— Зол он, король твой. — На меня? — В том числе. И тревожен изрядно. — Отчего? — Не ведаю. Только до следующего полудня будешь с ним у повешенного. — У дерева? На котором Блохина покойного нашли? — Нет. Ну вот как это все понимать прикажете? Потому гадания провидицы Зары в расчет я принимать не собиралась. Платье я надела буднее, темно-зеленое, с воротником под горло. Приличное, но не особо удобное, карманов на нем не было, пришлось полезные чародейские артефакты прятать в дамскую сумочку. — Мундир Дунька почистит, — пообещала хозяйка, — попытается то есть. Воодушевленная этими словами, я освободила приказного Степанова из страстной девичьей осады (женит на себе его горничная, как пить дать), попросила у Губешкиной запасной ключ (неизвестно, насколько беседа с шефом затянется) и отправилась к начальству. Семен Аристархович ждал меня в моем кабинете, то есть в кабинете Волкова, то есть даже не Волкова, потому как Гриня официально приставом еще не являлся, а в бывшем блохинском. Как-то так. Вопросы владения шефа не волновали нисколько, обосновался он в помещении до того по-хозяйски, что даже сделал мне замечание, что-де вошла без стука. Я обиделась, но браво отрапортовала: — Надворный советник Попович по вашему приказанию прибыла! Крестовский отодвинул поднос с ужином, будто мое появление отшибло аппетит. Давилов, стоящий подле стола с видом услужливого официанта, посмотрел на меня укоризненно. — Позвольте доложить, — продолжала я, — о выполнении сыскарского задания… — Сядьте, — перебил Семен Аристархович и кивнул регистратору. — Евсей Харитонович, будьте любезны прибрать. — Чайку не желаете? — Давилов подхватил поднос. Вот ведь подхалим, раньше меня так обихаживал, а теперь на другой объект переключился. Крестовский чаю не пожелал, а меня о том даже не спросили. Дождавшись, пока за регистратором закроется дверь, шеф протянул ко мне через стол ладонь: — Оберег. А где же «здравствуй, милая», улыбка где, взгляд нежный? Дрожащими руками сняла я с шеи серебряную цепочку с подвеской-буковкой, положила на стол, пробормотала: — Думала, Эльдар в Крыжовень едет. — Ошиблась. — Шеф ткнул оберег кончиком пальца, будто дохлого жука. — Он пуст! — Чего? — Того, Попович. Когда мы виделись с вами на перроне столичного вокзала, ваша «ять» была заряжена полностью, я специально проверил, теперь же… — Он сжал кулон в ладони, прикрыл глаза. — Будто постоянно чародейские атаки отбивал. — Не было ничего такого. — Понятно, — сообщил Крестовский в пространство. Хорошо ему, мне-то понятно ничего не было. Что за ерунда? Ну ладно, положим, между нами с Семеном Аристарховичем все кончено. Ну, решил он чувства на более достойный предмет направить, бывает. На эту версию «вы» с «Попович» указывают. Но меня-то в известность поставить надобно? Посмотрев на шефа пытливо, я заметила испарину у него на лбу, видимо, немало сил на Волкова потратить пришлось. — Григорий Ильич в порядке? — спросила я осторожно. Ну правильно, отставку мне после дадут, не в приказе же личные дела обсуждать. Сейчас разговор деловой. — Кто? — распахнул Семен свои сапфировые очи. — Ах, Чарльз Гордон уездного разлива, господин Волков. Разумеется, в порядке, хороводится с великими островными чародеями, в сонных пределах находясь. И дней семь еще там находиться будет. — Перфектно… — Я запнулась, потому что мое паразитное слово шефа не радовало. — Он хороший парень, Волков этот, и добрый сыскарь, не хотелось бы… И снова запнулась, подвесив окончание фразы, голос дрожал, реветь хотелось. Экая ты, Крестовский, дрянь. Неужели трудно было со мною как-то мягче порвать? Хотя бы письмом. Чтоб у меня чуточку времени на страдания осталось. Я ведь не железная и сразу про несколько вещей думать не могу. — Хороший? — Семен протянул мне цепочку. — Ну-ну… Наши пальцы соприкоснулись, когда я брала с его ладони оберег, привычная искорка пробежала под кожей к локтю. Спокойно, Геля, дыши. Забудь обо всем, отпусти, с самого начала понятно было, что не сладится у вас. Ты женщина современных взглядов, сильная и независимая, а он… Он это он. Твой начальник. И хороший, кстати, начальник, лучший из возможных. Поэтому страдать ты после будешь, в одиночестве. Сейчас честь мундира блюди. Медленно вернула я цепочку на шею, спрятала ее за воротом, расслабленно опустила руки на колени. — Думаю, про господина Волкова вам уже приказные все рассказать успели. Крестовский кивнул, указывая на картонную папку: — Рассказать и показать. — Тогда я, с вашего позволения, повторяться не буду. — Голос уже не дрожал, только смотреть я старалась не на собеседника, а чуть в сторону. — Приступлю непосредственно к делу, за которым вы меня в этот город направили. Блохин Степан Фомич, покойный пристав… Рапорт длился минут двадцать. Подробно изложив все свои предположения и перечислив действия, я двигалась от события к событию. Шеф слушал внимательно, не перебивал, ему, в отличие от меня, записывать для памяти не требовалось. Закончив, я налила из графина воды в стакан и осушила его до донышка. — Понятно… Я повторила манипуляции. Подождав, пока я отставлю посуду, Семен спросил с фальшивым дружелюбием: — Стало быть, по факту у нас в приказе находится арестованная ониумщица, обвиняемая в убийстве госпожи Чиковой, и тело супруга последней? — Именно. Мишкина в этом убийстве призналась, и как только будет возможно продолжить допросы, убийство Блохина… — А Чиков? — Что Чиков? — Его застрелил некий мальчишка по фамилии Степанов из вашего револьвера? — Да. Смысл его вопросов от меня ускользал, потому что буквально пару минут назад я это все другими словами уже излагала. Застрелил в целях самообороны, сам о том пока не знает. И никто не знает, кроме меня, Волкова и приказного извозчика, который тело в морг отвез. Ноздри Семена Аристарховича гневно раздувались, а глаза метали молнии, я даже о страданиях в испуге позабыла. — То есть… — начал шеф едко, но тут в дверь постучали, и он громко велел: — Войдите! — Ваше превосходительство, — Давилов посторонился, впуская посетителя, — тут к ее высокоблагородию… — Евангелина Романовна! — возник на пороге адвокат Хрущ. — Доброго вечерочка. Цепкий его взгляд метнулся от меня к Семену. — Невыразимо счастлив лицезреть, так сказать, воочию великого чародея. — Он поклонился. — Наслышан, наслышан. Весь Крыжовень новостями бурлит. Андрон Ипатьевич Хрущ, так сказать, адвокат, к услугам вашего превосходительства. Крестовский кивнул и посмотрел на меня со значением, я привычно подхватила мяч. — Присаживайтесь, — предложила гостю, указывая на свободное кресло. — Здравствуйте, драгоценный Андрон Ипатьевич. В каком качестве визитируете? Защитником убийцы или распорядителем похорон? Посетитель поправил траурную повязку у локтя. — Поверенным в делах господина Бобруйского, о покраже заявить явился. — Что похищено? Когда? Кем? — изобразила я деловитость. Адвокат сел вполоборота к столу, на колени его легла кожаная папка. — Из конторского сейфа моего клиента деньги пропали. Сто тысяч рублей ассигнациями. Когда, он не знает, с вересня в тот сейф не заглядывали, а нынче… — Он достал из папки стопочку бумаг. — Номера банковских билетов переписаны. Я посмотрела на стопку. Адвокат продолжал: — Подозревается в хищении господин Чиков Сергей Павлович. Крестовский хмыкнул, я похолодела. Только что купец Бобруйский меня переиграл, даже напрягаться не пришлось. О смерти Чикова никто пока не знает, то есть кроме меня, Волкова, приказного извозчика и теперь шефа. Да и узнают, покойник оправдаться не сможет. Номера билетов банковских я, разумеется, сверю, но они сойдутся, к гадалке не ходи. И все, и концы в воду, ниточка, связывающая купца — заказчика убийства с исполнителями оборвалась. Хрущ поглядывал горделиво, вытягивал шею, будто гриф-падальщик из школьного учебника. — Пропал наш Сереженька со всеми деньгами. Вы уж, господа хорошие, непременно злодея арестуйте.