— Неплохо, — усмехнулся в трубку Равик, — Борис будет неприятно удивлен. — Да ладно тебе. Нет такой ситуации, из которой наш общий друг не найдет себе лазейку. — Не скажи. Кэти его все-таки прищучит, — в голосе редактора звучало уважение. — Он будет выглядеть идиотом, если попытается отделаться общими фразами, и конченым негодяем, если будет отвечать правду. Значит, ему придется лгать ей в лицо. Гловер пожал плечами. Лгущий Борис Мелвилл был явлением совершенно обыденным. Вот честного Бориса Мелвилла можно было бы показывать публике за деньги. — И что ему помешает? — Девочка раскопала кое-что интересное. Если это интервью увидит свет, конкуренты Мелвилла на выборах сразу бросятся проверять ее фактаж и наверняка что-нибудь да и обнаружат. Александр быстро соображал: он не собирался идти на открытый конфликт и потому перед печатью отправит материал Борису. Но откажет ему в авторизации и не позволит вычеркнуть неудобные вопросы. И тогда Мелвилл будет уже заинтересован в том, чтобы интервью вообще не увидело свет. А затем они поторгуются. — Думаю, он будет в бешенстве, — за этим утверждением слышался незаданный вопрос. Да, в последнее время Борис часто стал терять над собой контроль. Драться пока не пытался, но свою прежнюю расчетливую и холодную язвительность утратил напрочь. Гловер несколько раз становился свидетелем конфликтов, когда лицо Мелвилла багровело от притока крови, а белый воротничок глубоко врезался в раздувшиеся от напряжения мышцы шеи. Это был какой-то новый Борис. Ясно было одно: он перешел некую невидимую для остальных грань, и теперь никто не знал, чего следует от него ожидать. Кэти с ее неожиданными вопросами могла подействовать на него, как красная тряпка на быка. Густав умел понимать друга без слов: — Пожалуй, я ее подстрахую. * * * Надо отдать Кэти должное, она тоже подстраховалась, как могла. Сидя в углу бара с газетой и чашкой кофе, Равик ухмылялся деловитому виду, с которым Эбби Куинлан расставляла перед Кэти бутылки с водой и стаканы. Мисс Эванс явилась на встречу со своим личным ассистентом (три раза «ха»), ведь она стала такой важной птицей. Вот собирается брать интервью у будущего мэра Лондона, например. Было не очень удобно, что все происходящее за столиком в глубине зала Густав мог наблюдать лишь в большое зеркало за спиной бармена, но зато и его никто не видел. Первые полчаса, по его расчетам, можно было не волноваться. Так оно и было: Мелвилл улыбался, кивал, даже пару раз наклонился вперед, чтобы кончиками пальцев коснуться запястья Кэти. Видеозапись не велась, а девушка выглядела такой безобидной и беспомощной, что Борис позволил себе расслабиться. Зря, как вскоре выяснилось. Какой-то из вопросов Кэти заставил Мелвилла резко выпрямиться и сглотнуть воздух. В этот момент он был похож на окуня, обнаружившего крючок в только что проглоченном червяке и осознавшего, что этот крючок вот-вот у него вырвут вместе с желудком. Равик отложил газету и отодвинул соседний стул, загораживающий ему проход. Зато Кэти улыбалась все так же простодушно, а Эбби по-прежнему деловито строчила в большом блокноте с желтыми листами. В следующие пятнадцать минут Борис убрал крепко сжатые кулаки под столешницу и цедил ответы сквозь зубы. Кэти, заканчивай, мысленно попросил девушку Густав. Я ведь могу и не успеть. Мелькнувший в зеркале силуэт мужчины в темном пиджаке, позволил ему с облегчением перевести дух. Гловер собственной персоной приблизился к стулу Бориса, чтобы пожать ему руку, а затем жестом указал, что будет ждать у барной стойки. Мелвилл заметно расслабился, наверное, решил, что тяжелая артиллерия пришла на помощь именно ему. Две бутылочки воды и чашка кофе помогли ему продержаться до конца интервью, после чего Борис бодро порысил к туалету, чтобы снять напряжение. Мимоходом, он хлопнул Александра по плечу: — Пять минут, дружище. Закажи мне двойной скотч. Когда дверь в дальнем конце зала закрылась за Мелвиллом, головы девушек и босса повернулись в сторону Равика. Похоже, Борис был здесь единственным, кто не заметил его присутствия. Пришлось сунуть газету в карман и подойти к их столику. В последний раз он так смущался, когда Мелани, его дочь, с подругами обнаружили его дежурящим у входа в ночной клуб, где девчонки отмечали очередной день рождения. — Ну, и как вам наш будущий мэр? — Поинтересовался он у девушек. — Симпатяга, правда. — Довольно мерзявый, — сообщила Эбби, убирая в сумку блокнот и диктофон. — И весь скользкий какой-то. — Точно, — согласилась Кэти. — Такое впечатление, что соврет даже если спросить, как пройти в сортир. — После него так и хочется руки вымыть. — Ага, и продезинфицироваться. Снаружи и изнутри. — Хорошая идея, — заключил Равик. — Кстати, насчет дезинфекции. Здесь через два дома есть отличный паб. Называется «Полторы пинты». Девушки переглянулись: — Ну, что ж. Полторы так полторы. Нам хватит. Гловер проводил их долгим взглядом. Следующий час ему было суждено провести в обществе Бориса Мелвилла, неудивительно, что сейчас он чувствовал себя каторжником, прикованным к высокому барному стулу. — Выпьешь? — Спросил он подошедшего к стойке Густава. — Здесь? Не стоит. Пожалуй, пойду догоню девочек. — Предатель. — Зависть в голосе Александра прозвучала настолько искренне, что заставила Равика рассмеяться. — Не завидуй. Лучше побыстрей избавься от этого засранца и приходи в «Полторы пинты». Глава 17 С той самой минуты, когда Индеец вошел в паб, сел на лавку рядом с Кэти и приобнял ее за плечи, вопросов, куда она пойдет сегодня вечером, уже не возникало. Равик понятливо ухмыльнулся, а Эбби выпучила глаза и выразительно продемонстрировала, как возвращает на место отпавшую челюсть. Кэти вздохнула и пожала плечами, мол так уж получилось, ничего теперь не поделаешь. Больше объяснений не требовалось. Уже позже, лежа у него на руках, Кэти пробормотала: — Пожалуйста, скажи мне, что это временное помешательство, и скоро все пройдет. То, что они вдвоем вытворяли на протяжении часов трех, иначе, как сумасшествием назвать было нельзя. Секс со Стивом теперь казался ей не более грешным, чем пением псалмов в воскресной школе. Гловер наклонился, чтобы нежно коснуться губами влажных прядок на виске: — Могу только сказать, что приложу все усилия, чтобы оно не прекращалось как можно дольше. Последовало короткое молчание, затем тихий вздох: — Ладно. Ответ правильный. И все-таки было непонятно, как после этого жадного безумия, этой страсти на грани исступления, он сейчас мог укачивать ее на руках, словно ребенка. Снова его тихий голос: — Потому что ты тоже этого хочешь? — Потому что ты сказал правду. Честно говоря, сам он знать правду совсем не хотел, потому что эта самая правда была до крайности неприятна: с каждым днем он все больше прикипал к этой девушке почти в два раза моложе себя, такой жизнерадостной, красивой и независимой. Что будет с ней, если он найдет способ привязать ее к себе? Станет ли она такой же расчетливой, холодной и циничной, как он сам, как все его женщины за последние пятнадцать лет? А что будет с ним, если она его бросит? Однажды он это уже пережил, и вероятно, сможет пережить снова. В любом случае, при всех возможных потерях, игра стоила свеч. Он повернулся во сне и, почувствовав холод простыней под боком, внезапно проснулся и открыл глаза. Вторая половина кровати была пуста. Гловер откинул одеяло в сторону, встал с кровати и быстро натянул джинсы. К черту все эти рассуждения о разнице в возрасте и страхе перед будущем. Сейчас он должен был найти и вернуть ее, уложить в свою постель, закутать в одеяло и для верности прижать сверху ногой. Ее место было здесь, рядом с ним. Он оглянулся в поисках своей рубашки. Ни на полу, ни в кресле рубашки не обнаружилось. Она нашлась в гостиной. На Кэти. Обняв себя руками за плечи, девушка сидела на полу перед огромным, во всю стену, окном. Откуда-то тянуло холодком, и в сорочке Гловера было зябко, но уходить от простирающегося до самого горизонта моря огней не хотелось.