С этими словами Армитидж развернул голову и убрал волосы, прикрывавшие вмонтированные в левый висок компьютерные разъёмы. – Вот так они и выглядят, – усмехнулся он. – А ты, Настя, чем занимаешься? – Я студентка в МГУ, – ответила девушка. – Будущая журналистка. – И сейчас ты скажешь, что будешь брать у меня интервью для практики, – Армитидж рассмеялся и завёл двигатель. – Ладно, поехали, куда там тебе надо. – В лес Блум. Я сама покажу дорогу, – кивнула Настя. Шелестя шинами по мокрому асфальту, бледно-серый «Делориан» отъехал от небоскрёба и, повернув в сторону одной из центральных улиц города, освещённой яркими фонарями, устремился вдаль, к южной окраине Нео-Норильска. Мимо неслись небоскрёбы и автобусные остановки, сменившиеся затем длинными и высокими жилыми домами, продолжавшимися ещё несколько кварталов. Вдали прогрохотало надземное метро, на дороге попадались редкие машины. Из магнитолы играла старая и меланхоличная песня, будто напоминающая Армитиджу о временах, когда жизнь была проще, когда чувства были легальны и люди умели любить – о временах, которые он знал в лучшем случае по старым фильмам и не менее старым видеоиграм, по книгам и песням. Вскоре город кончился, и трасса побежала вдоль усеянных вереском равнин. Краем уха клавишник услышал, как Настя, будто убаюканная мягким гулом двигателя, подпевает играющей в машине песне: «Ночь, ночь, ночь, полуночный вояж… Мы несёмся с тобой по дороге ночной…». Армитидж вздохнул. Не столько от усталости, сколько от того, насколько эта песня цепляет его за душу. Будто в приступе фантомной ностальгии, Армитидж представил, как он, будучи подростком, едет вдоль ночных улиц на велосипеде, слушая эту песню на кассете. Ему хотелось вернуться в детство – но не в своё, а в прошлое его родителей или даже их родителей, которого он, рождённый в 2037 году, увы, не застал… Из размышлений его вырвал голос Насти. – Приехали, – звонко сказала она. Армитидж вдавил педаль тормоза в пол, и машина остановилась. Настя открыла дверцу и отстегнулась, но выходить не спешила. – Поезд дальше не идёт, – смеясь, отозвался рокер. – Просьба покинуть транспорт. – Подожди, – остановила его девушка, открыв рюкзак, из которого она извлекла бумажный свёрток. – Вот, держи. Я хочу подарить тебе кое-что. Я знаю, тебе фанаты часто что-то дарят, поэтому возьми этот небольшой сувенир. Это когда-то принадлежало моей бабушке, а потом она отдала её мне. – Спасибо, – отстранённо проговорил Армитидж, разворачивая бумажную упаковку, в которую была завёрнута небольших размеров книга. – Тогда я пойду. Пока, Армитидж! Спасибо, что подвёз! – крикнула Настя на прощанье и пошла в сторону леса. Армитидж осмотрел подарок. Небольшая и тонкая книжка в твёрдом чёрно-белом переплёте сейчас лежала у него в руках. На чёрном фоне в верхней части обложки красовались белые буквы: «Александр Полярный. МЯТНАЯ СКАЗКА». С минуту Армитидж, ничего не понимая, пялился вдаль, после чего открыл книгу и, развернув страницами вниз, пролистал. Ничего внутри не лежало – ни записок, ни ещё какой мелочёвки. Перевернув книгу, рокер вновь пролистал её, пока на титульной странице не увидел написанное синей ручкой послание: «Прочти её, когда сможешь. Нео-Норильск, 6 авг. 2077». Убрав подарок в рюкзак, кинутый на заднее сиденье, Армитидж развернул машину и направился обратно в город. 4. Тлеющие ветви, кровавый асфальт Рано или поздно обнаруживаешь, что Леди Удача – обыкновенная проститутка, а у тебя закончились наличные. – Макс Пэйн Рёв мотора за спиной Насти отдалился и вскоре затих вовсе, и девушка осталась одна в окружении светящихся деревьев. Нежный свет луны ниспадал на опушку, залитую мягким голубым сиянием кедров. Когда-то, семнадцать лет назад, в паре сотен километров отсюда здесь подорвали себя последователи культа Зубастой Богини, и долетевшая из эпицентра термоядерного взрыва радиация сделала деревья светящимися в ночи. Настя любила приходить сюда летними ночами, гулять по волшебно сияющему пролеску и мечтать о высоком. Хотя находиться долго здесь было ещё нельзя, Настя не обращала на предупреждения внимание – при ней всегда был запас радиопротекторов и таблеток для ускоренного выведения радиации из организма. Вот и сейчас она, подняв глаза к небу, брела знакомой тропкой на поляну вереска. В голубоватом сиянии облучённых берёз нежные розовые цветы вереска особенно очаровывали её взор. Именно из-за особенностей этой лесополосы Настя и прозвала её Лесом Блум. Радиоактивное свечение деревьев успокаивало мятущуюся душу Насти, умом понимавшей свою дефектную сущность. Но волновало её не только это. Она всё ещё не понимала, почему некоторые – она сама, её одногруппница Алина, даже Армитидж – всё ещё испытывают эмоции и чувства. Неужто она и правда поражена фелицитарным синдромом, который ещё не диагностировали? Или ей так в мозг даёт местная радиация? Настя приняла радиопротектор. Стало немного легче, и она, всё в таком же экзистенциальном смятении, села на землю и достала свой верный блокнот, принявшись рисовать. Её ручка уверенно скользила по листу дорогой кремовой бумаги, оставляя штрих за штрихом; луна подсвечивала лист, будто настольная лампа, а окружающие светящиеся деревья поддерживали атмосферу мистерии. Настя была окрылена вдохновением, упивалась им, рисуя – и рисунок её в волшебном радиоактивном свете деревьев будто наделялся какой-то своей особой магией. Конечно, этой магией вполне могло быть и проникающее в бумагу излучение, остававшееся здесь и семнадцать лет спустя после самоподрыва членов культа Зубастой Богини, но находиться здесь уже было не так опасно. Настя встала и, развернув листок рисунком кверху, подставила его под лунный свет. В бледном сиянии луны она, опьянённая вдохновением, любовалась портретом Армитиджа, грустно улыбавшегося со сцены… Армитидж въехал в город. Ночной Нео-Норильск, уже смоченный недавним ливнем, вновь встречал рокера своими неоновыми огнями и бьющим в нос петрикором. Медленно ехал его белый «Делориан» по проспекту, прежде чем свернуть направо, на улицу Некрасова. Там, во дворах этого спального района, среди множества сохранившихся ещё с прошлого века «хрущёвок», стояла небольшая мини-гостиница «Полюс» - четырёхэтажное здание в стиле минимализм, построенное ещё в начале 2010-х; и в этой самой гостинице Армитидж и снимал номер на время концерта. Знал бы он, что добраться до гостиницы этой ночью ему будет не суждено… Едва музыкант вышел из машины, его тут же обступили трое крепких азиатских молодчиков с татуировками драконов на шеях. Это были представители якудзы – японской мафии, недавно оккупировавшей соседний район. Все трое были одеты в чёрно-красные кожанки, на поясах в свете фар и фонарей угрожающе поблескивали цепи – местная нео-норильская якудза использовала их как оружие. – Вам чего надо, парни? – испуганно спросил Армитидж, увидев, как его осматривает самый крупный из парней. Очевидно, он был среди всей троицы главным – он единственный носил на голове красную повязку с белым узором и латунный кастет. – Ты не из наших, парень, – зловещим тоном ответил японец. – Ты заехал на чужой район, и тебе тут не рады. Мы не любим чужаков. – Ну вообще-то я тут номер в отеле снимаю, – так же спокойно, не теряя самообладания, парировал артист. – Если вам не нравится, то завтра меня уже здесь не будет. Другой якудза, с выбритой налысо головой, ходил кругами вокруг машины Армитиджа, хищно осматривая её – как удав смотрит на кролика. – Классная тачка\», – сказал он. – Теперь она наша. – Это почему ещё? – спросил Армитидж с вызовом. – Ну смотри: ты у нас на районе, так? Так. Это наша дань за то, чтобы ты мог спокойно тут оставаться. Сечёшь? – А по-другому дань брать не можете? Может, вам денег дать? – Денег нам не надо, у нас их и так хватает, – ответил главарь. – Давай тачку, и мы не тронем тебя. – Ага, щас! А на чём мне в Красноярск ехать? – огрызнулся артист. – Да пошёл ты! Якудза, только что получивший такой резкий ответ, нахмурился и вынул из кармана кастет, тут же надев его на кулак. – Не нравишься ты нам, гайдзин, не нравишься, – произнёс он. – У нас за такое и поплатиться можно. – Сказав это, бритоголовый размахнулся, порываясь ударить Армитиджа в челюсть, как тот перехватил и вывернул его руку, ударив якудза коленом в локоть. Бандит заверещал от боли, а Армитидж лишь отвернул рукава куртки и слегка тряхнул руками. Тотчас же из его локтей с тихим свистом выскочили длинные, блестящие в свете аргоновых ламп, клинки. Бритоголовый, корчась от боли и придерживая руку, замер; глаза его округлились, и он в ужасе сделал шаг назад. – Какого… – слова застряли у него в горле. – Парни! Бей его! – крикнул он, но два его товарища всё ещё стояли, будто громом поражённые. А над ними вовсю грохотал гром – гром реальный, неметафорический. Бандиты схватились за оружие, но сделать ничего не успели. Лишь один якудза, с руками, покрытыми до плеч татуировками в виде драконов и ёкай – японских духов – успел выхватить револьвер и выстрелить, но промахнулся, и в следующий же миг лишился пистолета вместе с частью правой руки. – Ах ты ж ублюдок! – заорал он, прижимая кровоточащий обрубок руки к телу и обматывая культю кожаной жилеткой, пока его друзья погибали. Раскидав двух других якудза по сторонам, рокер направился к лишённому руки бандиту и, подняв его на ноги, держа за ворот, прошипел: – Скажешь своему боссу, что больше он дани с гайдзинов не получит. – Ты ещё ответишь за это, – хрипло ответил тот. – И тебе не поможет удача. Армитидж выпустил раненого, и тот упал на землю, будто мешок картошки. А через минуту сцену побоища уже окружали такие же якудза – в кожаных жилетках и красных повязках на головах. Всего их было девятеро, и артист уже мысленно готовился биться насмерть, как из тени прямо к кругу подошёл человек примерно его возраста в дорогом красном костюме, расшитом золотым узором в японском стиле. На нём были сверкающие в лучах фонарей зеркальные солнечные очки, лицо его украшала бородка, на поясе в ножнах висела катана. Это, вне всякого сомнения, и был босс – и Армитидж, ещё недавно разогнанный адреналином и яростью битвы понял: это серьёзный человек. Босс вошёл внутрь круга и расчехлил катану. – Ты, – указал он мечом на Армитиджа, – ты убил моих мальчиков! – Ну да, это я, – спокойно и хладнокровно ответил он. – После того, как они попытались отжать мою тачку! – Они всего лишь хотели собрать дань – за то, что ты находишься на нашей территории. – Я им предлагал денег, но эти чертилы, – Армитидж кивнул на трупы недавно порубленных им якудза, – сказали: нет, мол, мы хотим твою тачку. – Они малость перегнули, – выдохнул босс. – Обычно денег им достаточно, но даже я понимаю, что их наглость перешла все возможные пределы, установленные нашим кодексом. Тем не менее, это не отменяет твоего наказания, – продолжил мужчина в красном. – Тебе предстоит смертельная гонка. Ты – на своей машине – против девяти моих мальчиков на мотоциклах. До рассвета нужно успеть доехать до восточной окраины города и вернуться сюда. Если ты не успеешь вернуться с первыми лучами солнца – ты умрёшь. Чуть замедлишься – и ты умрёшь. Позволишь хоть одному из мотоциклистов обогнать тебя – и ты умрёшь. Попадёшься полиции или корпоративной охране «Арасаки» – и ты тоже умрёшь. Усёк? Армитидж кивнул. – Усёк, – ответил он. – Стартуем отсюда же? – Да, – ответил босс. – Ах, где мои манеры? Меня зовут Такеши Хирагава. А тебя? – Армитидж. Просто Армитидж. – А, понятно. Гайдзин вдвойне, – выдохнул Такеши. – Что ж, стартуем от этого двора через тридцать секунд. Парни! – крикнул главарь окружившим их бандитам, – по коням! Да начнётся гонка! 5. Совет В высоком круглом кабинете, белизна стен которого могла бы соперничать со снежными шапками Джомолунгмы, в эту ночь заседали. Шестнадцать человек в дорогих чёрных костюмах, держа в руках по дипломату, сели в кожаные кресла вокруг расположившегося по центру кабинета круглого стола. Кресла действительно были кожаными – никакого дерматина или другого кожзаменителя при их обивке не использовалось, ибо изготовлены эти кресла были для заседания на наивысшем уровне – в Совете директоров «Три-Оптимум». В него входили шестнадцать человек, и это были наиболее влиятельные и богатые люди, каких знали на подконтрольных этой корпорации территориях. Богатейшие мужи и жены собирались в этом круглом кабинете в башне в Нью-Йорке – или, вернее, в городе, от Нью-Йорка оставшемся – раз в квартал, когда приходило время обсуждать квартальные отчёты и фиксировать прибыли корпорации. Все шестнадцать из них знали: если квартальные отчёты не дадут оптимистичных прогнозов инвесторам, репутация компании может очень сильно пострадать. Каждый из шестнадцати директоров отвечал за то или иное направление развития корпорации, и у каждого из них находилось в подчинении несколько десятков тысяч людей. Военной отраслью заведовал Маркус Прайс. Он же руководил и частной военной компанией «Блэксэнд Милитари Солюшенс», приобретённой в 2066 году. «Блэксэнд» занималась охраной корпоративной собственности и сотрудников, а также была частной армией «Три-Оптимум». Эти цепные псы корпорации, как их называли, с момента своего вхождения в её состав, неоднократно принимали участие и в корпоративных войнах, занимаясь истреблением конкурентов из «Арасаки» и «ВерсаЛайф», и в рейдах на убежища преступников и наркопритоны – они исполняли и роль частной полиции. У них было всё, что нужно для ведения корпоративных войн – подготовленные бойцы, лучшая наземная и воздушная техника, плавучие базы в Атлантическом океане, а в головном офисе в Нью-Йорке располагался даже командный пульт управления орбитальным и термоядерным оружием. Конечно, оснащение арасаковской армии превосходило таковое у «Блэксэнд» – но силы, так или иначе, были равны, и уже пять лет они не сталкивались друг с другом, по крайней мере после уничтожения дата-центра в Осло. За ветвь социально-ориентированных проектов же отвечала другая из шестнадцати директоров – Хината Такемура. Рождённая в Нео-Токио, Хината-сан, как её называли в компании, всегда стремилась думать не только и не столько о максимизации прибыли «Три-Оптимум», сколько о людях, в которых она инвестирует и о тех, кто трудится в корпорации. Хината была выходцем из семьи сарариманов, но получила хорошее образование – естественно, под патронажем родной корпорации, которая затем дала ей возможность не только заработать состояние, но и войти в совет директоров, наградив за долгую и верную службу пакетом с пятью процентами голосующих акций. В числе проектов, которые вела госпожа Такемура, были в том числе и Московский государственный университет. В 2056 году, спустя три года после Первой корпоративной войны, почти полностью уничтожившей «ВерсаЛайф», МГУ имени Ломоносова, сохранивший своё название, перешёл полностью под контроль «Три-Оптимум», а Такемура стала его ректором – первой в истории университета женщиной, занявшей этот без преувеличения высокий пост. Председателем совета директоров был сравнительно молодой человек – тридцатиоднолетний Спенсер О'Брайан. Этот молодой человек руководил медиапроектами мегакорпорации: под его крылом находились телеканалы и стриминговые площадки, музыкальные лейблы, студии разработки видеоигр, киностудии и книгоиздательства, журналы и прочие медиаплатформы. На одном из лейблов, принадлежащих корпорации, записывался и Армитидж. Выпускник Оксфорда, Спенсер уже в двадцать восемь лет занимал пост генерального директора, а потому был предметом обожания всех девушек в окружении. Ещё бы – стать самым молодым гендиректором второй по величине корпорации! Когда все шестнадцать директоров заняли свои места за круглым столом, Спенсер О'Брайан встал и, поправив чёрный галстук, органично дополнявший его зелёную, будто трава, рубашку, произнёс: – Начинаем наше заседание. Председательствовать, как и прежде, буду я, Его Высочество Генеральный директор транснациональной корпорации «Три-Оптимум» Спенсер О'Брайан. Заседание объявляется открытым.