиных сил производства Санкт-Петербургского машиностроительного завода, — так и мелкие, забавные неудачи — как транспортник со странным названием «Желтый кек» наскочил на мель у берегов Аляски, но был спасен героическим действиями экипажа, — с которыми работники «СТПАК» регулярно справлялись. Если бы в начале тридцатых годов выходил журнал «Time», выбирающий человека года каждый декабрь, то барон Дюплесси без сомнения мог претендовать на эту роль сразу несколько лет подряд. Глава 20 В середине 1827 года я вновь неожиданно для себя почувствовал последствия изменений истории, связанных непосредственно с моими действиями. Резко обострились отношения между Австрией и Пруссией. Причина тут была проста и банальна: оба государства претендовали на господство над всеми относительно независимыми германоговорящими королевствами. Причем, если для Австрии это был вопрос престижа и возврата пошатнувшегося во время Наполеоновских войн имперского статуса, то для Пруссии это был вопрос экономического выживания. В этом варианте истории Пруссия не получила богатые и самые развитые в промышленном плане западногерманские земли и банально не вывозила набранные за прошедшие годы кредиты. Королевство задыхалось от недостатка рынков сбыта свой продукции и нехватки внешних инвестиций. При этом остальные европейские страны, которые могли бы стать третьей стороной конфликта — Англия, Франция, Россия и даже, прости господи, Испания были заняты более интересными вещами нежели начало новой общеевропейской бойни. От прошлой еще не отошли. Поначалу казалось, что это размолвка между двумя главными германскими государствами имеет чисто сиюминутный и экономический характер. Что дальше обмена дипломатическими нотами и ужесточения тарифной войны дело не пойдет. Но рано утром 12 августа меня подняли с постели панической телеграммой из Берлина о том, что Австрияки мол начинают скрытую мобилизацию войск и постепенное выдвижение их на север к границам Пруссии. Война была пока не объявлена, но, судя по всему, дело к этому неумолимо шло. Тут надо немного объяснить насчет соотношения сил. К 1827 году население Пруссии едва-едва перевалило за 10 миллионов человек, армия мирного времени королевства насчитывала примерно 120 тысяч и еще тысяч двести Берлин мог теоретически призвать из резерва. Если бы у северо-восточных немцев было, чем вооружать всю эту толпу. С лишним оружием у пруссаков были огромные проблемы. После окончания наполеоновских войн Пруссия была по уши в долгах, на погашение ранее взятых кредитов уходило до половины бюджета королевства, и на содержание армии последние несколько лет просто не было денег. Фридрих Вильгельм посчитал видимо, что время постоянных войн закончилось, и начал усиленно вкладываться в экономику, даже не закончив перевооружать армию на нарезные штуцера. Большая нехватка была и в артиллерии, про флот и говорить нечего, его у Пруссии просто не было, впрочем, именно флот в этот момент был последней проблемой волнующей короля в Берлине. Австрия в свою очередь могла похвастаться населением в примерно 26 миллионов человек и армией мирного времени в 250 тысяч штыков и сабель. Ну и по резервистам австрийцы тоже значительно обгоняли своих соседей. Плюс экономическое состояние Вены было гораздо более благоприятным как раз за счет проникновения на немецкие и итальянские рынки, а армия полностью перевооружена на современное — относительно конечно, ничего близкого по уровню к винтовке Маркова они, понятное дело, не имели — оружие. В общем, соотношение сил было совсем не в пользу Пруссии, и тон присланной из Берлина телеграммы отлично отображал мнение самих пруссаков насчет своих перспектив в войне, буде она все-таки начнется. Теоретически нам — Российской империи — от столкновения двух Германий было не горячо не холодно. Наоборот всегда можно было погреть руки на чужой войне: выгодно расторговаться оружием, продовольствием, лошадей второго сорта продать по цене первого, тут все понятно. Однако были и нюансы. Во-первых, Фридрих Вильгельм торчал нам вполне солидную сумму денег, и Россия была заинтересована в том, чтобы он в итоге смог ее выплатить. Во-вторых, моя жена была прусской принцессой, и мне было бы достаточно сложно объяснить ей, почему я сижу и ничего не делаю, когда уничтожают ее родину. Ну и в-третьих, лично у меня и российского бизнеса в целом в последние годы образовалось не мало интересов в Пруссии: земельных владений, кое-каких производств, а также сети оптовых представительств занимающихся сбытом продукции моих заводов, расположенных в России, и все это терять совершенно не хотелось. С другой стороны, и помогать соседу забесплатно я тоже не собирался. В итоге после короткого, но интенсивного обмена телеграммами, я плюнул на это дело, прыгнул на «Суворова» и под всеми парами двинул в Штетин, а оттуда в Берлин. Пытавшуюся увязаться со мной Александру я мягко, но не допуская возражений оставил в Питере. — Прости солнышко, но не в этот раз, — покачал головой я, одновременно раздавая десятки распоряжений как относительно поездки, так и относительно текущих столичных дел. — Но почему? — Немного обиженно нахмурилась жена, привыкшая уже кататься во все поездки со мной. Ну когда ее здоровье это позволяет, конечно. — Потому что, извини уж за прямоту, мне придется вести с твоим отцом весьма жесткие переговоры, — я подошел к Александре, обнял и чмокнул в хорошенький носик. — Я предлагал Фридриху Вильгельму военный и таможенный союз еще несколько лет назад. Он отказался, посчитав это ниже своего достоинства. Мол в данном союзе Пруссия может быть только «младшим партнером», что на самом деле не далеко от истины. Банально потому что Россия по площади больше раз примерно в сто, по населению примерно в шесть, а по годовому бюджету — в четыре с половиной. И вот теперь, когда прижало, он, видимо, уже готов на что-то согласиться. Вот только теперь я в свою очередь не готов договариваться на старых условиях, сейчас они будут жестче. Ничего тут не поделаешь, в отношениях между государствами нет места благотворительности. — А я-то тут при чем? — Приподняв бровь задала вопрос женщина. — А если ты будешь со мной, твои родичи обязательно попытаются надавить на меня через мою семью. Тебя окружат толпой родни, которая начнет простить повлиять, уговаривать выставить требования помягче и так далее. Тебе самой будет очень некомфортно, поверь мне. Ты попробуешь просить меня, я упрусь, отстаивая интересы империи, мы поссоримся. Зачем, спрашивается, это нужно? — Ладно, — шмыгнула носом Александра, — верю. Ты у меня самый умный. Но следующий раз возьмешь меня с собой. — Договорились, — кивнул я, в душе неимоверно радуясь, что мне в жены досталась такая спокойная и разумная женщина, не склонная думать эмоциями и впадать в истерики. Впрочем, возможно, тут во многом играло роль мое влияние на жену. То, что я всегда — в эти времена такое бывало не так уж и часто — относился к Александре, как к равной, и даже приставил к интересному и полезному делу. Все лучше, чем сидеть во дворце и общаться только с такими же курицами. Приобщение к государственному управлению — а Александра вполне уверенно тащила на себе немалую часть работы в Министерстве Просвещения — явно пошлой ей на пользу. До Штетина из Петербурга добежали за четверо суток. И это с учетом догрузки углем в Мемеле. Феерическая скорость, обычно — при плавании под парусом — подобный путь занимает в лучшем случае неделю, и это при условии наличия ветра, ну а без него путешествие может растянуться вообще на неопределенный срок. Еще чуть больше суток понадобилось чтобы добраться от главных морских ворот королевства до столицы. Немцы, насмотревшись на восточного соседа, начали недавно строить железную дорогу Берлин-Штетин с идеей потом продолжить его до Данцига и Кенигсберга, однако пока дело продвигалось вперед не шатко ни валко. Своих денег не хватало, а пускать к себе в огород англичан или французов Фридрих Вильгельм справедливо опасался. Встретили нас — я с собой в поездку взял военного министра и министра финансов, ну плюс чиновников помельче и всякой свиты было человек, наверное, тридцать — в Берлине нервно. На въезде в столицу встретил сам король, с конвоем из солдат «моего» 6 кирасирского полка. Будучи шефом прусских кирасир, я не так давно выслал им штампованные хромированные кирасы, поэтому кавалеристы выглядели на фоне остальных гвардейцев просто ослепительно. Сама встреча нас королем, с какой стороны не посмотри, была немалым нарушением протокола. Я все-таки пока был только наследником, а не императором, а значит в иерархической лестнице стоял ниже Фридриха Вильгельма. Впрочем, когда воздух буквально наэлектризован в ожидании первых раскатов надвигающейся войны, вопросы протокола очевидно отходят на второй план. — Я рад тебя видеть Николай, — Фридрих Вильгельм пригласил меня к себе в карету и дальше в сторону дворца мы поехали только вдвоем. Видимо король хотел прощупать меня один-на-один, резонно считая меня человеком не столь опытным в международной политике и соответственно потенциально подходящим кандидатом на «продавливание». — Сама новость об отъезде делегации из Петербурга в Берлин немного затормозила Вену. Франц явно не ожидал, что ты откликнешься на наш призыв о помощи так быстро. «Ну да, не ожидал», — мысленно хмыкнул я. — «Посол фон Фикальмон, которого Меттерних явно не просто так отправил заранее в Питер, очень настойчиво просил об аудиенции и потом пытался выяснить, на каких условиях Россия согласиться закрыть глаза на маленькую победоносную войну, планировавшуюся в Вене». Австрияк начал намекать на возможность продолжения совместного «курощения» османов, у которых и так дела шли совсем неважно, и даже на возможность поднятия православного креста над Софией. Конечно же я так ему и поверил, ага, держи карман шире. Мы возьмем Царьград тогда, когда сами пожелаем, и разрешения Вены на это Петербургу не требуется. Мой же ответ, что в любом случае Россия не потерпит пересмотра границ, австрийскому послу явно не понравился. В общем, австрияку оказалось банально нечем меня покупать, и даже намеки на возможные территориальные уступки в Галиции в обмен на возврат Австрией Силезии и возможно еще пары «Кемских волостей» меня тоже не соблазнил. Галицию мы тоже возьмем, когда захотим, хоть последнего я послу конечно же и не говорил. Не договорились мы с австрийцами, поэтому они и затормозили в задумчивости. — Мы, конечно, тоже начали призыв резервистов, но нам остро не хватает оружия. Англичане требуют золото здесь и сейчас, представляешь? Одна надежда на тебя! — Продолжал тем временем пруссак строить из себя бедного родственника. И с такой простотой это было произнесено, что я даже немного охренел. То есть он еще и жалуется, что сначала побежал покупать штуцера не у меня — хотя я давно предлагал тестю поставить оружие для его армии — а у островитян, а те пользуясь моментом ему заломили невыгодные условия. А Коля-дурачок типа должен по-родственному бесплатно прусскую армию вооружать? И хорошо бы потом про долги вообще забыть? Херня какая-то! В общем, не стал я ничего тестю отвечать дабы не показать своих истинных намерений, просто сидел, кивал и смотрел в окно. Тревожность в прусской столице была видна даже при беглом взгляде, впрочем, возможно это я уже себя сам накручивал. Но то, что по улицам Берлина туда-сюда сновало множество военных, причем не офицеров, а именно солдатских команд, было видно невооруженным глазом. Во всю шел призыв резервистов. На острове Шпрееинзель нас встречала построенная ровными рядами гвардия — мне никогда не понять их любовь в шагистике — и кажется весь высший свет Берлина. Появление русского наследника вызвало шквал восторженных криков, реакция была настолько бурная, что я даже немного смутился. Как оказалось — не зря, но это я выяснил чуть позже, пообщавшись на второй день с русским послом в Берлине Давидом Алопеусом. Тестюшко толи случайно то ли специально пустил в газеты слух, что русский регент едет в Берлин для заключения военного союза против Вены. Вероятно, он рассчитывал, что я не смогу после этого обмануть ожидания целого города, и меня будет легче — читай с меньшими потерями для себя — уговорить на союз. Ну или просто на австрийцев давил таким образом. — Господа, — нас выдернули на первый раунд переговоров буквально через три часа после торжественной встречи, дав время только на то чтобы перекусить, помыться, переодеться и немного прийти в себя после пятидневного пути. Вообще тут так обычно не делали, но ситуация была действительно срочной, поэтому я возмущаться не стал. — Я хочу сразу обозначить позицию России, дабы в дальнейшем между нами не было недопонимания. Мы не видим для себя причин ввязываться в возможный внутригерманский конфликт между Австрией и Пруссией. Безусловно я лично, и император меня в этом поддерживает, против любых войн в принципе, и в данном случае мы предпочли бы сохранить теплые отношения с обоими государствами.