Похоже, Райма тоже поняла природу его происхождения, поскольку сразу засуетилась: — Волосы пока лучше не поднимайте, сьера, и воротник на платье поправляйте. Сьеру Гарду лучше этого не видеть! А эта Теолла не так невинна, как кажется... Конечно, тот, у кого она была в плену, Фаррет, кажется, мог ее принуждать, действовать насильно, поэтому не стоит делать скоропостижных выводов. В конце концов, это всего лишь засос... А вот Гарду его действительно лучше не показывать, мало ли как женишок взбрыкнет. — Ваш ужин, — дверь бесцеремонно отварилась, и в комнату вошла пышногрудая девица с растрепанной рыжей косой. Судя по тому, что она с хозяином была практически одно лицо, девица являлась ему близкой родственницей. Она прошла к столу и плюхнула на него поднос. — Тарелки потом сами снесете вниз. — Знала бы, кому она грубит, — тихо пробормотала Райма и сняла салфетку с одной из тарелок. Под ней оказалась половина буханки белого хлеба. Рядом, в миске, какая-то густая похлебка, а напиток в кувшине по запаху и цвету напоминал квас. Райма поморщилась, я же с жадностью накинулась на еду. Во время дороги мы перекусили лишь раз, почти на ходу, совсем небольшим куском хлеба и сыра, конфискованными, по-видимому, все у той же престарелой пары, в доме которой я очнулась. Вкуса почти не чувствовала, от голода еду просто заглатывала, Райма же при этом посматривала на меня с удивлением и долей осуждения, потом же до меня долетела фраза, которую она произнесла себе под нос: — Испортили дитя эти южане... Ранее я собиралась сходить к Гарду за обещанным рассказом о прошлом Теоллы, но теперь, после сытного ужина, у меня начали слипаться глаза. Ладно, поговорю завтра, тем более, утро вечера мудренее. Но стоило мне приложить голову к подушке и закрыть глаза — и я тотчас оказалась на крыльце своего подъезда. Тот же серый промозглый ноябрьский день, моросит дождь, порывистый ветер треплет волосы. Сон? Или все же явь? Только не говорите, что я вернулась назад... Между тем я снова дрожащими пальцами прикладываю чип к домофону. Меня разрывают противоречивые чувства: сомнение, страх и надежда, что мои подозрения окажутся ложными. Залетаю в подъезд, взбегаю по лестнице... Лифт, как назло, едет с самого верхнего этажа, и я сгораю от нетерпения. Наконец двери открываются, я вхожу в него, едва не сбив с ног соседа. Каким-то чудом мне удается сразу нажать на свой этаж, хотя руки все так же колотятся. У двери своей квартиры пытаюсь успокоиться, выровнять дыхание. Вставляю ключ в замок, открываю тихо... Захожу. И тут же земля уплывает из-под ног: дверь в спальню закрыта, но сквозь дымчатое стекло вижу, как там движутся силуэты, слышу скрип кровати и характерные вздохи. Мой взгляд падает на вешалку: дорогое кашемировое пальто моего мужа и простенькая курточка с искусственным мехом ее, Тани. Вдобавок, сделав шаг, спотыкаюсь о ее ботинки на толстом каблуке. Давно собираюсь ей сказать, чтобы прекратила ходить на таком высоченном каблуке, в ее положении это может быть опасно. Заставляю себя идти дальше. Открываю дверь в свою спальню, и на глаза набегают слезы. Значит, все правда... Муж и Танечка, моя последняя надежда испытать счастье материнства, меня не замечают, продолжая самозабвенно трахаться. Да, именно трахаться. Потому что «заниматься любовью» в их адрес даже язык не повернется произнести. Таня, закатив глаза и откинув голову назад, скачет на муже, как наездница, а тот мнет ее бедра, готовый вот-вот кончить. Мне же невольно бросается в глаза Танечкин животик, который уже начал округляться. Четырнадцать недель и два дня — я знаю ее срок точно, едва ли не до часов. — Хватит! — мой окрик не дает им достичь пика, обрывает кайф за секунду «до». Можно даже позлорадствовать, но меня обуревают иные чувства, куда более сильные. Не приносит удовлетворения и вспыхнувший испуг в глазах обоих. Таня резво спрыгивает с мужа, а он уже взял себя в руки, встает медленно, обматывается простыней вокруг бедер и смотрит при этом на меня с вызовом. — Как ты мог опуститься до такого? — мой голос дрожит. Муж лишь равнодушно пожимает плечами. И именно это равнодушие ранит сильнее всего. — Она же... Она же носит нашего ребенка! — Моего ребенка, — жестко повторяет муж. — От тебя там ничего нет. Только подпись в договоре о суррогатном материнстве. Ты бесполезна. Даже неспособна воспроизводить яйцеклетки. Я начинаю задыхаться. От обиды и боли. И это говорит мне муж? Мой муж? С которым я прожила двенадцать лет? Да, я теперь бесплодна, стерильна, но он ведь знает... Знает почему! Ведь он сам в начале нашего брака заставлял меня дважды сделать аборт, мол, не готов, слишком молод. Только потом, когда стал «готов», не могла уже я: вначале выкидыш за выкидышем, потом годы гормональной терапии, попытки ЭКО. И конечный приговор: полное бесплодие. Ребенка из детдома муж не захотел брать категорически, сошлись на суррогатном материнстве, где донорами клеток является он сам и женщина, которая вынашивает ребенка. — Это наш с Денисом малыш, — пищит из-за спины Танечка. А ведь казалась такой хорошей девочкой, пусть и имела в свои неполных двадцать три положенных для суррогатной матери двух детей. С ее слов, их бросил муж, оставил без средств существования, вот и решила пойти на такой деликатный договор с нами. — Именно, — подтверждает это безумство мой муж. — Теперь это наш с Таней ребенок. Генетически наш. Извини, Наташ, но мы любим друг друга. И хотим воспитывать нашего ребенка вместе. Так для него будет лучше. Завтра я подам на развод, а ты откажешься от прав на ребенка. Впрочем, ты и так не имеешь на него прав. Я не могу этого больше слышать, пячусь назад, только головой мотаю как безумная. Хочется расцарапать ему лицо, кричать, причинить ему такую же боль, какую сейчас испытываю я, но вместо этого выбегаю из квартиры, не оглядываясь. Лифт не вызываю. Слезы уже льют градом, а я несусь по лестнице, перескакивая через ступени. Сажусь в машину как в единственный островок спокойствия, но в этот момент раздается телефонный звонок. Я выхватываю его, думая, что это муж, но оказывается — мама. — Он бросил меня, — минуя приветствие, реву ей в трубку. — Денис бросил меня. А она добивает меня, тяжело вздыхая: — Этого и следовало ожидать. Мужикам не нужны порченые жены. Никогда не могла понять, почему мама всегда была на стороне моего мужа. Меня же она, кажется, вовсе не считала за человека. Я отбрасываю телефон в сторону, завожу машину и нажимаю на газ. Быстро оказываюсь за городом, слезы застилают глаза, а я все сильнее жму на педаль... Резкий свет фар слегка отрезвляет, но я не успеваю увернуться. А потом думаю: это и к лучшему... К лучшему. Вокруг меня снова тьма и безмолвие. Затем словно из ниоткуда выступает девушка. Я узнаю ее. Это же... Это же... — Теолла? — произношу я удивленно. Да, это именно она. Та самая, в чьем теле я сейчас нахожусь. Она не отвечает, только кивает. А после шепчет: — Отомсти за меня... — Кому? — я теряюсь. — Ты поймешь... Отомсти за меня, — шепчут ее бледные губы. — А ты? Ты сама? — Я уже не могу, — и она робко улыбается. — Почему я в твоем теле? — мне хочется задать ей столько вопросов, но мысли путаются. — Так получилось. Но это и к лучшему, — шелестит она. — А я? Я умерла? Она не отвечает, но по ее взгляду понимаю — да. — Отомсти за меня... — снова просит Теолла. А я, вспомнив свою кончину и предательство мужа, в сердцах отвечаю: — А кто отомстит за меня? — Возмездие их настигнет, — Теолла улыбается, и я верю ей. На душе становится легче и светлей. — Хорошо, — киваю уже я. — Я постараюсь отомстить за тебя. Но хоть намекни кому... — Поймешь сама... — гнет она свое. — Отомсти... — ее образ начинает растворяться в воздухе. — И будь счастлива... За себя... И за меня... — последние слова она произносит на выдохе. И исчезает. Глава 4 Я очнулась в холодном поту и еще несколько минут приходила в себя, пытаясь понять, где нахожусь. Все тот же гостиничный номер. И Райма на диване похрапывает. Мне вспомнился мой сон, сразу первая его часть. Где я вновь пережила последние и самые ужасные часы своей жизни. Своей прошлой жизни. Так и осталось непонятным, почему я оказалась здесь, в чужом теле, Теолла не захотела отвечать. Зато я знаю, что больше не вернусь в свой мир, свою реальность, как и не вернется в свой Теолла. Она тоже умерла, но от нее осталась оболочка, тело, которое теперь принадлежит мне. Как так вышло? И почему Теолла тоже умерла? Ведь ни у кого из ее окружения даже таких подозрений не возникало. Господи, сколько же загадок и тайн... И всех их мне, похоже, придется разгадать прежде... Прежде чем меня снова попытаются убить. «Почему убить? Может, смерть Теоллы была случайной?» — одернула себя я. Однако внутреннее чутье подсказывало, что это не так. Иначе Теолла не просила бы отомстить за нее. Я протяжно вздохнула. И почему я дала ей это обещание? Вдруг не сдержу его? Вдруг не получится отомстить? Если я даже не знаю, кому и зачем. И мне страшно. Да, страшно, потому что мне не знакомы законы этого мира, неизвестно, насколько жесток враг Теоллы. Да и я сама по натуре не кровожадна... Конечно, отомстить можно и не физически, моральное уничтожение порой куда более суровое наказание... Но все равно. Боязно. Тем не менее, я буду стараться. Попробую найти врага и выполнить обещание... Я постараюсь, Теолла, постараюсь... С этим мыслями я снова провалилась в сон, и на этот раз мне больше ничего не снилось. Открыла глаза, когда начало светать. Раймы в комнате не было, и это несколько обеспокоило меня. Может, за завтраком пошла? Женщина вскоре вернулась, однако не с едой, а каким-то свертком. — О, вы уже проснулись, сьера, — произнесла она. — Это хорошо. Сьер Гард сказал, что скоро выдвигаемся. А я вам новое платье принесла, Риху удалось раздобыть для вас. — Платье? — оживилась я. — А белье? Нательное? — Белье? — Райма замялась. — Ну да. Вы же носите что-то под юбкой? — осторожно уточнила я. Вдруг у них тут нет нижнего белья? Слава богу, ошиблась. — Ношу, конечно, — Райма покраснела, приподняла подол до колена, и я смогла разглядеть край панталон. Вид и фасон их, конечно, не обрадовали, но сейчас я была бы не против надеть и такое. — Простите, сьера, — продолжила Райма виновато. — Но вы бежали от Фаррета без исподнего, а новое мы вам пока не нашли. Не ношенное же вам предлагать. Рих вот нашел для вас платье и новые туфли, а белье не осмелился купить. Вы ведь сьера... Он не может для вас выбирать исподнее. — Ладно, — вздохнула я, понимая, что если сама не займусь этим вопросом, то еще долго буду ходить без белья. — Сможешь для меня найти иголку и нитку? — полагаю, эти предметы должны быть в здешнем мире. — Смогу, — Райма посмотрела на меня настороженно. — А ткань? Можно простыню, старую, но главное, чистую. — Попробую, сьера, — Райма, продолжая коситься на меня с подозрением, направилась к выходу. Пока она отсутствовала, я развернула сверток. Новое платье было темно-синим, из плотной ткани, похожей на бархат, с длинными рукавами, воротником-стоечкой и довольно пышной юбкой. Хорошо, что без корсета и кринолина. Как вспомню свое свадебное платье со всеми этими атрибутами, так вздрогну. Не хотелось бы повторения тех мучений, да еще и изо дня в день. Туфли тоже были удобней тех, в которых ходила до сих пор: из мягкой кожи, на небольшом каблучке. Каблук был как раз нелишним: Теолла, как я уже успела заметить, была ниже меня, на полголовы точно. Райма вернулась со всем, что я заказывала. — За эту драную простыню пришлось заплатить десять гильденов! — возмущенно произнесла она. — Бессовестные скупердяи! — Спасибо, — я забрала у нее простынь, которая, и вправду, была вся на дырках. Но хоть чистая, и то радость.